Лубянская ласточка

На другой день Петров зашел в ресторан и, выбирая место, где можно расположиться, «случайно» увидел Риттера. Американец дружелюбно махнул рукой, приглашая его за свой столик. С Риттером оказалось нетрудно «разговориться» – достаточно лишь внимательно его слушать и кивать в знак согласия. Недаром Борис провел несколько часов в библиотеке ЮНЕСКО, знакомясь с работами ученого, чтобы вовремя вставлять нужные ремарки и задавать уместные вопросы.

– …Помню, я еще преподавал в Колумбийском университете, когда первый раз приехал на научную конференцию в Париж, – рассказывал Риттер. – Вот выступает делегат от Мали. Чрезвычайно образованный человек, умница, закончил в свое время Сорбонну. Защитился, ему предлагали там заняться научной работой и читать курс лекций – впереди блестящие перспективы и спокойная жизнь в Париже.

– А он не согласился, предпочел вернуться на родину. Там же столько нужно сделать! – вставил «восхищенно» Борис.

– Именно! – обрадовался такому совпадению взглядов Риттер. – Послушайте, что волновало этого замечательного человека! Малиец говорил, что если уже сейчас не записать устной информации, которая еще хранится в головах неграмотных людей из различных этнических племен страны, то будет поздно. Эти люди хранят историю Мали в песнях, сказках, легендах. Но они очень стары. Молодые уходят в города, у них другие заботы и интересы. – Риттер сделал паузу. – А потом малиец произнес поразительную по своей трагической точности фразу, которая меня просто потрясла.

– И что же он сказал? – Петров с искренним интересом смотрел на увлеченного собеседника.

– Он сказал: «Когда умирает такой старик в одной из наших деревень – в мире исчезает целая библиотека». Именно тогда я понял, что должен перейти на работу в ЮНЕСКО.

За кофе было решено «общаться кабинетами», по выражению Риттера. «Мы ведь, мистер Петров, можем выпить кофе и у меня».

Они стали встречаться почти ежедневно. Им становилось мало коротких кабинетных общений, и время от времени они совершали походы в крошечные, уютные кафе. Их беседы давно вышли за рамки тем о «сохранении культуры этносов» или о «разнице в школьных программах стран Западной и Восточной Европы». Риттер сам инициативно касался и политических тем, в которых он откровенно критиковал американское правительство. Становилось понятным, почему он не ходит на «политзанятия» в посольство.

– Понимаете, мистер Петров, у нас в Штатах существует самая постыдная система отбора для работы в международных организациях, – горячился Джон. – Любой американец, перед тем как поступить на работу в ЮНЕСКО или даже временно сотрудничать с этой организацией, должен получить рекомендацию правительства США. По сути дела, это унизительная полицейская проверка. Представляете?

– И сколько времени занимает такая проверка? – спросил Петров, по вполне понятным причинам заинтересовавшийся этим вопросом.

– Проходят недели, даже месяцы, прежде чем ФБР, наконец, закончит проверять кандидата и даст в отношении новичка свое заключение. Представляете, сколько бесценного времени тратится попусту и какие создаются искусственные преграды для талантливых специалистов, чья «вина» может состоять лишь в том, что они восхищались фильмами Чаплина или сказали что-то хорошее о достижениях русской науки?

Борис уже кое-что слышал об этой процедуре, введенной в США в 1953 году в эпоху маккартизма. Риттер лишь подтверждал, что она действует и сегодня и что ни один президент США так и не отменил ее. Борис был рад, что американец довольствовался монологом и не спрашивал, как обстоят дела с этим вопросом в Советском Союзе. Вряд ли стоило ему рассказывать о соответствующей процедуре в СССР. Там ни один советский гражданин в ту пору не мог без проверки в КГБ, без собеседования в райкоме партии и утверждения списка в отделе загранкадров и выездов ЦК КПСС поехать по групповой туристической путевке даже в Болгарию. Что уж говорить об оформлении на работу за границей!

Они перешли на «ты», после того как американец спросил:

– Мистер Петров, вы не станете возражать, если мы отбросим этих официальных «господ» и станем обращаться к друг другу «Борис» и «Джон»?

– Давно пора, – улыбнулся Петров.

Когда Риттер узнал, что Борис интересуется искусством эпохи Возрождения, сразу же предложил сходить вместе в Национальный музей искусства Средних веков – Музей Клюни, расположенный недалеко от Сорбонны. Борис не стал возражать, хотя бывал в этом музее, и не раз. Поход туда всегда интересен, а в этот раз он еще и являлся одним шагом к поставленной цели.

Подъехав к площади Пенлеве, Джон, не мудрствуя, оставил машину на служебной стоянке университета – его, к счастью, там хорошо знали. Оттуда до музея рукой подать.

Самыми популярными экспонатами музея являются шесть гобеленов под общим названием «Дама с единорогом». Шесть загадочных сцен с участием прекрасной женщины, по обе стороны от которой стоят лев и единорог. Датированные концом пятнадцатого столетия гобелены потрясают своей сложностью и таинственной символикой. Вокруг дамы на земле, окрашенной в нежный красный цвет, сотканы тысячи мельчайших цветочков и фигурок птиц и животных. Причем каждая деталь имеет свою особенность и значение. Но что бы ни символизировали эти вытканные на материи рисунки, посетителю музея трудно оторвать от них взгляд. Эту магию каждый раз испытывал на себе и Борис.

Когда сели в автомобиль, Джон, прежде чем включить двигатель, на секунду задумался, а затем произнес:

– Ты знаешь, Борис, сюжет гобеленов или, скорее, изображенная на них прекрасная дама каким-то образом напоминает мне одну мою хорошую знакомую…

Борис удивленно взглянул на Джона, а внутренне напрягся, понимая, что вот он, наконец, результат почти полуторамесячного общения с Риттером, который, к счастью, был ему симпатичен.

– Тебе непременно следует сходить со мной в салон мадам Натали Легаре, и ты поймешь, что я имею в виду. К тому же у нее прекрасная коллекция живописи, русских икон да и самого разного антиквариата. Тебе будет интересно – гарантирую.

– Знаешь, Джон, я не уверен, что это удобно, – нерешительно произнес Борис.

– Удобно, удобно. Я тебя ей представлю. У мадам салон, светский салон. Там собирается цвет искусства, политики, дипломатии. И не только французы. Ты сможешь завязать весьма полезные знакомства. Ну как, идем?

Борис пожал плечами:

– Ну, если ты считаешь, что это интересно…

– Итак, в эту пятницу я веду тебя на улицу Мозар. О'кей?

– О'кей, – как можно спокойнее, но при этом ликуя в душе, произнес Борис.

Джон Риттер и Борис Петров застали мадам Легаре беседующей с господином, которого Джон видел здесь впервые. Борис же, взглянув на Мориса де Вольтена, отметил: «В жизни он выглядит привлекательнее, чем на фотографии». Любительский снимок Натали передала ему во время их встречи в Медонском лесу. Безусловно, фотография не могла отразить всю полноту мужского обаяния Мориса: некоторую ироничность, манеру говорить, низкий мужественный тембр голоса и достоинство, с которым он держался. Во всем его облике чувствовались сильный характер, решительность и внутренняя уверенность человека, знающего себе цену.

– Добрый вечер! Простите мадам, мсье, – Джон перевел взгляд с Натали и дружелюбно улыбнулся Морису де Вольтену, – позвольте представить вам моего коллегу по Секретариату ЮНЕСКО мистера Петрова.

Натали царственно протянула Борису руку:

– Очень рада видеть у себя друзей г-на Риттера. Вы, как я понимаю, не только коллеги, но и соотечественники?

– О нет, мадам Легаре! – запротестовал американец. – Мистер Петров из Советского Союза!

Борис тем временем внимательно, стараясь в меру приличия изобразить восхищение, смотрел на хозяйку. Такую Натали он еще не видел. Жемчужно-палевое платье струилось к полу, облегая точеную фигуру. Темно-каштановые густые волосы не скрывали длинную шею, на которой сверкало колье. Изящные сережки подчеркивали прелесть маленького ушка. Золотой браслет и кольцо с крупным камнем, ограненным бриллиантовой «розой», дополняли красоту смуглых женских рук. «Она действительно очень хороша», – подытожил свои наблюдения Петров.