Лес повешенных лисиц

К ночи добрались по восточному краю Куопсувуомы до барака лесорубов.

Это было длинное бревенчатое сооружение, построенное в пятидесятые годы, один конец которого с нарами на пятьдесят человек предназначался для рабочих, другой, с узким оголовком, – для начальства, а между ними находилось помещение для поваров и кухня. С заостренной стороны к поварам вела дверь, а в жилое помещение рабочих открывался раздаточный люк, через который выдавалась еда. Майор знал, что такое раздаточное окно лесорубы называли "окном жизни".

В заостренной части было четыре койко-места. Ойва Юнтунен расстелил свой спальный мешок на нарах возле окна, майор Ремес – у противоположной стены.

– Кто же здесь спал? – спросил Ойва Юнтунен, пробуя кровать.

– Это постель кассира. Вон там лежанки измерителей, а это – кровать самого начальника, – пояснял Ремес.

– Откуда ты все это знаешь? – удивился Ойва Юнтунен.

– Начальник никогда не спит возле окна, потому что там сквозит, а спит возле печки, – пояснил майор. – Кассиры и измерители спят на сквозняке, начальник – нет.

Ойва Юнтунен задумался. Да, действительно, он был в этой компании своеобразным плательщиком, кассиром, но с другой стороны, он тоже был чувствителен к сквозняку.

– А если нам поменяться местами? – произнес он.

Майору Ремесу захотелось врезать приятелю по лобешнику: он как-никак майор и дворянин, а этот младший научный сотрудник всего лишь обычный рядовой. Затем он вспомнил о деньгах Асикайнсна и решил жить в мире с ним. Он свернул свой спальный мешок в рулон и расстелил его на лежанке кассира. Ойва Юнтунен перешел обживать кровать начальника.

Какое-то время огорченный майор валялся на постели. Затем он приподнялся на локтях и объявил:

– Замечу лишь, что в вооруженных силах месячное жалованье майора без надбавок за выслугу лет составляет шесть тысяч двести марок.

– Грязными или чистыми? – спросил Ойва с кровати начальника.

– Разумеется, грязными. У генерала могло бы быть и чистыми.

– Давай договоримся так, что я плачу тебе столько же, сколько и армия. Вычтем налоги и выплаты в социальные фонды – и получишь свое.

Поднялись с нар рассчитывать заработную плату Ремеса. Майор вспомнил, что подоходный налог за предыдущий финансовый год составил что-то около тридцати пяти процентов после вычетов из налогооблагаемой суммы. Чистый заработок составил, таким образом, четыре тысячи марок. Когда из нее вычли стоимость питания, по пятьдесят марок в день, договорились, что на руки ежемесячно будет выдаваться две с половиной тысячи. За эту плату майор Ремес обязался работать на младшего научного сотрудника Асикайнена по восемь часов в сутки.

– Будем считать, что свою первую зарплату ты уже получил, – предложил Ойва Юнтунен, имея в виду аванс, который Ремес истратил в Киттиле.

Ударили по рукам. Ойва Юнтунен шлепнулся на кровать совсем уж как начальник. Оттуда он объявил майору:

– Приготовь-ка что-нибудь на ужин. И будь добр, убей всех комаров в бараке.

Майор опрыскал все помещение средством против комаров. Затем он удалился на кухню. Вскоре в помещение проник запах жареного мяса, и было слышно, как на плите шипела сковорода. Готовя еду, майор Ремес мурлыкал бравурный марш. Через полчаса на столе в узкой части здания был накрыт ужин что надо: поджаренная ветчина, соленые огурцы, маринованный репчатый лук, свекла, несколько еще дымящихся колбасок и коробка с картофельным салатом.

Из напитков повар предложил простоквашу, а в завершение трапезы еще и чашечку чая.

– Цинга нам здесь не страшна, – отметил он.

Глава 4

Утром Ойва Юнтунен проснулся от запаха кофе и жареного бекона. Майор Ремес как раз накрывал на стол.

– Вставай, младший научный, завтрак готов, – разбудил майор товарища.

Ойва Юнтунен приподнялся в постели. Он погладил подбородок, на нем была длинная жесткая щетина. После тяжело проведенной ночи состояние было мерзкое.

– Доброе утро, майор. Не принесешь ли воды умыться, надо привести себя немного в порядок.

Глаза майора сверкнули. Мгновенье он сжимал свой огромный кулачище, пока не вспомнил, что обязанности помощника относятся именно к его нынешней компетенции. Он вышел на улицу, поднял из колодца ведро чистейшей воды, отнес на кухню и согрел на плите. Он налил нагревшейся воды в таз, взял в руки полотенце, мыло и бритвенные принадлежности младшего научного сотрудника и отнес все это в жилую часть. Ойва Юнтунен умылся, побрился и вытер лицо. Только после этого он устроился наслаждаться трапезой.

– Очень приличный завтрак, – похвалил он майора.

– Солдат должен все уметь, – довольно хмыкнул Ремес.

Ойва Юнтунен рассматривал неструганый стол лесорубов, за которым в течение многих лет ели и заполняли артельные книги счетов. Это было нелепое, грубо сколоченное из обрезных досок сооружение с торчащими во все стороны ржавыми шляпками гвоздей. Какой-то измеритель от нечего делать вырезал тупым лезвием ножа на столешнице свои инициалы и дату: "М.Т.1954. A

Да, стол был уже старый.

– Нам нужно приобрести скатерть на стол. А то кусок в горло не лезет, – заявил Ойва Юнтунен.

Майор выхлебал кофе до последней капли и отправился выполнять распоряжение начальства. Сперва он подумывал сделать скатерть из своего банного полотенца, но понюхав его, сказал себе: "Отставить". В комнате для поваров были старые цветастые шторы. Майор сдернул одну из них, отрезал края и расстелил ткань на столе.

– Когда в следующий раз выберешься к людям, можешь купить еще постельного белья, –– давал цеу Ойва Юнтунен. Он вспоминал свою квартиру в Стокгольме. Ему казалось, что в этом пустом бараке нужно понаставить еще больше разной мебели, чтобы почувствовать себя человеком.

После завтрака мужчины отправились на улицу справить малую нужду. Заодно высвистели из леса Пятисотку и отдали ему остатки завтрака. Очень даже понравился лисенку бекон с поджаристой корочкой. В благодарность за угощение зверек оскалился и немного поворчал. Лесные робинзоны отметили, что у животных своеобразное понятие о застольном этикете.

Майор высказался в том смысле, что не пора ли действительно отправиться помыть для пробы немного золота. На нижнем склоне Куопсувары журчал маленький ручеек с болотистыми берегами, который через несколько километров впадал в реку Сиеттелейоки. Мужчины дошли с инструментами до ручейка, не шибко напоминавшего золотоносные участки на реках Лемменъйоки и Ивалойоки. Однако, по мнению Ойвы Юнтунена, и здесь для потехи можно было бы попытать счастья. Майор подумал, что этот Асикайнен действительно городской, раз надеется в такой тине найти золото. Оба берега ручья были заболочены, но тем не менее на дне просматривался отфильтрованный течением песок. Ойва Юнтунен забрел в воду и захватил лотком песка. Вода была холодной. Когда доморощенный старатель немного встряхнул песок, копируя киношных золотоискателей, то единственным следствием этого были песок и холодная вода, хлынувшие в сапог через голенище.

Майор скептически наблюдал с берега за мытьем золота.

– Не поискать ли ручей получше? Не стоит ковыряться в этой грязной канаве.

Однако Ойва Юнтунен промывал уже второй лоток. Майор ухмыльнулся:

– С таким же успехом можно искать золото в навозной куче.

Ойва Юнтунен бросил на майора колючий взгляд. Ему хотелось сказать, что он действительно выкопал золото из навозной кучи. Тридцать шесть килограммов! Однако он ничего, разумеется, не сказал, а забрел вниз по течению ручья за маленький поворот. Там он тайком насыпал в свой лоток шепотку золотого песка собственного изготовления и сверху набрал из ручья воды и песка.

И тем не менее намывать золото оказалось захватывающим занятием. Было интересно наблюдать, как понемногу частицы золота вымывались из песчаной массы и красиво укладывались на дне лотка. Когда в лотке оставалось всего чуть-чуть песка и красивый слой из золотых частиц, Ойва Юнтунен крикнул майору: