Дети Бога

«Им стыдно, — поняла Ха'анала. — Они не хотят, чтобы я знала, но я-то знаю. Я стану последней из своего вида. Их затея может завершиться лишь таким образом. Возможно, София и Исаак правы, — подумала она, засыпая. — Держись на дистанции, прячь свое сердце, не желай того, чего не можешь получить…» Какое-то время Ха'анала спала, а затем услышала, как громкий невыразительный голос Исаака провозгласил:

— Это хуже, чем красное. Кое-кто уходит.

— Хорошо, — пробормотала она, не спеша подниматься. — Кое-кто встретится с тобой в деревне.

— Сипадж, все, — несколько часов спустя прокричала София. — Уже почти красный свет! Кто-нибудь видел Исаака и Ха'аналу?

Отделившись от стайки девушек, болтающих о своих назначениях, Пуска ВаТруча-Саи с любопытством огляделась.

— Утром они ушли в хижину Исаака, — напомнила она.

— Сипадж, Пуска, — воскликнул Канчей, ее отец, — ты нас порадуешь, если пойдешь и приведешь их сюда.

— О, съешьте меня, — пробормотала Пуска, вызвав шокированный смех девиц.

Пуске было на это плевать. Год в армии — вполне достаточный срок, чтобы сделать грубыми язык и повадки женщины, она выбрала самую мягкую из вульгарностей, пришедших ей на ум, остальное рекруты очень скоро узнают сами. Улыбнувшись девчонкам, Пуска сказала с той преувеличенной искренностью, которая маскирует закоренелый цинизм:

— Хороший солдат должен быть дисциплинированным.

Затем она широким шагом устремилась на поиски детей Фии.

Ей потребовалось дважды-по-двенадцать шагов, чтоб оставить за спиной складские хижины и жилые убежища, и еще столько же, чтобы выйти за пределы слышимости деревенского шума. Первый месяц ее пребывания в городе Мо'арл Пуске почти каждую ночь снился дом; тоскуя по спокойствию и безопасности леса, она искала прибежища во сне — тогда как день был наполнен потрясениями, насилием, горем. Какое-то время она завидовала Ха'анале, навеки огражденной в деревне от опасностей. Теперь Труча Саи казалась тесной, маленькой, и Пуска могла понять, отчего Ха'анала так часто бывает раздраженной и беспокойной.

— За листвой завиднелась крыша шалаша, в который удалялся Исаак. Работа Имантата была не такой прочной, как его отца, мастера-кровельщика, но парень явно подает надежды: последнюю грозу это убежище выдержало неплохо. Кое-кому скоро потребуется муж, подумала Пуска и сделала мысленную заметку поднять этот вопрос на совете, ибо уже насмотрелась на войну и поняла, что с детьми лучше не затягивать, а людям понадобится ребенок, чтобы заменить ее, если она падет в битве.

— Сипадж, Ха'анала, — позвала Пуска, приблизившись к хижине, — все вас ждут! Уже почти красный свет!

Никто не ответил — шалаш был пуст.

— Тухлое мясо, — шепотом выругалась она.

Ха'анала не способна видеть в красном свете, а Исаак видит даже слишком хорошо. Его нужно укрыть под крышами спальных убежищ, где он не сможет видеть красное небо, иначе быть беде.

— Ха'анала! Кое-кому придется нести тебя назад! — громко поддразнила Пуска. — А Исаак устроит фиерно!

— Я здесь! — завопила Ха'анала в стороне.

— Где Исаак? — наставив на звук уши, прокричала в ответ Пуска, чувствуя облегчение оттого, что наконец услышала ее голос.

С трудом различая предметы, выставив перед собой руки, Ха'анала неуверенно двинулась к хижине Исаака.

— Его нет тут! — крикнула она, поднимая ногу, чтобы потереть голень, которой только что стукнулась об упавший ствол. — Исаак ушел!

Пуска вскинула уши.

— Ушел? Нет… Кое-кто его бы увидел. В деревне его нет, и он не шел домой по тропе…

Споткнувшись о корень, Ха'анала расстроено прорычала:

— Сипадж, Пуска: он ушел! В глубь леса! Разве ты не чуешь след? Он сказал, что уходит, но кое-кто был сонным.

Решительно шагнув к Ха'анале, Пуска стала гладить девушку по лицу, скользя ладонями вдоль ее длинных впалых щек.

— Успокой свое сердце, — проворковала она, вернувшись к привычкам детства. — Фиерно не поможет, — предупредила Пуска. — Плохая погода напугает всех.

И смоет след Исаака, сообразила Ха'анала, прежде чем успела оспорить метеорологический эффект эмоционального страдания.

— Мы должны его найти. Немедленно, Пуска. Запах сейчас отчетлив, но если пойдет дождь, кое-кто потеряет Исаака. Он уйдет. Фия будет…

— Но ты же не видишь… — начала было протестовать Пуска.

— Не глазами, — осторожно сказала Ха'анала. Признаки того, что здесь прошел Исаак, для нее прямо-таки светились: следы его ног, яркие от запаха; листья, которые он задел на ходу, осыпанные оброненными клетками кожи и окутанные, точно туманом, его выдохами.

— Это как огненные споры — помнишь? Словно маленькие точки света вдоль пути, по которому он шел. Сипадж, Пуска, кое-кто сможет за ним последовать, если ты поможешь. Надо идти сейчас, или след перестанет светиться.

Размышляя, Пуска качалась из стороны в сторону. На левую ногу: Исаак может потеряться. На правую ногу: ей следует вернуться в деревню и получить разрешение. На левую ногу: похоже, пахнет дождем. На правую…

— Сипадж, Пуска, — взмолилась Ха'анала, — сердце кое-кого остановится, если ей придется сказать Фие, что Исаак ушел! Кое-кто думает, что сможет за ним последовать, и когда мы вдвоем его догоним, нас станет трое, и мы вернемся назад до наступления полной ночи.

Это определило решение Пуски. Один человек задает загадку. Двое затевают дискуссию. Трое — придумывают план.

— Люди будут думать, что нас схватили джанада, — заметила Пуска на следующее утро, ощущая тревогу с момента пробуждения. Затем вскинула взгляд на Ха'аналу, которая стояла чуть поодаль от нее, балансируя на хвосте и одной ноге. — Кое-кому следует вернуться и рассказать остальным.

Ха'анала не откликнулась, опасаясь спугнуть свой завтрак, который как раз решился приблизиться вплотную, прямо под ее зависшую ступню. Терпение… терпение…

— Поймала! — воскликнула она, схватив маленького чешуйчатого лоната. — Нам не нужна помощь, — твердо сказала Ха'анала, защемив шею зверька между большим и указательным пальцами ноги. — Если мы сейчас вернемся, кое-кто потеряет след.

Пуска поморщилась, наблюдая, как конвульсии лоната затихают, сменяясь безвольной неподвижностью.

— Ты вправду собираешься это есть?

— Подумай об альтернативе, — сказала Ха'анала и, выстрелив ступней, вцепилась в лодыжку Пуски. — О, Пуска! Кое-кто пошутил! — воскликнула она, когда Пуска подпрыгнула, вырвав ногу из хватки.

— Ну и зря. Больше никогда не шути так! — Пуска содрогнулась. — Если б ты видела то же, что и я в Мо'арле…

У Ха'аналы отвисла челюсть, и Пуска смолкла, устыдившись своей грубости. «Я и впрямь испортилась», — подумала она.

— Извини, — сказала Пуска.

Протянув руку, она взяла лоната и, задержав дыхание, соскребла чешую с его лап.

— Кое-кто думает, что у таких шуток очень плохой вкус.

— Кое-кто думает, что это у лонатов очень плохой вкус, — пробормотала Ха'анала, откусив маленькую лапку, когда Пуска вернула ей зверька. Главным достоинством лонатов было то, что их легко поймать. И Ха'анала, и ее отец привыкли к мелкой жалкой дичи, которую могли время от времени ловить, добавляя к подношениям «традиционного мяса», как его деликатно именовали; но прием пищи всегда был торопливым и скрытным делом.

— Ну и каково там, в городах? — спросила Ха'анала, пытаясь отвлечь зачарованное внимание Пуски от крохотной тушки.

— Тебе лучше не знать, — с видимым отвращением сказала Пуска и отправилась искать дождевые ягоды, чтобы тоже позавтракать.

Затем они поспешили дальше — Пуска, сердясь все сильнее, и Ха'анала, раздраженная почти в той же мере. Отпечатки Исаака были затоптаны лесными тварями, потеющими, интенсивно дышащими, испражняющимися во влажной жаре, и Ха'анала не раз теряла его след, когда тот неожиданно сворачивал к зарослям плодоносящих кустов. А когда вновь натыкалась на знакомый запах, он был смешан с клубами пыльцы вралоджа и вонью гниющих растений и следовать за ним становилось труднее. На четвертый день пути Пуска уже непрерывно ворчала и, останавливаясь, с обиженной основательностью паслась, пока Ха'анала, кипя от злости, рылась когтями под бревнами в поисках горьких личинок — молчаливая, изголодавшаяся, с каждой секундой все больше хотевшая настигнуть Исаака, чтобы поволочь его за лодыжку домой.