Лубянская ласточка

Подали плов – истинное произведение искусства, – живописной горкой возвышающийся на расписном блюде. Тончайший аромат трав и облагороженного ими мяса щекотал ноздри… Дискуссия прекратилась, едва они приступили к трапезе.

– Нравится?

– Очень! Замечательно! – Морис тронул губы салфеткой и улыбнулся. – В Алжире есть такое блюдо – кус-кус. Нечто похожее. Но эта пища достойна того, чтобы ее воспели в стихах.

– И воспевают. Кстати, – Борис поднял рюмку, любуясь, как играет янтарным золотом в хрустале благородный напиток, – вино, что сейчас пьем мы с тобой, привело в восторг барона Пьера Леруа.

– Разделяю его точку зрения. – Барон с наслаждением отпил глоток. – И что же сказал президент французского бюро виноделия?

– Барон назвал «Гуля-Кандоз» солнцем в бокале.

От зеленого чая барон отказался категорически, но с видимым удовольствием держал в обеих руках пиалу с густо заваренным черным, запивая обжигающим напитком соленые фисташки и курагу.

Как-то сам собой возобновился разговор о недостатках, которые заметил Морис за время его короткой, но насыщенной поездки.

– Да, у нас еще много проблем, – соглашался Борис, – но сразу все не делается. Мы их решим.

– Ну хорошо, с продуктами решите, верю. Но почему у вас простой человек не может поехать в Париж, Лондон или Прагу?

– Ездят, по туристическим путевкам… Думаю, со временем и здесь все изменится. Но все же это меньшее зло в сравнении с растущей преступностью, наркоманией и войнами.

– Кстати, о войнах… Ваша армия в Афганистане – на каком основании?

– Простите, а что Франция в свое время забыла во Вьетнаме, который находится в десяти тысячах километров от ее границ? – вырвалось у Бориса. – С точки зрения безопасности страны Афганистан расположен в зоне наших стратегических интересов…

– Что касается Вьетнама, то это была ошибка, которая дорого обошлась Франции. Посмотришь, Советскому Союзу Афганистан тоже дорого обойдется, – поставил точку в этом разговоре Морис.

Официант ловко подхватил остывшие чайники, заменив их на горячие со свежезаваренным напитком, и обновил вазочку с фисташками.

«Ну что ж, – весело подумал Борис, – так и напишу в отчете о поездке: перевоспитать барона и сделать из него сторонника коммунистической идеи никогда не удастся. Возможно, парткому управления это не понравилось бы, прочитай они такое, но Комитету государственной безопасности нужен полковник де Вольтен в своем качестве и на своем месте. В конце концов, де Вольтен стал работать на советскую разведку не из-за симпатии к левым идеям».

Действительно, строить социализм барон не собирался даже в самом страшном сне.

В Москве Аристократа ожидали трудовые будни – интенсивный курс обучения оперативным премудростям. С ним провели несколько практических занятий по обработке тайников, методам обнаружения и ухода от слежки, тайнописи, использованию различной оперативной техники и другим премудростям шпионского ремесла. Аристократу подобные занятия не нравились, однако он старался, понимая, что от овладения этими навыками зависит успех его работы и его безопасность.

В то же время Центр делал все возможное, чтобы дать Аристократу отдохнуть, вдохнуть в него заряд бодрости и энергии и, что самое важное, показать де Вольтену, что его очень ценят, ему благодарны и всегда готовы поддержать и помочь. Поэтому отрабатывался и вариант вывода барона в Советский Союз в случае провала. Вариант, о котором Морису не хотелось даже думать…

…За день до отъезда Мориса привезли в специальную резиденцию КГБ, так называемый объект АБЦ, находящийся рядом с Кольцевой дорогой, недалеко от штаб-квартиры внешней разведки в Ясеневе. Руководитель Первого главного управления лично принял де Вольтена в просторном конференц-зале, который был слишком большим для такого узкого круга лиц. Помимо руководителя внешней разведки на встрече присутствовали только начальник 5-го отдела и сопровождавший барона Петров, выполнявший роль переводчика.

– …От имени советского правительства выражаю вам глубокую благодарность и признательность за ту неоценимую и бескорыстную помощь, которую вы самоотверженно оказываете нашей стране в обеспечении ее обороноспособности и безопасности. Я хотел бы также подчеркнуть, что ваше сотрудничество с нами в первую очередь направлено на сохранение мира и спокойствия в Европе. Поэтому мы видим в вас, господин де Вольтен, в первую очередь истинного патриота Франции. И я верю, что придет время, когда вы будете с гордостью открыто носить на своем мундире эту награду, – закончил руководитель внешней разведки свою краткую речь, вручая де Вольтену орден Красного Знамени.

«Не дай бог…» – подумал Морис, но он был искренне тронут такой оценкой своей работы и растроганно поблагодарил руководство КГБ за оказанную ему честь. По неписаным законам разведки орден должен оставаться в штаб-квартире в Ясеневе. «До лучших времен», – как сказал начальник ПГУ. Что под этим подразумевалось, каждый из присутствующих представлял по-своему.

Вечером накануне отъезда они вдвоем ужинали на даче, к которой Морис успел привыкнуть. Проговорили допоздна и расстались уже ночью, понимая, что каждому нужно отдохнуть перед предстоящим напряженным днем. Борис думал о том, что барона ждут тяжелая и опасная работа, новые нервные нагрузки и, возможно, непредвиденные испытания.

На взлетном поле перед посадкой в самолет, вылетавший в Прагу, они обнялись.

– Я с тобой, Морис. Береги себя.

– Знаю. Спасибо.

Петров с тревогой проводил взглядом барона, пружинистым шагом идущего к трапу.

«Увидимся ли мы когда-нибудь вновь? – подумал Борис и сам себе ответил: – Вряд ли».

В здании советского посольства на бульваре Ланн на трех последних этажах размещалась резидентура КГБ. Пройдя через небольшую комнату, где сидел дежурный, и выполнив необходимые формальности, Владимир оказался в просторном, хорошо освещенном зале, разделенном прозрачными перегородками. Там, в небольших комнатках-сотах, за рабочими столами, подобно пчелам в улье, сосредоточенно трудились офицеры резидентуры. Помещение имело двойные стены, потолки и полы со звуконепроницаемой изоляцией. Это свободное пространство наполнялось постоянными электронными звуковыми сигналами, защищающими от прослушивания. Образно говоря, резидентуру можно было сравнить с огромной подводной лодкой, плавающей в электронном море, попасть в которую можно через один-единственный люк.

Стены зала являли своеобразную Доску почета – их украшали фотографии работников ДСТ и установленных разведчиков ЦРУ в Париже. Снимки были различного качества, поскольку запечатленные персонажи «снимались» при самых разных обстоятельствах: на правительственных приемах, в салоне автомобиля, на улице солнечным днем или в темном помещении. Попадались строгие фотографии, взятые из паспортов или других официальных документов. На отдельных «плакатах» красовались служебные автомобили французской контрразведки, а также их регистрационные номера.

В 9.05 Владимир Кулябов получил последние наставления в кабинете парижского резидента КГБ. Спустя пятнадцать минут он спустился в подземелье посольского гаража, снова и снова мысленно прокручивая маршрут сегодняшней поездки. Внутренний карман пиджака давил грудь – там лежал плотный серый сверток. Сегодня Кулябов заложит его в тайник под названием «Скала». Тайник находился в живописном лесу, недалеко от королевского дворца в Фонтенбло.

Владимира уже ждали оперативный шофер Дима Воронов и его жена Валя, которую за миниатюрную фигурку и курносый вздернутый носик посольские называли Кнопкой.

Дима открыл вместительный багажник, где лежала спущенная надувная лодка, образуя нечто, по форме напоминающее уютное птичье гнездо, поверх которого был наброшен толстый шерстяной плед. Кулябову не нравилась подобная процедура, но на ней настоял резидент. Никто не знал, что у него была легкая форма клаустрофобии. Об этом своем «тайном» недуге он тоже узнал совершенно случайно, еще студентом, застряв однажды в тесной кабинке лифта в старом московском доме, направляясь к друзьям на встречу Нового года. Тогда внезапно появилось острое чувство тревоги, сердцебиение, и ему стоило значительных усилий сохранять спокойствие и не терять самообладания. Новый год Кулябов встретил между этажами, барабаня по стенкам кабины, пока сердобольные соседи не отыскали уже изрядно подвыпившего жэковского механика… Тот, ворча, освободил Владимира из плена, избавив от неприятных ощущений. Понятно, что в тесном лифте застревают не каждый день, и Владимир опять надолго забыл об этой своей особенности. Багажник, конечно же, не кабина лифта, но чувство тревоги вновь возникло.