Жареный лед

Дверь захлопнулась, но всполошившийся женский триумвират во главе с Куркиным по инерции строчил невесть откуда взявшимися ручками. Потерявший павлиньи перья Анатоль Бешеный сдавленно пробормотал:

— В общем, игра послезавтра, в шесть. На городском стадионе. Сойдешь за внештатника. Обязательно приезжай…

Я едва успел мотнуть головой в знак согласия, а он уже исчез за порогом. Теперь-то для прощания настал самый подходящий момент. Ни один знаток этикета не упрекнул бы меня в невоспитанности.

Спускаясь по лестнице, я снова ощутил волнение. В коробке из старых обшарпанных стен, превратившейся в камеру машины времени, перенесло меня на годы назад, в самый расцвет юности. Я сподобился подышать воздухом, который пьянил когда-то. Наркотик мечтаний и грез! Он заставлял думать о близких удачах, возможной бесконечности жизни, больших и маленьких радостях. Прекрасное ощущение. И черт с ним, с неизбежным разочарованием, горьким пробуждением.

Хороша логика! Там — поклон мудрости и увяданию, здесь — гимн беспечности, проклятие леденящей душу рассудительности. Аи да я!

Повесть жизни пишется сразу набело, без черновиков. И коль ляпнул кляксу, так она и останется памятником собственной глупости. Впрочем, глупости ли? Разве природа-мать последовательна в своих проявлениях? Увы, увы. А ведь мы ее дети…

К матчу с артистами я готовился основательно. Почистил бутсы, постирал гетры, любимые — белые, без единого пятнышка. Долго выбирал футболку. В конце концов Дмитрук, ошалевший от моих стенаний, где-то достал майку с динамовской эмблемой. Все долгие два дня меня не покидало беспокойство. Среди утомительных хлопот я вдруг останавливался и вполне разумно внушал себе: «Ну какого лешего ты сходишь с ума? Чистовский — форменный трепачишка. Толя давно забыл об обещании. Да и этот матч, скорее, игра его воображения. Успокойся, не трать зря порох».

Но не лишенные здравого смысла самовнушения делались лишь для отвода глаз. Я отлично понимал, что двину в райцентр, даже если начнется землетрясение. Однако признать сей факт значило признать и то, что я, собственно говоря, малое дитя.

Но разве можно с этим согласиться? Ведь я — довольно рослый парень, в погонах, при невесте, с жизненным багажом. Впрочем, футбол из всех своих поклонников делает младенцев.

И еще, о сомнениях. Они, как игра в жмурки с самим собой. Я верю в одну примету. Если заранее охаивать какое-нибудь мероприятие, то оно не должно сорваться. А самое лучшее — опоздать на него…

Примета не подвела. Анатолий, в порядке исключения, не упустил на этот раз ни одну мелочь. У входа на стадион висела потрясающая афиша. Ее бойкий текст круто менял маршруты прохожих. Зрители, оседлавшие лавочки на трибунах, настырно разглядывали мою форму, пока я пробирался к раздевалке. Кое-кто из команды редакции уже торопился на поле. Вадик Околович похихикивал за моей спиной. Ждал, что мне влетит. На какой-то момент я пожалел, что пригласил его с собой. Но Чистовский, Чистовский! Жулик из жуликов. Набрал ребят из местного «Мотора». Два-три сезона я бегал с ними, поэтому лица их мне были знакомы. На крыльцо, как ошпаренный, выскочил сам великий организатор.

— Ты что, ошалел? — делая страшные глаза, заорал он.

— Его здесь ждут. Человека, понимаешь, не хватает, а он является ко второму действию, да еще погоны нацепил, — возмущался Анатоль, потом его внимание привлекла скромная фигура Околовича.

— Играешь? — заинтересованно спросил Чистовский у моего спутника. Получив отрицательный ответ, вновь обрушился на меня:

— Акула пера…

— Ладно, ладно, — миролюбиво перебил я, — то-то, смотрю, у тебя коллектив сплошь писательский. Они хоть нонпарель от петита отличат?… А насчет погон, не обессудь — мотались с приятелем в управление, в кадры. Туда без мундира на порог не пускают.

Анатоль Бешеный, досадливо махнув рукой, помчался в судейскую. Проход был свободен…

К приветствию я прискакал с высунутым языком, но успел персонально пожать руку главному рефери, вечно бритому Сашуре, неотъемлемой детали спортивной арены, что-то вроде таблицы областного первенства. Давным-давно мы, сопляки из группы подготовки, взирали на него, не тая беспредельного обожания, На тренировках он откалывал такие номера! Потом Сашура уехал в столицу, поразил страну угловатым дриблингом, вылез в чемпионы — и вдруг его фамилия изчезла со страниц газет. Мы думали, травма, но все оказалось гораздо проще.

Однажды он заявился в команду, заносчивый и, вместе с тем, растерянный. Из верхнего кармана кожаной куртки торчала ленточка. Мы прекрасно знали, что она от золотой медали. Вечером Саня напился в раздевалке, угощая любого, кто входил. Тогда никто особенно не удивился: все-таки человек в кои-то веки попал в родные края. Лишь Васильич, наш тренер, вертелся около знаменитости, а парни еще нехорошо про это подумали. Забыли, как дед Васильич воспитывал его. На поле за ручку привел, жалел, не торопил, а когда Сашура «прорезался», показал его кому надо. Тогда же нам показалось, что тренер специально заботу показывает, дескать, смотрите, чемпион для меня по-прежнему ушастый мальчишка, не больше. Прошла неделя, и Сашкин тайный недуг стал для окружающих явным. Конечно, первым в неудачника мог бросить камень сам Васильич — он уж и «заслуженного» получил, а звание-то не отнимут, и оскорбиться ему было в самый раз, но наш старшой еще долго возился со своим горюшком. По разным лигам пристраивал, клятвенные письма рассылал авторитетным коллегам. Давно люди поняли, что спился Сашка, а Васильич не желал верить. В конце концов вернулась закатившаяся «звезда» домой. Оформили Сашуру рабочим на стадион. Иногда он влезал в бутсы и выходил на газон в составе «Мотора». Протащил раз-другой мяч от ворот до ворот, зрители за сердце хватаются — какой игрок пропал, а тот уже ковыляет к бровке — меняться, воздух ртом судорожно хватает.

Заурядная история, она лишь тому нервы пощекочет, кто собственными глазами подобное видел…

В общем, пожал я Сашке руку, а он, по старой традиции, хлопнул меня сзади по трусам. Ритуал. Игра получилась так себе. В одну калитку. Артисты почти сразу замучились, а наши стали академично раскатывать шарик. Ну, и голы влетали. Почему-то чаще других забивал их я. Подфартило, да и ребята мне подыгрывали. В футболе есть закон: коль у кого пошло, на того и работают.

Анатоль Бешеный носится кругами, счастливый, верещит без умолку. Комедия.

Судья дал свисток об окончании. На траву кучу призов вытащили. Городские спонсоры решили не ударить в грязь лицом перед облцентром — завалили труппу призами, а про нас словно забыли. Мы понимали, что дело не в результате, но все же…

И тут направляется ко мне чужой капитан, по виду мой ровесник, и отдает кубок. На ухо шепнул:

— Так будет честнее.

На трибунах — буря. Конечно, слов никто не слышал, но и так все было ясно. Кстати, парень этот мне понравился. И не за свой жест. — Что ни говори, служители искусства — народ особый, могут и на публику сыграть. — Он мне «показался» за поведение на поле. Выглядел лучше своих собратьев, но ни на кого не орал.

В раздевалке суетился Сашура — чуял, что тут без «разбора» не обойдется. Стояла обычная колготня. Кто-то искал потерявшийся ботинок, кто-то шлепал босыми ступнями по плиткам в душевой, а записной юморист откалывал дубовые шуточки, но они «проходили». Ребята начинали расслабляться.

Шурик притащил два чайника с пивом. Начиналась круговерть. И тут неожиданно заходит капитан-артист и весьма галантно произносит:

— Друзья, большое спасибо за игру. Мои коллеги получили огромное удовольствие.

Команда сразу заорала. Гостя стали похлопывать по плечу, угощать напитком пенным. Чистовский вьюном вертится. Надрывается, бедняга. Угораздило же его попасть в журналистику. Между тем визитер останавливает взор на мне и говорит:

— Можно тебя на минутку?

Я пожимаю плечами. Разумеется, польщен, но что бы это значило? В коридоре, грохоча дюралевыми шипами по деревянному настилу, шествовали на тренировку мальчишки. Неспокойно смотреть на такие сцены. Притягивает это зрелище, как смена почетного караула. И ничего ведь особенного: юнцы самые обычные, в вылинявших футболках. И я так когда-то…