Популярная история евреев

Богослов из одной вавилонской академии, живший и писавший в Египте незадолго до Маймонида, так описывал иерархию обучения. Простые грамотные евреи изучали пять книг Моисея и молитвенник, где содержался также материал по Устному Закону, Шабату и праздникам. Богословы кроме того должны были освоить остальную Библию, а также «таинства» и систему законов. Доктора знали все это, плюс Мишну, Талмуд и комментарии. Богослов мог провести богослужение, написать эпистолу с комментариями и выполнить обязанности помощника судьи. Но только доктор с титулом члена Академии понимал источники Закона и литературу, их объясняющую, и мог вынести по-настоящему ученое суждение.

Академия состояла из докторов и старших богословов. В Вавилонии ее правящий триумвират включал в себя гаона, председателя суда, который выполнял функции его заместителя, и секретаря, который вел запись решений. Члены академии сидели лицом к гаону, в семь рядов. В каждом ряду было десять мест, и самый видный богослов в ряду назывался рош га-седер – глава ряда. У каждого члена Академии было свое место, которое первоначально определялось его происхождением. Его, однако, можно было продвинуть или «задвинуть» в зависимости от того, как он функционирует; соответственно менялась и его стипендия. Для большинства из них, впрочем, принадлежность к Академии не являлась единственным источником дохода. Они могли служить чиновниками общины или зарабатывать ремеслом и торговлей. Общее собрание академии происходило дважды в году и длилось по месяцу в конце лета и в конце зимы. Пленарное заседание, или калла, которое проводилось ранней весной, обсуждало и выносило решения по вопросам, поступавшим из-за границы, так чтобы ответы на них можно было передать через торговцев, разъезжавшихся сразу же после Пасхи. Оба пленарных заседания включали в себя учебные мероприятия, в ходе которых лично гаон занимался толкованием глав Талмуда перед аудиторией из 2000 сидящих на корточках студентов, причем его переводчик, или тургеман (слово, от которого произошел существующий до сих пор термин «драгоман»), выполнял функции громкоговорителя. Существовали различные категории учителей. Самая низшая из них, «повторители», были зачастую незрячими от рождения; они заучивали наизусть огромные выдержки из рукописей и воспроизводили их с точнейшим соблюдением интонаций, пауз и ударений. В случае какихлибо сомнений доктор мог пригласить такого повторителя, чтобы он заведомо точно продекламировал спорный текст. Значительная часть такого заучивания проводилась коллективно, шумным хором. Таким же методом, кстати, еще поколение тому назад пользовались в мусульманских университетах, например, в каирском университете аль-Азхар. До недавнего времени и еврейские школьники в Марокко могли наизусть прочесть длинные куски юридических текстов на смеси иврита и арамейского языка; даже сегодня у йеменских евреев существует традиция зубрежки, позволяющая им точно воспроизводить все интонации древних текстов – искусство, давно утраченное европейскими евреями.

Вавилонские академии с их выстроенными по наследуемому ранжиру шеренгами судей впитали многое из атмосферы и подобострастного церемониала восточного двора. Они получали указания от экзиларха, который фактически был исполнительным руководителем академий. Еврейский летописец Иосиф бен Исаак Самбари (1640—1703 гг.), цитируя предания Х века, так описывает наши:

«Он обладает огромной властью над всеми еврейскими общинами, опираясь на авторитет Главы Верных. И евреи, и неевреи приветствуют его стоя. Тот, кто не встанет перед ним, получит сто ударов, ибо так приказал халиф. Когда бы он не следовал на встречу с халифом, его сопровождают еврейские и мусульманские всадники, которые едут впереди с криком: «Дорогу нашему господину, сыну Давида!» Он также едет верхом. На нем – вышитый шелковый халат и большой тюрбан, с которого ниспадает белый шарф с цепью. Когда он подъезжает ко дворцу, его приветствуют евнухи, которые затем бегут впереди него, показывая дорогу к тронному залу. Перед наши идет слуга, раздающий во славу халифа золото из кошелька. Перед халифом наши ложится ничком, а затем встает, демонстрируя свою рабскую покорность. Затем халиф делает знак своим евнухам, чтобы они усадили наши в кресло, ближайшее к халифу с левой стороны, и рассматривает его прошения. Изложив свою просьбу, наши снова встает, благословляет халифа и удаляется. Он получает от торговцев установленный ежегодный налог, а также дары, что они привозят ему со всех концов земли. Таков вавилонский обычай».

Гаоны из Академии и старшие из докторов требовали такого же отношения к себе. Их награждали звучными титулами, а они выступали с изощренными благословениями и проклятьями. Из них формировалась наследственная ритуально-академическая знать, что-то вроде китайских мандаринов.

В Темную эпоху вавилонская кафедократия была одновременно и наследственным судом, последней инстанцией, к которой могла апеллировать вся диаспора. Строго говоря, за ней не стояло никакой силовой структуры, вроде армии – только местная полиция. Но у нее была власть отлучения, за которой стояла впечатляющая, чтобы не сказать – ужасающая, церемония, которая восходит, самое малое, к временам Ездры. И еще у нее была власть обучения. На практике, однако, власть вавилонских кафедократов длилась лишь до тех пор, пока существовала обширная мусульманская империя. Сокращалась территория, на которую распространялась власть халифа, – уменьшалась и их власть. Вокруг теологов, покинувших старые академии, в Испании и Северной Африке формировались новые, местные центры богословия. Например, около 1060 г. Каир превратился в центр галахи благодаря прибытию туда Нахрая бен Ниссима из Кайруана и Иуды га-Коэна бен Иосифа, известного раввина. В следующем поколении власть перешла от них к богослову из Испании Исааку бен Самуилу, «в чьих руках», согласно документу того времени, «сосредоточилась власть над всем Египтом». Такие люди обычно объявляли себя гаонами одной из великих академий. Зачастую они, кроме того, бывали удачливыми торговцами или их родственниками. Однако ведущая академическая семья, сколь богатой она бы ни была, не могла сохранить свой престиж, если не выдвигала периодически из своей среды видных ученых богословов. Потому что на практике нормальное управление еврейской общиной было невозможно, если она не получала руководящих указаний от людей, чей ученый авторитет был незыблем. Короче, как сформулировал один историк, чтобы приобрести власть, важно было происхождение, полезен был коммерческий успех, но основным требованием была ученость.

У Маймонида было и то, и другое, и третье. В одной из своих работ, комментариях к Мишне, он перечисляет своих предков в семи коленах. Большинство евреев могли сделать то же самое, и эта практика сохранилась до настоящего времени во многих еврейских семьях в Йемене, даже в самых бедных. Целью подобных списков было продемонстрировать предков-академиков, причем они обычно начинались с какогонибудь видного богослова. Женщины обычно в этом списке не фигурировали, но их генеалогия могла включаться – если была достаточно представительной. Так, у отчима Маймонида по линии матери генеалогия прослеживалась аж на 14 колен, в то время, как по линии отца – всего на 6 (зато довольно внушительных). Славы можно было добиться разными способами, но ключевым моментом была ученость, поскольку вера в нее евреев была непоколебима. Со времен Маймонида сохранилось следующее замечание: «Сей документ вне сомнения правилен, ибо отец его составителя был сыном дочери главы ешивы». За свое происхождение Маймонид мог быть вполне спокоен: в число тех семи предков входили четверо известных ученых судей.

Семья, из которой он происходил, вполне могла обеспечить себя, включая своих ученых членов, успешной торговлей. Как правило, сведения, которыми мы располагаем об отдельных евреях и даже о крупных общинах, со II века н.э. по начало нового времени, достаточно обрывочны. Евреи перестали записывать свою историю, а их неупорядоченное и бродячее существование в условиях преследования привело к тому, что уцелело совсем немного документов. К счастью, мы довольно много знаем о Маймониде и окружавшей его еврейской среде в Египте XII века. Во всех синагогах была комната под названием гениза. Эта комната служила для хранения старой ритуальной утвари и молитвенников, которые хотя и были уже непригодны к использованию, но, согласно еврейским законам, не могли быть уничтожены, так как содержали имя Бога. Эти кучи полусвященного хлама зачастую содержали массу документов, в том числе и светского характера. Сырость и гниение приводили к тому, что в течение 1-2 поколений прочитать их становилось невозможно. К счастью, Египет с его удивительно сухим климатом славится среди ученых тем, что там могут сохраниться документы на бумаге и папирусе, составленные за тысячу лет до нашей эры, а то и раньше. В Фустате Маймонид занимался богослужением и преподавал в синагоге Ездры, которая была построена в 882 г. на развалинах проданной евреям коптской церкви. Гениза размещалась на чердаке; там практически в неприкосновенности сохранялось огромное количество средневековых документов до самого конца XIX века, когда видный еврейский ученый Соломон Шехтер занялся их систематическим исследованием. Около 100 000 листов попало в библиотеку Кембриджского университета, примерно столько же хранится в академических центрах мира. Они являются почти неисчерпаемым источником информации. Крупнейший ученый С. Д. Гойштейн блистательно воспользовался ими, чтобы воссоздать общество XI-XII веков, которое служило фоном работы и идей Маймонида.