Я, грек Зорба (вычитывается)

– Я этого не знал, хозяин! Это мне само собой пришло в голову. Я обратил внимание на манеру, с какой ты сидел в углу кафе: очень спокойно, сдержанно, склонившись над маленькой книгой с золоченым обрезом. Не знаю почему, но я сказал себе, что ты должен любить супы. Мне это пришло в голову само собой, говорят тебе, и не нужно пытаться понять!

Он замолчал, прислушиваясь.

– Тихо, – сказал он, – кто-то идет!

Послышались чьи-то торопливые шаги и прерывистое дыхание бегущего. Внезапно в свете пламени перед нами появился монах в разорванной рясе, без головного убора с подпаленной бородой и усами. От него исходил сильный запах керосина.

– Эй! Добро пожаловать, отец Захарий! – воскликнул Зорба. – Что это с тобой случилось?

Монах повалился на землю, поближе к огню. Подбородок его дрожал. Зорба наклонился и подмигнул ему.

– Да, – ответил тот.

– Браво, монах! – похвалил Зорба. – Теперь ты наверняка попадешь в рай, ты там не отлынивай и тебе дадут целый бидон керосина.

– Аминь! – пробормотал монах, перекрестясь.

– Как это было? Когда? Рассказывай!

– Я увидел архангела Михаила, брат Канаваро. Он мне приказал. Послушай-ка. Я был совсем один на кухне, лущил зеленую фасоль, дверь закрыта. Отцы ушли к вечерне, все было тихо. Слушая пение птиц, мне казалось, что это ангелы поют. Я был очень спокоен, все приготовил и ждал. Бидон с керосином был спрятан на кладбище в часовне, под алтарем, чтобы архангел Михаил благословил его. Итак, вчера, после обеда я лущил фасоль, в голове у меня был настоящий рай, я говорил: «Иисус всевышний, сделай так, чтобы я тоже заслужил царство небесное, и я соглашусь вечно чистить овощи на райской кухне!» Вот о чем я думал, и слезы текли из глаз моих. Тут вдруг послышалось хлопанье крыльев над головой. Я тотчас понял. Дрожа, я склонил голову и услышал голос: «Захарий, подними глаза, не бойся!» Но я задрожал и повалился на землю. «Подними глаза, Захарий!» – снова слышу я. Поднял глаза и увидел: дверь открыта, а на пороге стоит архангел Михаил такой, как он нарисован на дверях храма, очень похож – с черными крыльями, в красных сандалиях и золотом шлеме. Только вместо меча он держал зажженный факел. «Привет, Захарий», – сказал он мне.

«Я – божий слуга, – отвечаю я, – приказывай!» – «Возьми факел и благословит тебя Господь!» Я протянул руку и почувствовал, что обжег ладонь. Но архангел уже исчез, только через открытую дверь видна была огненная линия в небе, словно от падающей звезды.

Монах вытер пот с лица. Оно было мертвенно бледным. Зубы его стучали, будто его била лихорадка.

– А дальше? – спросил Зорба. – Смелее, монах!

– В эту минуту отцы окончили вечерню и входили в трапезную. Игумен, проходя, ударил меня ногой, как cобаку. Братья стали смеяться. Я – ни слова. После явления архангела в воздухе пахло серой, но никто этого не замечал. Они уселись за столы. «Захария, – говорит мне прислуживающий за столом, – ты не будешь есть?» А у меня рот как зашит.

«Ему хватит пищи ангелов», – говорит Дометиос, этот распутник. Братья снова заржали. Тогда я встал и направился в сторону кладбища. Распластался у ног архангела. Несколько часов я чувствовал, как нога архангела давит на мой затылок.

Время промелькнуло подобно молнии. Наверно, так будут проходить часы и века в раю. Наступила полночь. Все было тихо. Монахи ушли на покой. Я поднялся. Осенил себя крестным знаменем и поцеловал ногу архангела: «Да исполнится воля твоя!» Схватив бидон с керосином, я открыл его, потом набил свой колпак тряпками и вышел.

Ночь была темная, луна еще не взошла. Монастырь был черным, как ад. Я вошел во двор, поднялся по лестнице, подошел к келье игумена, облил керосином дверь, окна, стены и побежал к келье Дометиоса. Потом я начал поливать кельи и деревянную галерею – все так, как ты мне объяснил. Затем я вошел в церковь, зажег свечу от христовой лампады и поджег.

Монах, задыхаясь, замолчал. Глаза его были полны огня.

– Будь славен Господь, – зарычал он, крестясь – Слава тебе, Господи! Монастырь сразу заволокло пламенем. «Адский огонь!» – закричал я и пустился наутек. Я бежал изо всех сил и слышал, как звонят колокола и кричат монахи…

Наступил день. Я спрятался в лесу. Меня трясло. Поднялось солнце, я услышал монахов, обшаривающих заросли, – они искали меня, но не нашли. Ближе к сумеркам я услышал голос: «Спускайся к морю, спасайся!» – «Проводи меня, архангел», – воскликнул я, и отправился в путь. Я не знал, куда идти, это архангел меня направлял – то в виде молнии, то черной птицы на дереве или тропинки вниз. Я бежал что было мочи, доверяя этим знакам. И вот, велика же его доброта! Я нашел тебя, дорогой Канаваро. Я спасен!

Зорба ничего не говорил, его охватил беззвучный торжествующий смех, рот его растянулся до мохнатых ослиных ушей.

Обед был готов, и он снял его с огня.

– Захарий, – спросил мой товарищ, – что это такое – «пища ангелов»?

– Это дух святой, – ответил монах, крестясь.

– Дух? Иначе говоря, ветер? Этим не наешься, старина, иди поешь хлеба, ухи и кусок мяса, чтобы прийти в себя. Ты хорошо поработал, поэтому ешь!

– Я не голоден, – сказал монах.

– Захарий не голоден, ну а Иосиф? Он тоже не голоден?

– Иосиф, – ответил монах тихим голосом, словно открывая великую тайну, – он сгорел, проклятый, слава тебе Господи!

– Сгорел! – воскликнул Зорба, рассмеявшись. – Каким образом? Когда? Ты видел это?

– Брат Канаваро, он сгорел в ту минуту, когда я зажег свечу от христовой лампады. Собственными глазами видел, как он выполз из моего рта, будто черная лента с огненными буквами! Пламя свечи упало на него, он стал извиваться, как змея, и превратился в пепел. Какое облегчение! Мне кажется, что я уже нахожусь в раю.

Захарий поднялся от очага, где сидел, свернувшись клубочком.

– Пойду лягу на берегу, таков наказ, который я получил.

Он сделал несколько шагов в сторону моря и исчез в ночи.

– Тебе придется отвечать за него, Зорба, – сказал я, – если монахи его найдут, он пропадет.

– Они его не найдут, не беспокойся, хозяин. Я знаком с такими авантюрами. Завтра рано утром я его побрею, дам ему обычную одежду и посажу на судно. Не порть себе кровь, не стоит это того. Хорош ли суп? Ешь с аппетитом настоящую пищу людей и не волнуйся. Зорба с удовольствием поел, выпил и вытер усы. Теперь ему хотелось поговорить.

– Ты видел, – сказал он, – его дьявол мертв. И вот он опустошен, полностью опустошен этот несчастный, настал его конец! Теперь он стал таким, как все. Он немного подумал и вдруг сказал:

– Ты думаешь, хозяин, что этот дьявол был…

– Конечно, – ответил я, – мысль поджечь монастырь владела им, он его сжег и успокоился. Мысль о том, что он хочет есть мясо, пить вино, созрела и стала двигателем. Другой Захарий не нуждался ни в мясе, ни в вине. Он созрел, постясь. Зорба обдумывал это со всех сторон.

– Черт возьми! Я полагаю, что ты прав, хозяин, и мне кажется, что во мне тоже пять-шесть демонов!

– У нас у всех они есть, Зорба, не приходи в ужас. И чем больше их у нас, тем лучше. Достаточно, что они все тянутся к одной цели разными путями. Эти слова привели Зорбу в волнение. Он прижал свою большую голову к коленям и задумался.

– Что за цель? – спросил он наконец поднимая глаза.

– Не знаю, Зорба! Ты меня спрашиваешь об очень трудных вещах, как тебе объяснить.

– Скажи это просто, чтобы было понятно. До сих пор я позволял своим демонам делать все, что они захотят, и выбирать путь, который им нравится, – именно поэтому кое-кто считает меня бесчестным, другие порядочным, некоторые тронутым, иные мудрым Соломоном! Таков я и есть, во мне много еще всего, настоящий винегрет. Просвети же меня, если можешь, что за цель?

– Я полагаю, Зорба (но я могу и ошибиться), что есть три сорта людей: те, кто наметил себе цель жить обычной жизнью, как они говорят, есть, пить, любить, обогащаться, стать именитым. Затем те, кого заботит не собственное существование, а жизнь всех людей. В их понимании все люди – это единое целое и они силятся их просветить, любить и делать им добро, насколько это возможно. Наконец есть еще те, целью которых является жить жизнью вселенной, ибо люди, животные, растения, звезды составляют одно целое, все мы – единая субстанция, которая ведет одну и ту же ужасную борьбу. Какую борьбу? Преобразовать материю в сознание.