Не жалейте флагов

Такова была эта история, которую популярный писатель растянул бы на сто пятьдесят тысяч слов. Эмброуз ничего не упустил; все было тут, все тонко и точно уложилось на пятидесяти страницах.

– Честное слово, Джефри, я считаю это крупным произведением искусства.

– Да, Эмброуз, я это знаю. Я тоже так считаю. Мне бы только хотелось выбросить спорный материал.

– Не спорный, Джефри. Мы рассчитываем не на спор, а на одобрение. Мы предъявляем наши верительные грамоты и laissezpasser[43].

– Рэмпоулу это не понравится, – сказал Бентли.

– А мы не покажем это Рэмпоулу, – сказал Эмброуз.

– Я напал на одно хорошенькое дельце, полковник.

– Будьте любезны говорить мне «сэр» у меня в отделе.

– А может, вам больше понравится «шеф»?

– Вы будете говорить мне «сэр» или скинете форму.

– Чудно, – сказал Безил. – Мне куда больше нравится «шеф». Вот ведь и Сюзи зовет меня так. Ну ладно, сэр, могу я рассказать вам о своем открытии?

Когда Безил кончил, полковник Плам сказал:

– Возможно, в этом что-то есть. Разумеется, мы не можем ничего предпринять. Этот Силк известный писатель, работает в министерстве информации.

– Это очень опасный тип. Я хорошо его знаю. До войны он жил в Мюнхене – не вылезал из Коричневого дома.

– Очень может быть, но мы не в Испании и не можем арестовывать людей за то, что они говорят за столиком в кафе. Я не сомневаюсь, что в конечном счете мы к этому придем, но на нынешней стадии борьбы за свободу это просто невозможно.

– А как насчет его журнала?

– Журнал – другая статья. Однако «Рэмпоул и Бентли» вполне респектабельная фирма. Я не могу просить ордер на обыск без достаточных оснований. У нас довольно широкие полномочия, но мы должны пользоваться ими с крайней осторожностью. Будем следить за журналом и, если он окажется опасным, закроем его. Ну, а тем часом займитесь делом. Вот анонимный донос на адмирала в отставке, проживающего в Южном Кенсингтоне. Ерунда, наверное. Узнайте в полиции, что им о нем известно.

– А мы не обследуем ночные клубы? Я уверен, что они кишат вражескими агентами.

– Я обследую, вы – нет, – сказала Сюзи.

Тихий день в министерстве информации. Корреспонденты нейтральных государств, кто поэнергичнее, почти все повыехали из Англии, полагая, что источники стран оси дают больше возможностей для охотников за сенсациями. Министерство могло без помех продолжать свою работу. В тот день в кинозале министерства показывали фильм об охоте на выдр, призванный глубоко впечатлить нейтральные страны пасторальными красотами английской жизни. Все сотрудники отдела религии были заядлыми любителями кино. Безил никого не застал на месте. На столе Эмброуза лежали два экземпляра гранок нового журнала. Безил сунул в карман один. Тут же лежал чей-то паспорт. Безил взял его в руки и с интересом стал разглядывать: ирландский ему еще не приходилось видеть. Он был выдан некоему отцу Фланагану, члену общества Иисуса, профессору Дублинского университета. С фотокарточки на Безила глядело лицо трупа неопределенного возраста. На досуге от своих просветительских трудов отец Фланаган пописывал статейки для ирландской газеты. На каникулах он возымел желание прокатиться на линию Мажино и после многочисленных разочарований попал в отдел религии министерства информации, заведующий которым, сам католик, обещал похлопотать о визе. Безил прихватил и паспорт – лишний не помешает. Затем легким шагом вышел из комнаты.

Он взял гранки домой и читал их до обеда, отмечая абзац тут, абзац там для своего донесения. Стиль всех статей был однороден, но имена авторов многоразличны. Тут Эмброуз явно отводил душу: «Гекльбери Пасквилл», «Почечуй-Трава», «Том Абрахам Уиперли-Кости». Только «Памятник спартанцу» был подписан его именем. Поздно вечером Безил нашел Эмброуза там, где и рассчитывал его найти, – в «Кафе-Ройял».

– Читал ваш журнал, – сказал он.

– Так это вы! Я-то думал, гранки украл один из этих гнусных иезуитов, они у нас в отделе постоянно. Как галки, то влетают, то вылетают, Бентли очень встревожился. Он не хочет, чтобы Рэмпоул увидел журнал до выхода в свет.

– С чего бы иезуиты стали показывать его Рэмпоулу?

– С них станет. Ну как?

– Что ж, – сказал Безил. – На мой взгляд, вы бы могли нажать еще чуток. Вы ведь знаете, что вам надо: вам надо чуток ошарашить публику. Только так можно дать ход новому журналу. Ну и, конечно, нынче не ошарашишь публику сексом – нет, я не это хочу сказать. Но, положим, напечатать небольшое стихотвореньице во хвалу Гиммлеру – что-нибудь эдакое, а?

– Меня эта идея что-то не вдохновляет. Да и, насколько мне известно, никто еще не написал такого стихотворения.

– Ну, такую-то штуку я, пожалуй, мог бы вам раскопать.

– Нет, – сказал Эмброуз. – А что вы думаете о «Памятнике спартанцу»?

– Первая часть просто блеск. Ну, а конец, я полагаю, это они вам навязали.

– Кто они?

– Ну, министерство информации.

– Оно не имеет к журналу никакого отношения.

– Правда? Ну, вам, конечно, лучше знать. Я могу лишь говорить о том, как это читается. Вот первостатейное произведение искусства, думал я, а потом вдруг раз – пошло все хуже и хуже, и вот уж передо мной чистая пропаганда. Слов нет, очень неплохая пропаганда, дай бог вашему министерству хотя бы половину своей продукции выпускать на таком уровне, но все же пропаганда. Рассказ со зверствами, американские газетчики выдают такого чтива – лопатой огребай. Тут вы малость перехватили, Эмброуз. Разумеется, сейчас война, всем нам приходится приносить жертвы. Не думайте, что после этого я перестал вас уважать. Но с художественной точки зрения, Эмброуз, это скандально.

– Неужели? – ужаснулся Эмброуз. – У вас действительно сложилось такое впечатление?

– Шибает в глаз, старичок. Но, уж конечно, это поднимет ваши акции там, в отделе.

– Безил, – торжественно сказал Эмброуз. – Если б я знал, что рассказ читается в таком ключе, я бы выбросил всю эту штуку в корзину.

– О нет, зачем же. Первые сорок пять страниц великолепны. Почему бы вам не поставить на этом точку: Ганс, все еще полный иллюзий, двигает маршем в Польшу?

– Пожалуй…

– А еще можно ввести Гиммлера, в самом конце, неким апофеозом нацизма.

– Нет.

– Ну ладно, Гиммлера не обязательно. Просто оставьте Ганса в первом упоении победой.

– Я подумаю… Вы серьезно полагаете, что интеллигентным читателям может прийти в голову, будто я писал пропагандистскую вещь?

– Им не может прийти в голову ничего другого, старичок, как же иначе?

Неделю спустя, зайдя в фирму «Рэмпоул и Бентли» и испросив себе экземпляр – так просто все было, – Безил получил на руки сигнальный номер нового журнала. С жадным любопытством открыл он последнюю страницу: «Памятник спартанцу» кончался именно так, как он предлагал. Он с наслаждением перечел рассказ: любой, не посвященный в личную драму Эмброуза, ясно и недвусмысленно увидел бы в рассказе одно – победную песнь «Гитлерюгенду», под которой мог бы подписаться сам доктор Лей.

Безил прихватил журнал с собой в военное министерство. Прежде чем войти к полковнику Пламу, он отметил красным мелком «Памятник спартанцу» и те абзацы в предшествующих рассказу статьях, в которых с особенным тщанием высмеивались армия и военный кабинет, а художнику предписывалось не противиться насилию. Затем выложил журнал на стол полковнику Пламу.

– Мне помнится, сэр, вы обещали сделать меня капитаном морской пехоты, если я поймаю фашиста.

– Это было фигуральное выражение.

– И как же его следует понимать?

– Что вам надо что-то сделать, чтобы оправдать ваше присутствие в моем кабинете. Что там у вас?

– Документик. Прямо из гнезда «пятой колонны».

– Ну, оставьте это у меня. Я просмотрю, как только выберу время.

Не в обычае полковника Плама было проявлять энтузиазм при подчиненных, однако, как только Безил вышел, он с пристальным вниманием принялся читать отмеченные абзацы. Вскоре он призвал Безила к себе.

note 43

Laissez-passer (франц.) - пропуск.