Страница 107 из 192
Дизраэли считал нелогичным, чтобы тори препятствовали принятию закона, позволяющего практикующим евреям заседать в парламенте, поскольку вера сефардов в традицию, в иерархию власти, в необходимость того, чтобы религиозный дух пронизывал бы всю светскую жизнь, присуща в основном и тори. Он отмечает в своей «Жизни лорда Джона Бентинка», что при голосовании по Закону о евреях в 1847 году лишь четверо тори голосовали за него: он сам, Бентинк, Томас Беринг и Милнс Гэскел, и они «почти монополизировали ораторский талант на своей стороне Палаты». Именно выступление Бентинка по этому поводу в пользу прав евреев привело к тому, что он потерял пост лидера тори в Палате Общин. Результатом этого явился парадокс, который так любил Дизраэли: наказав Бентинка за выступление в пользу евреев, тори в конечном итоге получили Дизраэли в качестве своего лидера. И это, по мнению Дизраэли, было правильно: он верил в сочетание аристократии и меритократии (власть по рождению и власть по заслугам), а евреи были в высшей степени меритократами. Дизраэли не только с гордостью указывал на достижения общепризнанных евреев, он находил еврейский гений повсюду. Первые иезуиты были евреями. Лучшие маршалы Наполеона, Су и Массена (он называет его Маннассия) были евреи. Моцарт был еврей.
Филосемитская пропаганда Дизраэли на континенте Европы успеха бы не имела. Во всяком случае, евреи Европы не последовали бы за ним по причудливым тропам его воображения. Тем не менее, в начале XIX века образованными евреями была предпринята определенная попытка противостоять стремлению представить иудаизм пережитком средневекового мракобесия и заменить отталкивающий образ практикующего еврея, как его сформулировал Вольтер, исходя из Спинозы, интеллектуально привлекательным. Для первой задачи необходимо было нечто вроде моста между лучшими образцами раввинистской теологии и миром светской учености. Спиноза предполагал (а вслед за ним и те, кто находился под его влиянием), что чем ближе вы знакомитесь с иудаизмом, тем меньше вы с ним соглашаетесь. Мендельсон никогда не смог бы опровергнуть это распространенное впечатление – он просто был недостаточно сведущ в традиционной еврейской культуре. А у его более радикальных последователей и вовсе не было желания этим заниматься. Люди вроде Нафтали Герца Гомберга и Гартвина Уэсли, относясь положительно к изучению иврита, хотели бы покончить с традиционным еврейским образованием, забросить Тору и Талмуд и обратиться к своего рода естественной религии.
Но среди второго поколения маскилим были и такие, кто был одновременно просвещен и знающ в иудаизме, верен его кредо, но владел светской методологией. Исаак Маркус Йост (1793—1860), директор школы из Центральной Германии, написал 9-томную историю израильтян, которая стояла на полпути между традиционным иудейским и современным светским подходами. Будучи первой работой такого рода, она произвела впечатление на нееврейскую публику. Но еще важнее была деятельность настойчивого, трудолюбивого и изобретательного Леопольда Цунца (1794—1886), который посвятил всю свою долгую жизнь обновлению еврейского учения, модернизации его в «научном» духе.
Цунц и его друзья в посленаполеоновский период называли свою работу Wissenschaft des Judentums – Наукой иудаизма. Они начинали с большим шумом в 1819 году, сразу после того, как бунты «хеп-хеп» показали, сколь хрупким было принятие евреев даже в современно мыслящей Германии. Они основали Общество еврейской культуры и науки, целью которого являлось исследование природы иудаизма современными научными методами и демонстрация универсального характера еврейских знаний. У них имелся институт, где читались лекции по еврейской мысли и истории, и журнал. Они начинали с допущения, что некогда евреи сделали огромный вклад во всемирную культуру, но затем впали в узкий религиозный «антикварианизм». Однако еврейская мысль может вновь возродиться. «Евреи должны снова показать свой характер как смелые друзья, работающие во имя общечеловеческой задачи», – писал один из основателей движения, Иммануил Вольф, в первом номере их газеты «Цайтунг». «Они должны поднять себя и свои принципы на научный уровень… если некогда должна возникнуть некая связь, объединяющая человечество, то эта связь – наука, наука чистого разума».
Все бы хорошо, но возникал целый ряд возражений. Первое – практическое. В 1819 году немецкие евреи были лишь наполовину эмансипированы. До какой степени можно посвятить свою жизнь светским исследованиям и оставаться евреем? Одним из наибольших энтузиастов среди основателей общества был Эдуард Ганс (1798—1839), блестящий молодой лектор по истории юриспруденции в Берлинском университете, где его курсы пользовались большим успехом. Но путь к академической карьере был напрочь перекрыт его иудаизмом. Другие оказались в подобном же положении. «Связь чистого разума» еще не существовала, и для большинства из них жертва, приносимая иудаизму, была слишком велика. Общество было распущено в мае 1824 года. На следующий год Ганс крестился и двинулся по пути к профессуре и славе. Несколько видных членов пошли тем же путем. Многие ортодоксальные евреи, которые с самого начала подозрительно наблюдали за их деятельностью, закивали головами с видом мудрецов: вот куда ведет секуляризация – к утрате веры.
Цунц же продолжал стоять на своем. Он перевел огромное количество еврейской литературы, особенно мидрашим и литургической поэзии. Он развил философию еврейской истории. Он внес свой вклад в энциклопедии. Он посещал все крупные библиотеки в поисках материала; его не пустили только в библиотеку Ватикана. Но его деятельность породила второе возражение против «еврейской науки»: не противоречит ли она подлинному духу иудаизма? На что он действительно очень надеялся, так это на энциклопедию еврейской интеллектуальной истории. Здесь, например, можно было бы рассмотреть место еврейской литературы в ряду других великих литератур мира. Он говорил, что хотел бы освободить еврейскую литературу от богословия и «поднять на исторический уровень». Но что означает эта историчность? На практике это означает – принять, как Цунц и принял, что история евреев, главная тема их литературы, просто является элементом мировой истории. Как и все в Германии, Цунц находился под влиянием гегелевских идей о прогрессивном развитии от низших форм к высшим и неизбежно прикладывал эту диалектику к иудаизму. Был лишь один период в еврейской истории, говорил он, когда внутренний дух и внешняя форма соответствовали друг другу, и тогда они оказались в центре мировой истории. Было это во времена древнего содружества. Позднее евреи оказались в руках других народов. Их внутренняя история превратилась в историю идей, а внешняя история – в цепь нескончаемых страданий. Цунц считал, что рано или поздно возникнет некая гегелианская вершина мировой истории, в которой сойдутся все направления исторического развития – это и будет мессианская эпоха. Когда это случится, и Талмуд и все, на что он был направлен, не будет иметь никакого значения. Тем временем евреи должны показать, опираясь на свою новую историческую науку, что они сделали свой вклад в это свершение. И их задача – сделать так, чтобы очищенное богатство иудейских идей стало частью общей сокровищницы просвещенного человечества.
Перспектива в высшей степени привлекательная, но это ведь совсем не иудаизм. Благочестивый еврей – а другого просто не может быть – не признает существования двух форм знания – священной и светской, есть только одна. Более того, есть только одна легитимная цель его приобретения: узнать доподлинно волю Божью, дабы ей повиноваться. Следовательно, «наука иудаизма» как отдельная академическая дисциплина противоречит еврейским верованиям. Хуже того, она совершенно противоположна истинно еврейскому отношению к занятиям. Как говорил рабби Хийя в IV веке: «Если человек изучает Закон, не собираясь выполнять его, то лучше бы ему вовсе не родиться». Настоящий еврей не считает еврейскую историю пусть самостоятельной, но частью мировой истории, наряду с историями других народов. Нет, для них еврейская история – это и есть история. Они верили, что без Израиля не было бы мира, а раз так – то не было бы истории. Бог создавал много миров, но разрушал их как неудовлетворительные. Нынешний мир он создал для Торы, и тот удовлетворил его. Но если бы Израиль, которому Он предложил Тору, отверг ее – а ряд ученых талмудистов считали, что дело было очень близко к этому, – то мир просто вернулся бы к изначальному бесформенному состоянию. Поэтому разрушение Второго Храма и конец восстания Бар-Кохбы были эпизодами не еврейской, а всеобщей истории, в ходе которой Бог сказал (согласно таннаим): «Горе детям, за грехи которых Я разрушил дом Мой, сжег Храм Мой и рассеял их среди народов мира». С этого момента евреи прекратили писать историю, ибо истории, как они ее понимали, не стало. Она прекратилась и возобновится лишь с приходом мессии. Все, что происходило в промежутке, быстро забудется, подобно тому (как объяснял рабби Натан), как принцесса-невеста забудет шторм во время своего путешествия по морю, стоит ей прибыть в страну царя, за которого она собирается выйти замуж.