Лубянская ласточка

Петров со своей стороны догадывался, что творится в голове барона. И был уверен, что де Вольтен не пойдет в свою контрразведку и не заявит о случайной встрече с подозрительным русским. Но хватит на сегодня политики. Он уже достаточно подбросил барону мыслей для раздумий, которые, в соответствии с информацией Мимозы, совпадают с мнением барона.

Перед тем как расстаться, де Вольтен со значением произнес:

– Вы очень хорошо разбираетесь в военных вопросах, Борис. Кстати, я предлагаю перейти на «ты».

– Давно пора, Морис, – улыбнулся Петров и добавил: – Должен отметить, что тебя тоже волнуют эти вопросы…

– Это моя профессия. Я – офицер французской армии. Откомандирован в НАТО…

Большего от встречи Петров и ожидать не мог. Барон проявил доверительную откровенность. Явный успех!

Расставшись друзьями, они договорились, что де Вольтен, когда в следующий раз будет в Париже, позвонит в офис Петрову и они вновь встретятся.

Барон отправился на улицу Мариньи. «Забавно, – думал он, – почему-то в важные моменты моей жизни меня тянет именно туда, на улицу Мариньи». Туда – это в родительскую парижскую квартиру де Вольтенов. Своим ключом Морис открыл массивную дубовую дверь.

– Добрый вечер, мсье, – приветствовал его старый консьерж, служивший еще при жизни родителей барона.

Морис не спеша, не пользуясь лифтом, поднялся на третий этаж – де Вольтены занимали его целиком.

– Это ты, мой мальчик? – Полная старушка спешила в прихожую из глубины апартаментов. – Как хорошо, что ты здесь.

– Здравствуй, Лу – Морис прижался щекой к седым душистым волосам – с детства родной запах ванили, еще чего-то вкусного окутал барона. Луиза Адлер, или Лу, как называли ее дети, Морис и Мари, служила экономкой у де Вольтенов и давно уже стала членом семьи. Сейчас Лу с нежностью оглядывала своего любимца. Она осталась с Мари, когда та вышла замуж. Мари с детьми и мужем уже с неделю отдыхали в фамильном поместье, и старая Луиза особенно радовалась появлению Мориса.

– Тебе что-нибудь нужно, мой мальчик? Может, сделать чашечку горячего шоколада?

Для Луизы не существовало подполковника французских вооруженных сил барона де Вольтена, одного из старших офицеров ракетных войск НАТО, – для нее он оставался вечным ненаглядным мальчиком, у которого сегодня, как она это безошибочно почувствовала, было неспокойно на душе. И она, как умела, пыталась отвлечь его от тревожных мыслей.

– Спасибо, Лу. – Барон обнял старушку. – Я посижу в библиотеке, а потом лягу спать. – Иди смотри свой фильм. Я же слышу, как орет Луи де Фюнес, а ты со мной тут пропадаешь.

– Твой махровый халат я отнесу в ванную. Полотенца там свежие, – напомнила Лу и отправилась к прерванному занятию – досматривать «Жандарма на отдыхе».

Устроившись с рюмкой коньяка в вольтеровском кресле, Морис разглядывал кожаные, с золотым тиснением корешки книг, плотно стоявших на высоких, до потолка, стеллажах. Богатую библиотеку отец завещал ему, но Морис не хотел ничего менять в родительском доме. Пусть здесь все остается как было. И книги остались у Мари.

Что же мучает его? Не выходил из головы разговор с этим русским парнем. То, что Борис абсолютно прав, он, Морис, давно понял. Штатам наплевать на все, кроме собственного благополучия. Ничто не остановит наглых янки, если они решат, что безнаказанно могут нанести смертельный удар по Советам. Конечно, Борис хотя и работает в ЮНЕСКО в секторе образования, но истинная его профессия лежит в иной сфере – Морис в этом почти не сомневался, что и дал ему понять перед тем, как они расстались.

– Ты не спишь, мой мальчик? – Лу в халате и допотопном чепце, за который заложил бы душу художник-постановщик исторического фильма, поставила перед Морисом чашку горячего шоколада. – С пенкой, как ты любишь. – И, неодобрительно посмотрев на рюмку с коньяком, она вышла, как всегда перекрестив «мальчика» на ночь.

Завернувшись в одеяло, Морис вдыхал знакомый с детства аромат цветов лаванды, мешочки с высушенными лепестками которых неутомимая Лу раскладывала по полкам бельевых шкафов и – обязательно – под подушку каждому из де Вольтенов. Заснуть не получалось, и Морис начал перебирать впечатления от выставки.

«Хорошо художнику. Мучает тебя противоречие – берешь кисть, краски, пишешь картину. И – порядок. Внутренний конфликт исчерпан. Чувствуешь беду мирового масштаба – получается „Жирафа в огне“».

Морис любил эту работу, написанную Дали в 1936 году и обозначенную как «Предчувствие гражданской войны». Пылающая жирафа – символ, предупреждение. Художник может заявить о своем предчувствии. А как быть, если ты не имеешь права заявить, и не о предчувствии – о знании? О новой пылающей жирафе. Перед глазами Мориса возникла отвратительная рожа Муссолини – огромный спущенный воздушный шар в виде головы дуче парил над землей. «Но это же „Сон“! Это тоже картина Дали», – последнее, что мелькнуло в голове барона, и он провалился в глубокую, полную тревог бездну.

Во сне он плыл на яхте и был совсем один в бушующем океане. Темные волны захлестывали палубу, на которой он стоял, вцепившись в непослушный штурвал, пытаясь развернуть яхту так, чтобы ее не перевернула набегающая огромная волна. Морису казалось, что еще немного – и ему не хватит сил бороться со стихией. Вдруг он увидел, что откуда-то из-под палубы начинает прибывать вода. Всепоглощающий ужас сковал его тело. В поисках спасения он обернулся назад и увидел, как ветер сорвал с борта прикрепленную к нему шлюпку – его последнюю надежду. В следующее мгновение мощный порыв ветра оторвал его от штурвала и бросил в бурлящую и холодную бездну. Сильный поток подхватил его и понес куда-то в сторону от тонущей яхты. Задыхаясь, он чувствовал приближение конца. Силы его покинули – он перестал сопротивляться. Посмотрел вверх, на небо, как бы прощаясь с этим миром. И в этот момент страх его отпустил…

Вдруг где-то вдали он увидел мерцающие огоньки. Огни становились все больше. Он понял, что его несет прямо на них. В это мгновение ожили надежды на чудодейственное спасение. Нет, он не погибнет. Такая нелепая смерть не для него…

Морис де Вольтен полежал несколько секунд, не открывая глаз. Он медленно выныривал из сна. Сон был ярким, переживания сильными. Сердце продолжало стучать в ребра.

Морис открыл глаза. За легкими шторами белело серенькое городское небо. Он не верил ни в какие сны и приметы, но чувства, пережитые во сне, долго не покидали его.

«Похоже, живопись Дали не столь безобидна для нашего сознания, – подумал он. – А чем же еще мог быть вызван этот ужасный ночной кошмар?»

Отряхнув ночные видения и позавтракав под надзором по-матерински заботливой Лу он заехал на свою квартиру, взял вещи и отправился в Мюнхен.

В большой, ярко освещенной комнате бункера, «мозговом центре» ракетных войск НАТО, расположенном на территории ФРГ, присутствующие с нетерпением ожидали командующего объединенными силами НАТО генерала Александра Хейга. Он задерживался в Бонне, проводя встречи с премьером и федеральным канцлером. Все знали: генерал не просто военный – он состоял доверенным лицом нескольких президентов США, которые рассматривали его как советника и как зрелого политического деятеля. Недаром генерал Хейг координировал подготовку к визиту в Китай президента Никсона, призвавшего генерала для того, чтобы «расшевелить» администрацию Белого дома. После чего Хейг получил титул шефа администрации. Генерал оставался на этом посту до тех пор, пока президент Джеральд Форд не вернул его на военную службу, облекши высокими обязанностями командующего армией США в Европе. Хейг стал полным генералом – пять звезд – и вскоре взлетел еще выше – стал верховным главнокомандующим вооруженными силами НАТО.

Морис сидел рядом с бельгийским полковником Андрэ Жофром – своим непосредственным начальником, который дослуживал последние годы перед уходом на пенсию. Барон, прослывший в штабе строптивым, критически мыслящим офицером, высказывающим свое мнение и старшим по званию, тем не менее прекрасно уживался со своим начальником. Жофр не раз говорил Морису: «Хотел бы передать вам свою должность, когда мне придет время покинуть службу.