Страница 38 из 49
Я не стал объяснять дружелюбному эскулапу, что проблема Полины как раз в том, что Полина бесплодна, так сказали в Америке дорогие платные доктора.
Теперь я не знал, как же мне быть — если я скажу Полине, что у меня рак и он генетически предрасположен, значит нельзя рожать этого малыша, ведь он зачался, когда у меня уже был рак, и Полине надо делать аборт? А если не скажу, и малыш заболеет и будет мучиться из-за меня всю жизнь. Лучше быть импотентом, чем решать такие проблемы.
В дверь позвонили, рассыльный принес телеграмму. Она была от Робера. Он видимо, обезумел от счастья. «Это лучший итог нашей борьбы с терроризмом, — патриотично ответил Робер, — молимся о твоем здоровье. Сдайте билеты на самолет, плывите теплоходом, каютой люкс, самолеты часто терпят аварии».
Едва я с горем пополам перевел этот текст, рассыльный принес новую телеграмму — «Жди меня. Я сделаю визу и прилечу за тобой. Пойдем кораблем, билеты самолет сдай».
— А кто мне спину потрет? — позвала меня Полина.
Я пошел в ванную комнату и взял с собой оба текста.
— А ты знаешь, меня скоро будет тошнить, — похвасталась Полина, протягивая намыленную мочалку и подставляя узкую нежную спину. — И нам будет ничего нельзя. Ты понял — совсем ничего… но пока можно…
Я опустился на колени, положил на края ванны руки, а на них положил голову.
— Полина, у меня рак, — сказал я.
Она подняла мою голову, посмотрела в мои глаза и увидела, что это правда.
— У тебя цветные глаза, как здорово!.. А чего же ты плачешь?
Я опять уткнулся головой вниз.
— Рак чего? — спросила она.
— Всего, — сказал я.
— Как здорово, что мы едем в Америку, там тебя сразу вылечат.
Эта последняя наша ночь была самой лучшей. Мы вспоминали, как познакомились, как я влюбился в нее и был ей всегда так противен, но потом оказалось, что без меня ей и жизнь не в жизнь. Я спросил ее:
— Ты мне хотела рассказать о том мальчике, который потом стал поэтом.
— Я никогда этого не хотела, — и сама спросила меня: — Ты помнишь, говорил, что видишь меня через глаза изнутри?
— Помню, — согласился я.
— А я тебе не поверила. Помнишь?
— Помню.
Полина протянула к моей голове прекрасную, как у Юдифи, голую ногу и, пошевелив пальцами, взялась за мое ухо.
— Посмотри на пятку, — сказала она.
Я посмотрел и увидел маленький шрамик, который видел на ней изнутри десять лет назад.
— Знаешь, в чем хохот?.. Тогда его не было. Он появился в прошлом году, когда мы ездили с Питером на рыбалку, и я наступила на какой-то сраный крючок. Вот в чем весь хохот, Толян… Именно в том, что мы, видимо, так здорово созданы друг для друга, что ты даже видишь мое будущее.
Я ничего не ответил, я и без нее знал, что это, видимо, так. Как уже почему-то знал, что если в Америке даже лечат рак, будущего у нас почему-то нет.
— Н у, вот, а теперь посмотри опять… — сказала она.
Мы стали смотреть друг другу в глаза.
— Видишь? — спросила она.
— Вижу.
— А что видишь?
Я опять видел, но видел такое, что и сказать было страшно, я сказал:
— Я вижу весь мир.
— Опять врешь, — Полина обиделась. — Говори, что сейчас испугало тебя.
Но я не сказал, не мог же я ей сказать, что меня испугала в ее глазах тьма, которая распространяла ужас. Я отшутился, я охнул:
— Так она еще и рыбак?! — имелась в виду Дебора, моя невеста, знаменитый врач-кардиолог, которая ждет меня. — Мне остается только вступить в «Гринпис».
Полина видела меня насквозь.
— А если быть честным? — строго спросила она. — Что ты видел сейчас?
Не мог же я врать, я сказал нейтрально:
— «Черный квадрат» Малевича… или как он там — темный квадрат.
Полина в Америке сделалась оптимисткой.
— Это к богатству, — решила она. — Правильно будет — «Черный…»
Я думаю, если бы я был настойчивым и доказал Полине, что рак генетически предрасположен, все бы тогда обошлось…
Но вряд ли, ничего бы не обошлось, американцы не верят в генетику, которая им не нравится, как в бога, который им не подходит.
Назавтра был выходной день, владивостокский мэр выгнал своих чиновников убирать город. Кругом жгли костры, из-под убранной пыли появлялась зелень. В интересах гармонического развития зародившегося в ней ребенка Полина решила сосредоточиться на духовной жизни. Поэтому, сдав билеты на самолет в городской кассе, мы поехали на экскурсию в Уссурийский заповедник имени Комарова, где нам обещали показать черно-пихтовые, ясеневые и ильмовые леса Южного Приморья, а также изюбра, горала, амурского тигра, леопарда и гигантскую землеройку. Вечером, если успеем рано вернуться, мы должны были пойти в филармонию на концерт симфонического оркестра.
Полина всю дорогу рассказывала, как надо растить в себе ребенка и как надо растить его потом, когда он родится. Они с Робертом здорово подготовились к этому. Я узнал много интересного для себя — оказывается, есть какая-то кластерная вода, которая в форме снежинок, и в то же время из которой состоит и ДНК и тело младенца в утробе матери. Вот роды почему так омолаживают. Я стану молодой, говорила Полина. Я так много об этом читала. Вот ты увидишь, я стану моложе на 10 лет. Ну, ты же историк, ты же читал — «Дух Божий носился над водой» — это первое информационное поле, так? Так! А вода — промежуточное звено между Богом и нами. Через воду Бог управляет землей! Ты видишь, как все здорово связано — и самое макро, и самое микро!
Она сердилась на меня, потому что я был несколько обескуражен такой внушительной подготовкой — просто как к войне в Ираке готовился Буш, ничуть не меньше. И это ей очень шло, вот что значит пожить в Америке — научиться всему, что задевает тебя, относиться серьезно, по-деловому… А вы в России ничего не знаете, а что знали — забыли, сердилась моя милая девочка. Мир разумен, одухотворен — все уже давно верят в это… а вы, как дурачки здесь, ну честное слово…
Я слушал ее и радовался за того человечка, которого они так хотят. Несомненно, его ждало полноценное развитие и замечательная судьба. Одно огорчало меня, я намекнул Полине, что может быть какая-нибудь дурная наследственность.
— Чушь, — сказала Полина. — Мы будем любить его, а любовь побеждает все.
Мы вырвались на замечательном японском автобусе за пределы города и понеслись в заповедник. Я смотрел на сопки, они дымились нежно-розовым светом, неужели это зацвел багульник, о котором мне рассказывал папа?
И я подумал, как здорово, что я оказался здесь, неподалеку отсюда служил мой дедушка и был счастлив мой папа. Каких-нибудь 270 километров, пять часов езды на хорошей машине. Как здорово, что со мной рядом Полина. Как здорово, что она ждет ребенка и его рождение омолодит ее на 10 лет. Как здорово, вообще, жить, любить, и может быть даже быть немножко любимым. Я не испорчу ей жизнь. Я порадуюсь вместе с ней еще немножко и исчезну, как только прилетит Роберт, я не стану разлагаться у нее на глазах. Пусть память обо мне будет не самым тягостным местом в ее жизни. Наверное, на моих глазах появилась слезы, потому что она вдруг прижалась ко мне, как тогда в джипе «ниссан-террано».
— Н у, я же не хотела тебя обидеть, — прошептала она мне в самое ухо. — Это же не про тебя, ты сам вполне замечательный, не надо плакать.
— Это аллергия, — сказал я. — Посмотри, что там цветет — это вишня или это багульник?
— Это сакура, какая прелесть! Вишня мелкопильчатая, символ Японии, произрастает и культивируется как декоративное растение, цветки розовые, махровые, листья весной пурпуровые, летом зеленые или оранжевые, осенью фиолетовые или коричневые. Ах, Толинька, если бы ты только видел, как цветет вишня в Вашингтоне на Потомаке — это полный отпад, все вот в таком розовом облаке! Так и плывет! Мы обязательно съездим, в этом году уже не успеем, она там цветет, кажется, в марте, а на будущий год возьмем Робера, Дебору, это классная баба, ты сам увидишь, Коленька уже родится. Мы его назовем Колей, потому что моего дедушку звали Колей.