Операция «Феникс»

Она небрежно тряхнула волосами в знак согласия. «Так вот чем объясняется это неожиданное гостеприимство», — подумал Сергей, удивлённый неожиданным приглашением.

Его одного Тарков наверняка не пригласил бы. Дело в том, что в прошлом году у них возник конфликт. Тарков, конечно, делал вид, что, собственно, ничего не случилось, но это ему плохо удавалось.

Он здоровался с Сергеем подчёркнуто-дружелюбно, но в светлых глазах Таркова таилась холодинка.

А столкнулись они вот на чём. Тарков, входивший тогда в группу Рублёва, занимался делом сотрудницы одного военного завода Людмилы Н. Она проболталась на вечеринке о вещах, о которых посторонним говорить не положено. Тарков довольно остроумно выяснил, каким образом и через кого утекли важные для оборонной промышленности сведения. Он предложил передать дело Людмилы Н. в суд.

Ознакомившись с документами, Рублёв убедился, что доказательства вины Людмилы Н. были неопровержимы. Но вместе с тем он обратил внимание, что сотруднице едва исполнилось девятнадцать лет, что она комсомолка и что никогда ничего подобного за ней раньше не наблюдалось. Рублёв прямо сказал Таркову, что считает его предложение о передаче дела в суд крайней и неоправданной мерой.

— Не лучше ли обойтись мерами административного воздействия?

— Но ведь вина её налицо! — доказывал Тарков.

— Налицо. Но зачем изолировать человека от общества, если можно его исправить?

Словом, они так и не пришли к единой точке зрения. И Тарков обратился к Петракову. Тот, прежде чем принять решение, вызвал Рублёва и, выслушав его доводы, с ним согласился. Тарков обращался и к начальнику управления, но и там ни нашёл поддержки.

— Ну, спасибо, старик, удружил, — как-то однажды вырвалось у Таркова в беседе с Рублёвым. — Такое дело загубил! Ладно, если бы руководствовался соображениями гуманизма…

— А чем же ещё?

— Ножку ближнему подставить…

— Ну, знаешь. — Рублёв пожал плечами. Существовала порода людей, чуждых и непонятных ему. Такие люди обычно отказывались верить, что кем-то могут двигать благородные побуждения. Тарков, как он понял, относился к их числу.

Но всё это было год назад. А сейчас, стоя с бокалом и руках перед Катей, он допытывался:

— Вы не коллекционируете записи? — Та отрицательно покачала головой, а Тарков продолжал: — А я коллекционер. Музыка, книги и ещё африканские маски. У меня приличная коллекция африканских деревяшек. Есть из Конго, с Берега Слоновой Кости, Сьерра-Леоне. Я ещё студентом был на практике в Африке…

— А я вот нигде, кроме дачи, не была, — заявила Катя. Ей явно был скучен этот разговор.

— Ну, у вас ещё всё впереди…

Катя заявила, что она хочет погулять. Сергей счёл своим долгом её проводить. Тарков увязался было за ними, но Катя явно дала ему почувствовать, что хочет остаться с Сергеем. Стараясь не показывать обиды, Игорь подчёркнуто-вежливо распрощался.

— Терпеть не могу таких… — вырвалось у Кати, когда Игорь сел в такси. — Он любит африканское искусство. Никого и ничего он не любит, кроме собственной персоны.

— Ну, вы чересчур строги…

— Нет, я таких на расстоянии вижу насквозь…

Сергею показалось, что в этом неожиданном припадке раздражительности есть что-то от лично пережитого. Но расспрашивать он её не стал. Они медленно прошли несколько кварталов по опустевшему Комсомольскому проспекту.

— Знаете что, Сергей, — прервала молчание Катя. — Я бы не отказалась выпить кофейку. У вас не найдётся?

Сергей сказал, что, конечно, найдётся.

— Тогда, может быть, вы пригласите меня к себе в гости?

— Мой дом к вашим услугам, мадам, — шутливо ответил Сергей.

— Прекрасно. Хотя ничего прекрасного нет. Я знаю, что веду себя ужасно. Но ничего не могу с собой поделать.

Дома Рублёв открыл бутылку «Гурджаани». Кофе Катя вызвалась сделать сама.

— Я люблю крепкий, с солью, — заявила она, зажигая плиту. — Я и на работе всех приучила. У нас в комнате прекрасная немецкая кофеварка.

Пока она возилась на кухне, Сергей разлил вино, сделал сандвичи. Его немного смущала её инициативность. Но он отгонял эти мысли, ведь главное, что она рядом, что он слышит её весёлый голос, любуется её стремительными, красивыми движениями.

— А у вас здесь очень уютно, — сказала она, входя в комнату с «туркой», над узким горлом которой шапкой возвышалась дымящаяся пена. — Просто не верится, что это квартира холостяка.

— Я когда-то учился в суворовском училище, — ответил Сергей. — Бывало, старшина заправку коек по натянутому шнурку проверял.

Разлив кофе но чашечкам, Катя уселась напротив в кресле.

— А меня никто к порядку не приучал. Да и кому? Папа вечно занят, мама занята. Можно сказать, — засмеялась она, — я продукт собственного воспитания.

— И как, довольны результатом?

— Не совсем. Чего-то я в жизни не поняла. Вам Гоша, наверное, говорил, что я замужем? Это было моё первое самостоятельное решение. И неудачное. А вы не пытались?

— Нет.

— Почему?

— Я же говорил, что решения принимаю медленно и трудно. Наверное, поэтому.

— Вы не производите впечатление тугодума. В вас есть спокойствие и уверенность в себе.

— По-моему, — улыбнулся Сергей, — вы тоже не страдаете недостатком решительности?

Она покачала головой.

— Нет. На самом деле я не уверена в себе. Но боюсь это показывать. Придумала себе маску решительной женщины. Но, кажется, я чересчур откровенна. Давайте выпьем.

Сергей предложил потанцевать. Касаясь её, он чувствовал, как медленно тает его сдержанность. Он точно не помнил, как случилось, что они поцеловались. Потом, задыхаясь от волнения, не могли долго оторваться друг от друга.

Пластинка крутилась на одной ноте. За окном с шипением проносились последние троллейбусы и машины. Ветер колыхал занавески сквозь открытую балконную дверь.

Первой опомнилась Катя.

— Что же это происходит? — С трудом переводя дыхание, она оттолкнула его. — Я, кажется, сошла с ума…

— По-моему, со мной творится тоже что-то неладное, — хрипло выговорил он.

Она поправила упавшие на глаза пряди волос.

— Мне пора идти…

— Не уходи… — попросил он.

Она посмотрела на него.

— Я, кажется, совсем потеряла голову. Я ждала твоего звонка каждый день.

— Если бы я знал!..

— Я хотела позвонить сама, но не решилась.

— Ты ведь не уйдёшь?

Она опустилась на тахту, глядя перед собой. Сергей сел рядом. Молчание длилось целую томительную минуту.

— Наверное, нет, — шёпотом выговорила она и уткнулась ему в грудь.

Глава четвёртая

Важное поручение

В посольстве одной ближневосточной страны давался приём по случаю национального праздника. Узкий переулок был забит машинами всех современных марок. Рядом с тяжёлыми, солидными «чайками» теснились маленькие «Пежо-404», «татры», «вольво», изящные «мерседесы», длинные чёрные «кадиллаки» — степенные и чопорные, как метрдотели из дорогих ресторанов. В холле, у лестницы, ведущей в зал, гостей встречал сам посол, полный, смуглый человек в тёмных роговых очках и в смокинге из тёмной, тончайшей шерсти. Он постоянно улыбался и, отвешивая поклоны, пожимал руки все прибывающим гостям, среди которых были представители почта всех стран, имеющих свои посольства или представительства в Москве. С теми, кого посол хорошо знал, он перебрасывался вежливо-шутливыми фразами, при этом его тёмные восточные глаза были печальны, хотя белые, по-видимому, искусственные зубы сверкали в заученной улыбке. Рядом стояла его супруга, маленькая, хрупкая женщина, очень молодая, с точёным кукольным личиком и гладко зачёсанными, отливающими вороньим крылом, жёсткими волосами. — На тонкой длинной шее поблёскивало бриллиантовое колье, на узких запястьях позванивали золотые браслеты; из-под длинного белого платья выглядывали узенькие носки лакированных туфелек. Она протягивала гостям узенькую крохотную ладонь и улыбалась, хоть и заученно, но так искусно, что улыбку её можно было принять за искреннюю и сердечную.