Страница 53 из 62
— И чем же закончилось ваше заседание по существу запроса поэта Виктора Аркадьевича Урина?
— Предложением Ярослава Васильевича. Он сформулировал его так: пусть Урин вставит себе пропеллер в жопу и изображает из себя летающий вертолет…
253
Среди посетителей сатирического журнала «Бегемот», в котором работал Михаил Михайлович Зощенко, было немало и представительниц прекрасного пола. Влекло их не только желание напечататься, но и возможность увидеть, что называется живьем, классика смешного жанра.
— Однажды, — рассказывал Владимир Поляков, — в редакцию пришла девушка лет семнадцати, очень похожая на гимназистку. Так описал ее сам Михаил Михайлович. Стесняясь, она спросила: «Михаил Михайлович, можно я оставлю вам рассказ. Почитайте. А дня через три я приду за ответом».
Так и случилось.
При встрече с девушкой Зощенко спросил:
— Скажите, вы раньше сочиняли что-нибудь сатирическое?
— Сочиняла.
— И много у вас сочинено?
— Немного. Рассказов штук сорок.
— Вот как. И что же вы с ними делали? — продолжал спрашивать Зощенко.
— Читала родным и знакомым.
— Что же они говорили?
— Разное, — ответила девушка. — Один дядя посоветовал прекратить это пустячное дело, а другие советовали обратиться к врачу, желательно по нервным болезням.
— И вы знаете, — закончил свой рассказ об этом свидании Михаил Михайлович, — я чуть было с ней не зарегистрировался, но время вспомнил что к тому времени уже был женат…
254
Ребята в журнале «Сельская молодежь», который возглавлял Олег Максимович Попцов, рассказывали про своего шефа, что он пришел в журнал из ЦК комсомола, где был одним из руководителей отдела агитации и пропаганды.
А до этого Попцов возглавлял Ленинградский сельский обком ВЛКСМ.
И отличался как руководитель тем, что очень любил выступать перед самыми разными аудиториями. Он много ездил по области. И когда в том или ином колхозе узнавали, что приедет Попцов, местные начальники тут же собирали сельский сход.
Тогда-то, видимо, и родилась эта эпиграмма на комсомольского вожака:
255
Из рассказов Василия Петровича Рослякова.
Главные редакторы столичных журналов «Москвы» Евгений Поповкин, автор известного в свое время романа «Семья Рубанюк», и «Огонька»— Анатолий Софронов решили взять с собой в Ростов-на-Дону на встречу с первым секретарем обкома партии поэта Александра Яшина, который в годы хрущевской «оттепели» неожиданно прогремел в читающей публике своими «Рычагами». В рассказе вскрывалась двойная мораль сельских коммунистов. Одна — для личных разговоров по существу жизни, другая — для трибуны, с которой о тех же проблемах говорилось в строгом соответствии с вышестоящими установками…
И вот они в обкоме, в отдельном уютном кабинете. Стол уставлен самыми изысканными яствами.
Секретарь обкома на правах хозяина душевно приветствовал гостей, предложив первый тост за их здоровье.
Ему отвечали такими же добрыми словами.
Прошло какое-то время и вдруг в кабинете послышался яшинский голос:
— Наворовал, помашь. Что он из свово кармана что ли такой-то стол накрыл?! А рыбка-то, а?! Таку и не видывал. Хоть детишкам показать…
И стал брать со стола копченую и вяленую рыбу и рассовывать по карманам.
На урезонивание товарищей продолжал настаивать:
— А что?! — Неправду что ли говорю?! Наворовал, конечно… Тогда к нему подсели два умельца в штатском, под руки вывели из кабинета, усадили в машину и отправили автора «Рычагов» очередным рейсом аэрофлота в столицу…
256
Среди писателей, отдыхавших и работавших в Доме творчества в Дубултах долгое время ходил такой рассказ.
Якобы однажды в лифте между пятым и шестым этажами застрял Александр Борисович Чаковский, бывший в то время главным редактором «Литературной газеты».
Услышав его призывы о помощи: «Вытащите меня отсюда!», «Позовите немедленно монтера!», «Какое безобразие!», поэт Григорий Михайлович Поженян срочно спустился на первый этаж и встал возле дверей лифта.
Вскоре призывы Чаковского о помощи были услышаны в администрации. На выручку главного редактора «Литературки» пришел рабочий-электромонтер.
Поженян подозвал его к себе и, протянув ему десять рублей, сказал:
— Иди и выпей за наше с тобой здоровье. А дядя, что кричит сверху, пусть еще посидит. Я за ним послежу, не волнуйся! Он многих заставлял сидеть в приемной. Пусть сам узнает, что значит заставлять людей ждать приема. Причем им даже голоса подать было нельзя. Сидели и ждали молча. Иди, иди, а он пусть покричит. Это ему полезно.
Монтер ушел…
Лишь через часа полтора Чаковский добрался до нужного ему седьмого этажа и оказался в своем номере…
257
В 1831 году в противовес появившемуся роману М.Н.Загоскина «Рославлев, или русские в 1812 году», окрашенному в тона «официальной народности», А.С.Пушкин начинает писать на тот же сюжет одноименный роман «Рославлев», в котором на фоне Отечественной войны 1812 года резко ставит проблему истинного патриотизма.
Перед нами типичные представители допожарной Москвы, ближайшие родственники Фамусова и его окружения. В обществе заезжей иностранной знаменитости, «сочинительницы Коринны» — мадам де Сталь — они теряют всякое чувство национального и личного достоинства. Но как только получили известие о вторжении Наполеона, опасаясь угрозы своему личному достоянию, все внезапно оказались ярыми «патриотами». Пушкин саркастически представляет нам этот «патриотизм».
«Кто высыпал из табакерки французский табак, и стал нюхать русский; кто сжег десяток французских брошюрок; кто отказался от лафита и принялся за кислые щи. Все заклялись говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться в саратовские деревни».
Любопытным представляется упоминание о кислых щах. И прежде всего вот почему.
«Кислые щи» — название особого рода, особого сорта шипучего кваса, очень популярного в старину у москвичей. Отсюда берет свое начало выражение «квасной» патриотизм. Этому «квасному» патриотизму дворянской верхушки общества — тех, кто, призывая к народной войне, спешил скрыться от французов в своих дальних имениях, Пушкин противопоставил подлинный героизм русского народа, не останавливающегося ни перед чем во имя спасения Родины.
О «квасном» патриотизме читаем и в записках П.А.Вяземского: «В этом патриотизме нет большой беды. Но есть и сивушный патриотизм; этот пагубен: упаси Боже от него! Он помрачает рассудок, ожесточает сердце, ведет к запою, а запой ведет к белой горячке. Есть сивуха политическая и литературная, есть и белая горячка политическая и литературная»…