Там, где ты

— Ты скучаешь по ней?

Я обдумала и эту версию. Вы бы скучали по ежедневной пощечине? Я чуть не задала ему этот вопрос, но, как и раньше, не захотела, чтобы он счел меня бессердечной, и потому не ответила «нет». А то он никогда не влюбится в меня и не заберет из Литрима.

Он наклонился ко мне. Ах, какие синие у него глаза.

— Твои мама с папой говорили, что ты хочешь найти Дженни-Мэй. Это правда?

Ну и дела! Чем дальше, тем больше путаницы. Я помотала головой: ладно, хватит притворяться.

— Мистер Бартон, не хочу показаться жестокой и бесчувственной, потому что, как известно, Дженни-Мэй пропала без вести и все этим опечалены, однако… — Тут я замолчала.

— Давай-давай, — подбодрил он, и мне захотелось вскочить, обнять и расцеловать его.

— Ну, ладно. Мы с Дженни-Мэй никогда не были подругами. Она меня ненавидела. Мне жалко ее — в том смысле, что вот она пропала, но я вовсе не хочу ее возвращения. Я нисколько по ней не скучаю и не собираюсь ее искать. Мне просто интересно знать, где она сейчас. Этого бы мне хватило.

Он приподнял брови.

— Ну вот, вы точно решили: раз Дженни-Мэй была моей подругой и она пропала, то теперь, если я что-то теряю — ну, там носок, — то ищу его потому, что как бы тем самым пытаюсь найти Дженни-Мэй и вернуть ее обратно.

Он приоткрыл рот.

— Конечно, это разумное предположение, мистер Бартон. Но это не про меня. Я совсем не такая сложная. Просто мне действует на нервы, что вещи пропадают, а я не знаю, куда они делись. Взять хоть скотч с рисунком. Вчера вечером мама собралась упаковать подарок ко дню рождения тети Дидры, но никак не могла его найти. Но дело в том, что мы всегда оставляем его во втором ящике сверху, сразу под столовыми приборами. Он всегда там лежит, мы никогда не кладем его в другое место, и мама с папой хорошо знают, как я отношусь к таким вещам, и потому обязательно все всегда кладут на место. У нас совсем маленький дом, и, честно говоря, это не тот случай, когда вещи пропадают из-за вечного беспорядка. По-любому, я брала скотч в субботу, когда делала домашнюю работу по изо — за нее, между прочим, мне сегодня влепили несчастный трояк, а Трейси Тинслтон поставили пятерку за какую-то фигню вроде раздавленной мухи на оконном стекле, и еще сказали, что это — «настоящее искусство», — так вот, клянусь, я положила моток на место в ящик. Папа его не брал, мама тоже, и я на все сто уверена, что никто не забирался в дом специально, чтобы спереть моток скотча. Поэтому я искала его весь вечер. Но так и не нашла. Так где он?

Мистер Бартон не издал ни звука, только медленно откинулся на спинку кресла и устроился в нем поудобнее.

— Ладно, давай сформулирую прямо и коротко, — задумчиво произнес он. — Ты не скучаешь по Дженни-Мэй Батлер.

Мы оба захохотали, и я впервые за все это время перестала испытывать угрызения совести.

— Зачем, по-твоему, ты пришла сюда? — серьезно спросил мистер Бартон, когда мы отсмеялись.

— Потому что мне нужны ответы.

— Какие ответы?

Я постаралась сформулировать:

— Где находится скотч, который мы так и не нашли прошлым вечером? Куда делась Дженни-Мэй Батлер? Почему один из моих носков вечно пропадает в стиральной машине?

— И ты полагаешь, я смогу тебе сказать, где все эти вещи?

— Не конкретно о каждой, но некие общие указания меня бы устроили, мистер Бартон. Он улыбнулся:

— Позволь мне задать несколько вопросов, и, быть может, в твоих ответах мы вместе отыщем то, что ты хотела бы выяснить.

— О'кей. Если считаете, что это поможет, давайте попробуем.

— Зачем тебе знать, куда деваются вещи?

— Мне это необходимо.

— Почему тебе кажется, будто это необходимо?

— А почему вам кажется, что вы должны задавать мне вопросы?

Мистер Бартон моргнул и помолчал на секунду дольше, чем ему бы хотелось, — так мне показалось.

— Это моя работа, мне за нее деньги платят.

— Платят деньги?! — Я выкатила глаза. — Мистер Бартон, вы могли бы заняться любой простой работой и получать за нее деньги, но все же решили проучиться — сколько же, десять миллионов лет? — чтобы получить все эти бумажки, которыми украсили стены. — Я бросила взгляд на его дипломы в рамочках. — То есть я хочу сказать, что вы прошли всю эту бесконечную учебу, сдали все экзамены, задали все вопросы не только потому, что за это платят.

Он усмехнулся и посмотрел на меня. Похоже, не знал, что ответить. Поэтому мы молчали минуты две. В конце концов он взял ручку и блокнот, пододвинул их мне и снова облокотился на колени.

— Мне нравится разговаривать с людьми, всегда нравилось. По моим наблюдениям, рассказывая о себе, они узнают вещи, которых до того не знали. Это нечто вроде самолечения. Я задаю людям вопросы, потому что мне нравится им помогать.

— Так и я.

— Ты считаешь, что, задавая вопросы о Дженни-Мэй, ты помогаешь ей или, может, ее родителям? — Он постарался скрыть смущение, притаившееся у него в глазах.

— Нет, я помогаю самой себе.

— Каким образом? Разве тот факт, что ты не находишь ответов, не разочаровывает тебя еще больше?

— Иногда мне удается отыскать какую-то вещь, мистер Бартон. Я нахожу то, что просто положили не на то место.

— Разве не все потерянное лежит не на своем месте?

— Положить что-то не туда, куда надо, — значит временно потерять это, потому что ты забыл, где оно лежит. А я всегда помню, что и куда кладу.

Но я-то пытаюсь отыскать не те вещи, которые лежат не на своем месте, а те, у которых выросли ноги, и они взяли да и ушли себе. Именно из-за них я расстраиваюсь.

— Ты не считаешь, что кто-то другой, не ты, мог переложить их?

— Кто, например?

— Вопрос задал я.

— Хорошо. В случае со скотчем ответ однозначный: нет. В случае с носками ответ тот же: нет. Разве что кто-то забирается в стиральную машину и вынимает их из нее. Мистер Бартон, родители хотят помочь мне. Не думаю, чтобы они стали перекладывать вещи, а потом забывали об этом. Если они что-то переложат, то еще лучше запоминают, куда именно.

— Тогда какие у тебя версии? Куда, по-твоему, все эти вещи деваются?

— Мистер Бартон, если бы у меня было хоть одно предположение на этот счет, я бы не пришла сюда.

— То есть никаких идей? Тебе ничего не приходит в голову даже в самых безумных мечтах, даже в минуты самых больших огорчений, даже когда ты отчаянно размышляешь ранним-ранним утром в поисках ответа и никак не можешь его найти? Ну, хоть какая-нибудь идея по поводу того, куда деваются пропавшие вещи?

Н-да, он наверняка узнал обо мне от родителей гораздо больше, чем я предполагала. Если я отвечу на этот вопрос честно, боюсь, он уже никогда не влюбится в меня. И тем не менее я глубоко вздохнула и выложила всю правду:

— В такие минуты я полагаю, что они очутились в том месте, куда попадает все, что пропало. Он и глазом не моргнул:

— Ты считаешь, и Дженни-Мэй там? Тебе так легче — представлять, будто она там?

— Господи! — Я тяжко вздохнула. — Если кто-то ее убил, значит, так тому и быть, мистер Бартон. Я не пытаюсь создавать вымышленный мир, чтобы мне стало легче.

Он отчаянно старался, чтобы ни один мускул лица не дрогнул.

— Но скажите мне, почему полицейские не могут найти ее ни живой, ни мертвой?

— А тебе не полегчает, если ты признаешь, что временами случается нечто необъяснимое?

— Ну, вы же так не думаете. Почему я должна в это верить?

— А почему ты решила, будто я так не думаю?

— Вы — психотерапевт. Вы считаете, что каждое действие вызывает определенную реакцию, и все такое. Я кое-что почитала, перед тем как прийти сюда. Все, что со мной сейчас происходит, — результат того, что произошло некое событие, или кто-то что-то сказал, или сделал. Вы считаете, что на все можно найти ответ и так или иначе решить любую задачу.

— Это не совсем так, Сэнди. Я не могу все заново сложить и склеить.

— А меня вы можете склеить?

— Ты же не сломана, Сэнди.

— Таков ваш медицинской диагноз?