Страница 3 из 62
Местные власти стали возмущаться.
Сообщили Сталину, что московские писатели срывают уборочную. Вождь повелел снять их с парохода, доставить в Москву и на заседании секретариата Союза писателей разобраться с разгулявшимися лауреатами.
Так и поступили.
В Саратове сняли их с парохода и на поезде отправили в Москву.
Семушкина с вокзала увезли в госпиталь, а Бубеннова — на секретариат.
— Ну что вы там, как разгулявшиеся купчики, затеяли? — спросил Фадеев.
Бубеннов угрюмо молчал.
— А что бы сказал Алексей Максимович Горький, если бы узнал про ваш кутеж? — вскочил Федор Гладков и покрутил пальцем возле лица Бубеннова.
Разговор явно не получался.
— Что бы сказал Алексей Максимович, — снова вскочил Гладков.
Но его остановил грозный рык Бубеннова:
— Ну хватит, Федор Васильевич! Надели пиджак Горького, а рукава-то длинны.
Все засмеялись, а Фадеев махнул рукой:
— Ну ладно. Все ясно. Разобрались и указали товарищам…
Выслушав мой рассказ, Бубеннов заметил:
Напридумают же… Но интересно!
6
Рассказывал Валерий Павлович Друзин. Он возглавлял кафедру советской литературы в Литературном институте, куда я прошел по конкурсу на должность доцента. Он вообще-то был фигурой значимой. В свое время его назначили на должность главного редактора журнала «Звезда». Это случилось после известного постановления ЦК партии 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград», когда были подвержены остракизму Анна Ахматова и Михаил Зощенко.
В конце пятидесятых годов, когда формировался Союз писателей России Леонид Сергеевич Соболев пригласил его в первые заместители Председателя Союза, коим стал сам. А вскоре Всеволод Кочетов, став главным редактором «Литературной газеты», вспомнил про своего шефа по «Звезде», где сам работал заведующим отделом прозы, и сделал Валерия Павловича своим первым заместителем.
Так вот Валерий Павлович рассказывал, как однажды группа молодых иркутских поэтов, в которую он входил, приехала на выступление перед рабочими одного предприятия.
Прежде чем выйти на сцену, к профработнику предприятия, который должен был представлять поэтов, обратился Джэк Алтаузен.
— Вы только не перепутайте мою фамилию, — сказал он. — Часто путают. Так и объявляйте: выступает известный поэт Джэк Алтаузен.
Потом опять предупредил профработника. И еще раз.
— Не волнуйтесь. Так и объявлю.
— Не забудьте: Джэк Алтаузен, Джэк Алтаузен…
А потом отправились на встречу с рабочими.
Поприветствовав от лица всех собравшихся дорогих гостей, профработник объявил:
— А сейчас, товарищи, выступит известный поэт Джэк… Шимпанзе…
7
На даче у Веры Михайловны Инбер, автора известной поэмы «Пулковский меридиан» и ленинградского дневника «Почти три года», трудилась бригада строителей: делали ремонт дома.
И вот в обеденный перерыв они вышли на переделкинскую улицу.
Кто-то из прогуливавшихся писателей спросил:
— Ребята, ну как Вера Инбер?
Пожилой рабочий ответил:
— Сам-то Веринбер ничего, но жена у него — мегера…
8
Однажды Ярослав Васильевич Смеляков, которого многие знают по стихам «Красивая девушка Лида», «Когда заболею, к врачам обращаться не стану» и многим другим, председательствовал на Пленуме Московской писательской организации.
Открывая пленум, он сказал:
— За последние годы мы потеряли наших товарищей по поэтическому цеху…
Перечисляя ушедших из жизни поэтов—москвичей, он назвал имя Сергея Сергеевича Наровчатова.
Вдруг из зала послышалось:
— Так я же вот он… Я живой.
Глянув в зал, Смеляков спокойно произнес:
— Да какой ты живой?! Прошу почтить память…
9
Парторг МГК при Московской писательской Организации Аркадий Васильев, написавший в свое время роман «В час дня, ваше превосходительство», выступал перед собранием Писателей и выкладывал негативные примеры поведения коллег за рубежом.
В частности, он сказал:
— Вот поэт Рудольф Бершадский, будучи в Конго, продал банку черной икры за двадцать долларов. Какой тут возникает вопрос?
Кто-то из зала крикнул:
— Где он икру достал?..
10
Писатель Василий Петрович Росляков, перу которого принадлежит одна из искренних повестей о минувшей войне «Один из нас», пригласил на заседание секции прозы московских писателей, которую он тогда возглавлял, Георгия Мокеевича Маркова, чтобы тот поделился своими размышлениями о жизни и литературе. Не как первый секретарь Союза писателей страны, а как автор известных романов «Строговы», «Соль земли», «Сибирь».
В разговоре Георгий Мокеевич вспомнил о том, что у него в Сибири остался в живых дядя Вася. Приезжая на родину, он непременно встречается с ним. И нынче тоже повстречался с дядей Васей. Выпили по рюмке. И вдруг дядя Вася спросил племянника:
— Георгий, в Москве-то на охоту ходишь?
— Да какая там охота… Времени нет.
— Ну, может, на рыбалку ходишь?
— И на рыбалку не хожу, дядя Вася.
— Ну хоть в лес-то ходишь?
— И в лес не хожу. Дядя Вася помолчал и сказал:
— Ты гляди, Георгий, в Москве-то одичашь…
11
Автор поэмы «Зоя» Маргарита Иосифовна Алигер вспомнила про случай из жизни Маршака. Проводив семью в эвакуацию, он добился разрешения оставить при себе домработницу Розалию Ивановну. Она была немкой. А всех немцев по известным причинам из Москвы, к которой приближался враг, выселили. Власти пошли на встречу Маршаку поскольку он был одним из ведущих авторов «Окон ТАСС».
Но Маршак и в этих условиях оказался Маршаком. Когда во время очередной воздушной тревоги он находился дома, то непременно подходил к двери комнаты Розалии Ивановны, стучался в нее и говорил: «Розалия Ивановна, ваши прилетели!»
12
Выступая на писательском собрании, Ярослав Васильевич Смеляков поделился случаем из жизни, который, по его словам, навсегда отбил охоту козырять своим членством в Союзе писателей.
— Помните, в 1960 году в Парке культуры имени Горького были выставлены для всеобщего обозрения обломки сбитого самолета-разведчика «Локхид У-2», пилотируемого американцем Пауэрсом? Решил поглядеть на них и я. Пришел в Парк, а там длиннющая очередь таких же, как и я, жаждущих. «Нет, — подумал. — Стоять здесь у меня нет ни времени, ни желания». Подошел к сержанту милиции, следившему за порядком в очереди, и сказал: «Я писатель. Прошу пропустить меня, поскольку очень дорого время». Протянул ему свой писательский билет.
Молодой сержант молча осмотрел документ и, возвращая его, сказал мне:
— Все верно, Ярослав Васильевич. Вы писатель. А писателю надо жизнь изучать. Становитесь в очередь…