Лубянская ласточка

– Ведь я могу себе это позволить, – говорила она. – Поэтому для меня это еще одна маленькая радость.

Порой ей и вправду казалось, что голоса ее музыкальных кумиров, Фрэнка Синатры, Дина Мартина и Дорис Дей, на новой аппаратуре приобретают особую глубину и большую выразительность. Еще одна иллюзия…

…Такси остановилось у станции метро «Мон Пике». За последний час это была уже третья машина, которую сменила Натали. Выйдя из такси, она быстро нырнула в подземку. В очередной раз благословила создателей прекрасно разветвленной сети парижского метро: уходить от преследования, если таковое возникнет, – одно удовольствие. Выходя в последний момент из хвостового вагона или вскакивая в электропоезд перед тем, как закроются двери, меняя направление маршрута, заходя в крупные магазины и покидая их затем через выход на другую улицу, она старалась определить, все ли чисто, не увязалась ли за ней бригада наружного наблюдения ДСТ. Проделав в течение двух часов все эти, как она называла их, «шпионские штучки», необходимость которых на печальных примерах внушили ей московские специалисты по наружному наблюдению из 7-го управления КГБ, Натали наконец оказалась у входа в Люксембургский сад.

Расположенный среди улиц, полных машин, людской толпы и назойливого шума огромного мегаполиса, этот чудесный оазис мира и покоя давал утомленному горожанину возможность отдохнуть душой. Кажется, время здесь остановилось, задержалось в небольших рощах, рассеянных по всему пространству парка, благоухающего цветами, умиротворенного журчаньем воды в фонтанах. Анна Ахматова часто приходила в Люксембургский сад вместе с Модильяни. Он был настолько беден, что они сидели на скамейке, а не на платных стульчиках, как принято. Легкий стульчик можно и переставить куда захочешь – под каштаны, возле фонтана или в укромный уголок.

Но Натали не прельщали фонтаны. Минуя стройную череду мраморных королев и знаменитых женщин Франции, Натали – минута в минуту – вышла к условленному месту.

Она знала этого человека как Бориса Васильевича. Знала, что он – офицер Первого главного управления КГБ. Позднее, когда возникнет оперативная необходимость, Натали узнает, что в Париже он работает в Секретариате ЮНЕСКО.

Два года назад его представили Натали на конспиративной квартире в Москве:

– Знакомьтесь, Наталья Наумовна, Борис Васильевич. Он будет руководить вашей работой в Париже.

– Ну что ж, давайте знакомиться… – доверительно улыбнулся и протянул Натали руку. – Можно и просто Борис.

Парижский куратор понравился Натали. Интеллигентен, отлично воспитан, высокий, спортивно стройный, с располагающей улыбкой. Уместно шутил, демонстрировал отменный вкус и умение одеваться, что сразу отметила Натали. Его французский, если бы не легкий акцент, был безукоризнен, впрочем, как и английский (уже без акцента, о чем она узнала позднее). Его легко можно принять за гражданина любой из стран Западной Европы.

Натали, по своему обыкновению, подумала: «Ничего мужик – в моем вкусе. Может, для начала затащить его в койку?» Но что-то в манере поведения куратора подсказывало: здесь тебя, дорогая, пожалуй, ждет неудача. Уж очень строго подобные типы придерживались служебных табу – шашни с агентурой не заводить! В другой ситуации она не сомневалась, что легко достигла бы успеха.

Возможно, стоит рассказать подробнее о парижском кураторе Мимозы. Ознакомить читателя с некоторыми фактами его биографии, о которых Натали не знала, да и знать не могла. Отец Петрова, повлиявший в огромной мере на формирование личности сына, перед самой войной был призван в органы НКВД и в годы войны служил в 4-м управлении этого ведомства под руководством легендарного генерала Павла Судоплатова. Управление во время войны осуществляло диверсионно-агентурную деятельность на территории, временно оккупированной врагом. Василий Петров был заброшен в тыл немцев во главе чекистской разведывательно-диверсионной группы, составлявшей костяк крупного партизанского соединения, действовавшего в Смоленских лесах. В одном из тяжелых боев он получил серьезное ранение и был эвакуирован на Большую землю. Врачи единогласно вынесли суровый приговор: Василий больше не пригоден к несению военной службы.

Мальчишкой Борис как зачарованный слушал рассказы отца, вспоминавшего со своими товарищами по оружию боевые операции. В День Победы Петров-старший всегда приезжал на стадион «Динамо» для встречи с ветеранами – товарищами по оружию. На эти встречи Василий брал своего сына, который с восхищением смотрел на увешанных орденами и медалями ветеранов-чекистов.

Борис окончил Московский институт иностранных языков, куда легко поступил после службы в Советской армии. Прошедший армию и оказавшийся старше большинства своих однокурсников, он пользовался авторитетом среди студентов и уважением у преподавателей. Недруги же говорили о его заносчивости, нетерпимости и чрезмерной самоуверенности. Вероятно, в его довольно сложном характере уживалось и то и другое.

Борис был человеком упорным, может быть, даже упрямым, стремящимся во что бы то ни стало достичь поставленной перед собою цели. Будучи еще студентом, в летнее время он работал переводчиком на международных выставках в Москве. Конечно, он не мог остаться незамеченным чекистами, которые плотно опекали эти выставки.

После окончания института Борис собирался поступать на курсы переводчиков для ООН. Однако судьба распорядилась иначе. Еще до начала вступительного экзамена ему предложили пойти работать в КГБ. Борис принял это предложение без колебаний. После окончания разведывательной школы Борис Петров был распределен в 5-й отдел ПГУ – на направление, которое занималось Францией.

До первой долгосрочной командировки в Париж Петров неоднократно выезжал на Запад в качестве переводчика с различными делегациями, в частности с советскими представителями в международных спортивных объединениях по линии Спорткомитета СССР, что давало ему возможность наладить очень полезные контакты.

Ведь не каждому оперативному работнику еще в начале его карьеры предоставляется шанс знакомиться и общаться, иногда даже в неформальной обстановке, с сильными мира сего: коронованными особами, министрами, крупнейшими магнатами и международными чиновниками.

Например, выезжая на заседания Исполкома Международного парусного союза в качестве переводчика советского представителя в этом элитном виде спорта, Борис встречался с ныне покойным королем Норвегии Улафом V, который был почетным президентом Парусного союза, с его сыном, кронпринцем, нынешним королем Норвегии Харальдом V – в то время вице-президентом этой организации.

В итальянском курортном местечке Портофино, на заседании Исполкома Союза Петров встретился с греческим королем в изгнании Константином – своим ровесником, бывшим чемпионом в звездном классе на токийской Олимпиаде.

Из всей этой плеяды известных международных фигур и коронованных особ неизгладимое впечатление произвел на Петрова известный английский политический деятель, философ и мыслитель, лауреат Нобелевской премии мира Филипп Ноэль-Бейкер.

Когда Борис познакомился с Ноэль-Бейкером, тому было за восемьдесят. В сильном духом, но уже дряхлеющем телом старике трудно было разглядеть бывшего легкоатлета, серебряного призера на Олимпиаде в Антверпене и многократного капитана британской олимпийской команды. Ему было трудно ходить, хотя он изо всех сил старался этого не показывать. Однако его ясные голубые глаза за круглыми роговыми очками светились неукротимой энергией и интересом ко всему происходящему вокруг – поразительный контраст, который нельзя было не заметить. Таких умных и выразительных глаз Борис больше никогда не видел. Ноэль-Бейкер ненавидел войну, о которой знал далеко не понаслышке. Солдат Первой мировой, он принимал активное участие в создании Лиги Наций, а в 1944 году вел работу по написанию проекта Устава ООН. Во время Второй мировой войны и в первые послевоенные годы он занимал ответственные посты в британском правительстве. Ноэль-Бейкер обладал огромной эрудицией, энциклопедическими знаниями, быстротой реакции в полемике и необычайно тонким чувством юмора. Кстати, Ноэль-Бейкер владел восемью иностранными языками. Бориса при общении с этим человеком больше всего поражала и печалила мысль о несправедливости и жестокости природы. Такой великий и неукротимый дух и разум просто не должны были исчезнуть с биологической смертью немощного тела! Однако, увы, это произошло в 1982 году, и весть эта искренне расстроила Бориса.