За разломом орла

Я кивнул:

— Поэтому я и попросил их проверить. Так в чем проблема?

— Проблема такова — нам только что открыли стартовое окно. Из диспетчерской передали: мы можем взлетать через тридцать ми­нут.

Я пожал плечами:

— Значит, будем взлетать.

— Но я не закончил перекалибровку. И сейчас настройка еще ху­же, чем раньше. Поэтому взлетать прямо сейчас — не очень удачная идея.

— Сам ведь знаешь, как работают диспетчеры. Пропусти два пред­ложенных окна, и можешь проторчать здесь несколько дней.

— Никто не хочет вернуться домой так, как хочу этого я, — сказал Рэй.

— Тогда порадуйся.

— Корабль растрясет в туннеле. Так что приятного возвращения не получится.

— А нам-то какая разница? Мы же будем спать.

— Да что мы спорим! Мы ведь не можем взлететь без Сюзи.

Я услышал приближающийся стук каблуков. Из тумана вышла Сюзи, на ходу стягивая маску:

— Только зря время потратила на этих портовых обезьян. Все, что они мне пытались всучить, я уже видела миллион раз.

— Ерунда, — сказал я. — Будем взлетать. Рэй выругался. Я сделал вид, что не услышал.

В компенсаторную капсулу я всегда залезаю последним. Я никог­да не забирался под крышку, не убедившись сперва, что загорелся зе­леный свет. А это дает мне возможность еще раз все проверить. Ка­ким бы хорошим ни был экипаж, всегда может что-нибудь случиться.

«Синий гусь» остановился возле маяка Администрации, отмечаю­щего точку подъема. Перед нами в очереди стояло еще несколько ко­раблей вперемежку с обычной стайкой служебных корабликов Адми­нистрации. Сквозь прозрачный обтекатель я мог наблюдать, как один за другим стартуют большие суда. Разгоняясь на полной тяге, они устремлялись к ничем не примечательной точке небосвода. Кран-балки у них были широко раздвинуты, а гладкие обводы корпу­сов бугрились загадочными инопланетными рунами маршрутного синтаксиса. При ускорении в двадцать «g» создавалось впечатление, что их зашвыривает в небо гигантская невидимая рука. А через девя­носто секунд уже в тысяче километров от нас в небесах расцветала бледно-зеленая вспышка.

Я обвел взглядом кабину. Ее опоясывали уменьшенные символы нашего маршрутного синтаксиса. Каждую руну этого алфавита обра­зовывала матрица из миллионов шестиугольных пластинок. Все пла­стинки, снабженные моторчиками, могли выдвигаться из корпуса или втягиваться обратно.

Спросите Администрацию, и они ответят, что в синтаксисе теперь полностью разобрались. Это правда, но до определенного предела. После двух столетий исследований созданные людьми машины те­перь могут конструировать и интерпретировать синтаксис с низким уровнем ошибок. Если задать им желаемый пункт назначения, они смогут набрать строку рун, которая, скорее всего, будет принята и обработана аппаратурой туннеля-скважины. Более того, они почти всегда могут гарантировать, что желаемый маршрут — именно тот са­мый, который аппаратура скважины вам обеспечит.

Короче говоря, обычно вы попадаете туда, куда хотите.

Возьмем простой перелет из одной точки в другую, например, рейс отсюда до Хаураки. В этом случае использование автоматичес­ких генераторов синтаксиса не будет реальным недостатком. Но на длинных маршрутах, которые могут состоять из шести-семи перехо­дов между узлами в сети скважин, машины теряют преимущество. Решение они находят, но далеко не самое оптимальное. Вот тогда в дело и вступают синтакс-штурманы. Люди вроде Сюзи способны отыскивать синтаксические решения интуитивно. Они эти руны бук­вально во сне видят. И при взгляде на неудачно скомпонованную строку рун они воспринимают ее корявость, как зубную боль. Она их оскорбляет.

Хороший синтакс-штурман способен сократить путь на несколь­ко дней. А для компании вроде «Ашанти индастриал» такая разница может оказаться весьма значительной.

Но я не был синтакс-штурманом. Я еще мог заметить, когда что-то неладное случалось с пластинками, но во всем прочем у меня не оставалось выбора: я должен верить, что Сюзи сделала свое дело пра­вильно.

И Сюзи меня не подводила.

Обернувшись, я взглянул назад. Теперь, когда мы находились в космосе, ку-плоскости развернулись. Удерживаемые в распахнутом положении трехсотметровыми кран-балками, они напоминали поло­винки огромных клещей. Я убедился, что они полностью выдвинуты и зафиксированы, а все контрольные индикаторы светятся зеленым. Кран-балки относились к епархии Рэя. Он проверял выравнивание похожих на лыжи ку-плоскостей, когда я приказал ему тщательно ос­мотреть корабль и подготовиться к старту. Никаких видимых призна­ков разбалансировки я не заметил, но опять-таки, чтобы сделать на­ше возвращение похожим на езду по ухабам, большой разбаланси-ровки и не требуется. Впрочем, как я уже сказал Рэю, кого это волнует? С легкой турбулентностью в туннеле «Синий гусь» вполне справится. Его и построили так, чтобы он мог ее выдержать.

Я снова взглянул на точку подъема. Перед нами только три ко­рабля.

Вернувшись к капсулам, я снова проверил, что у Рэя и Сюзи все в порядке. Рэй украсил свою капсулу примерно в то же время, что и Сюзи. Ее сплошь покрывали изображения, которые Сюзи прозвала БДМ — «Блаженная Дева Мария». На всех картинках БДМ изобража­лась в скафандре и с маленьким Иисусом (тоже в скафандре) на ру­ках. Вокруг их шлемов художник напылил из баллончика золотые нимбы. Все это художество смотрелось дешевкой. Рэй явно поску­пился, в отличие от Сюзи.

Я быстро разделся до белья, забрался в свою (никак не украшен­ную) капсулу и закрыл крышку. Внутрь начал поступать вязкий бу­ферный гель, и секунд через двадцать я уже ощутил сонливость. К то­му времени, когда диспетчерская даст нам зеленый свет, я уже буду спать.

Я проделывал такое тысячи раз. Поэтому не испытывал ни страха, ни мрачных предчувствий. Лишь чуточку сожаления.

Я никогда не видел скважину. Впрочем, ее вообще очень немно­гие видели.

Все они описывали темный углеродистый астероид в форме буб­лика диаметром около двух километров. Середина у него пробурена насквозь, а внутреннюю сторону кольца покрывает аппаратура ку-материи — это и есть скважина. По словам очевидцев, эта аппарату­ра все время подергивается и шевелится, напоминая тикающие внут­ренности очень сложных часов. Однако контрольные системы Адми­нистрации Скважин не засекают вообще никакого движения.

Это технология чужаков, неведомых инопланетян. Мы понятия не имеем, как она работает и кто все это сделал. А если поразмыслить, то, наверное, действительно лучше, что у тебя нет возможности это увидеть.

Вполне достаточно заснуть, а затем проснуться и знать, что ты уже где-то в другом месте.

— Попробуй иной подход, — говорит Грета. — На этот раз скажи ей правду. Может, она воспримет ее легче, чем ты думаешь.

— Да ведь невозможно сказать ей правду.

Грета прислоняется бедром к стене, одна ее рука все еще в кар­мане.

— Тогда скажи ей хотя бы половину правды.

Мы отключаем капсулу и вытаскиваем из нее Сюзи.

— Где мы? — спрашивает она меня. Потом Грету: — А ты кто?

Я начинаю гадать, уж не пробились ли из ее кратковременной па­мяти обрывки последнего разговора.

— Грета здесь работает.

— Здесь? А где?

Я вспоминаю то, что говорила мне Грета:

— Мы на станции в секторе Шедар.

— Но мы летели не туда, Том. Я киваю:

— Знаю. Произошла ошибка. Сбой в маршруте. Сюзи уже трясет головой:

— Руны были в полном...

— Знаю. Ты ни в чем не виновата. — Я помогаю ей надеть комби­незон. Она все еще дрожит — мускулы реагируют на движения после столь долгого пребывания в капсуле. — Синтаксис был хороший.

— Тогда что?

— Ошибку совершила система, а не ты.

— Сектор Шедар... Это выбило бы нас из графика дней на десять, правильно?

Я пытаюсь вспомнить, что сказала мне Грета в первый раз. Мне полагается знать все это наизусть, но специалист по маршрутам у нас на корабле не я, а Сюзи.