Страница 93 из 100
– Как же так, – повторила Клер, утирая глаза рукавом и все еще дрожа, – это же невозможно. Бедная девочка. Она была трудным ребенком, я знаю, но такой милой, такой умненькой. Не могу поверить. Глупо, конечно, но мне все казалось – вот она вырастет и выйдет замуж за Патрика; они так дружили, и она столько могла бы получить от Пенни, а теперь ее нет, бедная, бедная…
– Несчастный ребенок. Как же это случилось?
– Вчера вечером. Полезла на какие-то опоры. Упала и ударилась головой. И уже не пришла в сознание.
– Бедная Пенни!
– Бедная Пенни. Два года назад Мартин умер от рака, а сейчас вот…
– Оливер рядом с ней?
– Если бы. Где-то в Греции вместе с тем из Оксфорда, как его, Хилтоном. Неизвестно где.
– Поедешь к Пенни?
– Эстер сказала, у нее Молли. Она знает ее лучше меня, но на всякий случай заеду. О Господи… И Грейс страшно расстроится. Ее сейчас все расстраивает. Даже когда смотрит телевизор, и то плачет.
– Позвони Патрику, скажи.
– Я не могу.
– Хорошо, я позвоню. Успокойся, прошу тебя, Клер. В конце концов, это же не наша дочь.
– Кто его знает? Патрик такой неуправляемый, и Грейс себя губит.
– Чарльз говорит, что слышал от Мэтью: Людвиг как будто возвращается в Америку. По крайней мере одно хорошее известие. Грейс наверняка почувствует себя лучше после его отъезда.
– Дай Бог. Но он может пойти на войну только для того, чтобы ей еще больше досадить.
– Ей нужно развлечение. Может, займется Виллой. Ведь Мэтью собирается выехать.
– Выехать? Интересно. Но почему?
– Думаю, собирается свить гнездышко с Мэвис. Где-то в другом месте.
– Насколько я знаю, Мэвис из последних сил возится с Остином. Наверное, станет святой.
– Остин пользуется ее добротой. Он всегда так поступал с женщинами. Такие, как он, умеют находить для себя нянек и защитниц.
– Ты, кажется, ему завидуешь?
– Нисколько. Ведь и мне удается. Только я нашел одну на всю жизнь.
– Дорогой мой…
– В нужный момент Мэтью явится и освободит Мэвис.
– О, мне пора одеваться. Позвонить Пенни, как ты думаешь? Какой ужас! Что я ей скажу?
– Позвонишь после десяти. Налей себе еще кофе. Хочешь с коньяком?
– Нет, нет. Мне понравилась эта мысль о Вилле.
– И мне тоже, особенно если Грейс в самом деле этого хочет.
– Чтобы мы всей семьей туда переехали? Конечно, она хочет. Сейчас ей особенно нужны рядом близкие. Мы все должны поддерживать друг друга. Мы должны сомкнуть ряды. К счастью, мы все живы, не то что у бедной Пенни, я все еще не могу поверить…
– Клер, прошу тебя, пей кофе.
– Пинки, будет великолепно, правда, когда мы все вместе окажемся в Вилле. Только это меня немного утешает, и еще надежда, что Грейс и…
– Грейс сказала, что Шарлотта тоже там должна жить?
– Да, сказала. Мне кажется, нам надо было в то время, когда Грейс получила наследство, быть более деловыми. Нам надо было объявить недвусмысленно, что мы сами решим, кому что достанется. И Грейс была бы счастлива. Ведь на самом деле дети не любят свободу.
– Может быть. Но захочет ли Лотти приехать? Ведь она живет у Митци Рикардо?
– Исключительно, чтобы нам досадить, показать, что мы ей не нужны нисколько. Но это пройдет. И она приедет в Виллу, обязательно. Не отказала маме, не откажет и нам. Ведь она любит нас и дорожит семьей, а прочее – только притворство. Ты, я, Грейс, Лотти и Патрик – все вместе мы сможем одолевать трудности.
– Тебе бы надо поехать к Шарлотте, навестить.
– Ты прав. Но я так расстроилась из-за Грейс, а сейчас еще и из-за Пенни… Боже, мне надо одеваться… Пинки, какой ужас, я же не знаю, что сказать Пенни. Наверное, не буду звонить, а прямо поеду к ней. И еще сегодня столько дел. Одморы придут на ужин, хоть одно светлое пятно. Меня поддерживает надежда, что…
– М-да, сегодня определенно плохой день. Ты смотрела «Таймс»?
– Нет, а что?
– «Объявлена помолвка Себастьяна Роберта, старшего сына мистера и миссис Одмор, с Карен Джанайс, дочерью мистера и миссис Арбатнот…» Ну, Клер, будет, будет…
– Снобка ты, и этим все сказано, – изрекла Митци.
Шарлотта промолчала. Продолжала укладывать вещи в чемодан.
– Тебе не дано, – продолжала Митци. – Не умеешь сосуществовать рядом с другим человеком. Просто не дано тебе, и все. Ты всегда жила в маленьком таком, аккуратном мирочке, в мирке, где каждый человек замкнут в своем флакончике. Ну вот со сколькими людьми ты по жизни была знакома, только честно? Да ты давно померла, закоченела сто лет назад. Как есть старая дева. На тебя посмотришь – и сразу поджилки начинают дрожать. Живешь чисто по правилам. Тебя всю жизнь защищали, ухаживали за тобой, баловали, в шляпки наряжали, в кружевца, в перчаточки. Да ты же по-настоящему и людей-то не видела.
Шарлотта молчала.
– И зачем я приготовила эту яичницу, сама не знаю. Зачем, если все распалось, умерло в наших с тобой отношениях? И есть не хочу. Мне от тоски плохо. А тебе все равно! – Она стряхнула яйца с тарелки в ведерко.
Шарлотта не произнесла ни слова.
Из кухни дверь вела прямо в комнату Шарлотты. Домик был небольшой. Садик красивый, с дорожкой, выложенной камешками. По одну сторону от домика рос еловый лес, тоже небольшой, с другой стороны стоял соседний домик из красного кирпича, за ним еще один. Чтобы от них отгородиться, Шарлотта уже посадила несколько буков.
– Никого в своей жизни ты не любила. Наверное, и не умеешь любить.
– Это никого не касается.
– Ну хорошо, кого ты любила, скажи?
Шарлотта окинула взглядом вещи, тщательно уложенные в чемодане. Жизнь рушится, а привычка все аккуратно складывать остается. Тяжело дыша, прикусила нижнюю губу. Нет, ни слезинки не уронит, решено. Митци успела дважды устроить истерику, да и собственных слез хватало. Митци сейчас смотрела зло, и глаза у нее были сухие, но если бы Шарлотта показала слабость и разрыдалась, Митци сразу бы подхватила.
– Ты что, язык проглотила, дорогуша?
– Отстань от меня, прошу.
– Отстань, отстань! Когда ты треплешься, это называется доказывать, а когда я – так сразу «отстань».
– Я сожалею, Митци…
– Ничего ты не сожалеешь. Если бы сожалела, не собирала бы сейчас вещички. Струсила!
– Лучше уйти сейчас. Чем дальше, тем будет хуже.
– С какой стати? Ну зачем вообще уходить? Не сделав ни одной попытки.
– Потому что бессмысленно.
– Но почему?
– Причина вполне заурядная. Несходство характеров.
– Какая глупость! Несходство! Прямо как в газете! Вот уж не думала, что ты такая глупая! Но в несходстве и состоит любовь.
– Ничего хорошего не получится. Мы ошиблись.
– Мы ошиблись. Хорошенькое дело. О чем же ты думала, когда мы покупали этот домик, брали кредит, выбирали пса? Пирру такой расклад не по душе, скажи, Пирр!
Лежа на подстилке около кухонной плиты, Пирр, массивный черный лабрадор, в энный раз взятый из собачьего приюта в Баттерси, с беспокойством следил за ссорой и помахивал хвостом. Ему, видно, на роду было написано оказываться в семьях, где муж и жена сначала ссорились, а потом расходились, бросая его где попало – на шоссе, на заброшенных вересковых лугах, на углу улицы. Сначала его звали Сэмми, потом он стал Ральфом, затем Бобо. Только-только привык к новому имени. Какое-то время жил возле новых хозяев безмятежно, в уютном домике, возле леса, полного зайцев. И вот, кажется, старая песня начинается снова. Ловя знакомые звуки – выкрики, плач, рыдание, – пес умоляюще махал хвостом. Вопреки нескончаемым жизненным тяготам великодушная любящая душа и врожденное добродушие защищали его от невроза. Он никому не желал зла. В гневе людском усматривал своего рода болезнь человеческой расы, ну и причину всех своих горестей.
– Прости, – сказала Шарлотта.
– Да и некуда тебе сейчас идти. Последний автобус уже ушел. К тому же дождь.
– Соберу вещи, позвоню, закажу такси и поеду на вокзал.