Страница 60 из 64
В начале сеанса Шарлотта осознала силу своей эмоциональной привязанности к терапевту и спросила, интересуется он ею только как пациенткой или же имеют место и реальные, человеческие интересы. Она не выносила мысли о том, что у него были и другие пациентки и что он не всецело принадлежит ей. Сам же факт пребывания ее в роли испытуемой казался вполне приемлемым. Неожиданно она взглянула на свое тело и с особой улыбкой бросила замечание: У меня такое чувство, будто на мне ничего нет… я имею в виду, во мне ничего нет; по крайней мере того, чем вы могли бы заинтересоваться. Я ничего для вас не значу. Некоторое время спустя тенденция, проявившаяся во фрейдовской языковой оговорке, полностью вскрылась. Шарлотта видела себя прекрасной обнаженной моделью, а терапевт превратился в легкомысленного художника, представителя богемы. Терапевтическая комната стала уютной мастерской на Монмартре. В этот момент все казалось прекрасным, и Шарлотта чувствовала себя совершенно счастливой. Эта короткая романтическая интерлюдия была грубо прервана видением чертей и адского пламени на стенах. Когда Шарлотта взглянула на терапевта, она вообразила, что у него вырастает язык, а лицо темнеет. Тогда она начала воспринимать его как дьявола с ужасными глазами и маленькими рожками на лбу.
Позднее Шарлотта во время галлюцинации увидела восхитительно красивую женщину в черной маске, которая олицетворяла собой ее желание быть привлекательной, неотразимой и недоступной одновременно, так чтобы ни один мужчина не мог ей противостоять. Когда она бросила на терапевта дразнящий взгляд и он не ответил на ее пламенный призыв, она увидела стену, с которой на нее смотрели лица тупиц. Чтобы быть уверенной, что ее поняли на этот раз, она извинилась за свои видения, подчеркивая, что они были непроизвольными и не должны рассматриваться лично. Далее вся комната наполнилась различными эмблемами и родовыми гербами аристократов, составленными из разнообразный любовных символов — таких, как целующиеся голубки, сердца, обнимающиеся пары и слившиеся воедино стилизованные мужские и женские гениталии.
Спустя еще некоторое время Шарлотта визуализировала различные образы персонифицированных сов в очках, сидящих в лаборатории, затянутой паутиной и наполненной древними фолиантами в кожаных переплетах. Они выглядели смешными и абсурдными, подобно карикатуре на ученых. Когда она взглянула на терапевта, то не могла удержаться от смеха, так как он тоже трансформировался в одну из этих ученых птиц. Видение этого птичьего двора длилось не долго. Вскоре терапевтическая превратилась в космическую лабораторию, где все представлялось холодным и искусственным. В этой сцене преобладали поверхности из металла и пластика и длинные кабели. (Человек, до которого что-либо сказанное доходит очень медленно, срабнивается в чешской идиоме с личностью, наделенной длинными проводами.) Терапевт оказался облаченным в защитный скафандр космонавта, предохраняющий от любых изменений температуры и внешних влияний. В следующей сцене терапевт трансформировался в носатого детектива с трубкой, похожего на Шерлока Холмса. Комната была наполнена табачным дымом. Шарлотта заметила, что скоро нельзя будет ничего увидеть, и радовалась такой перспективе. Не встретив ни какого отклика, она увидела бестолково глядящих на нее ослов с большими ушами. Она вновь подчеркнула, что не вызывала этих видений преднамеренно и что за них не перед кем извиняться. Последней трансформацией терапевта в этом сеансе стало его превращение в провинциального цирюльника, одетого в грязный белый халат.
Все вышеупомянутые феномены связаны с проблемой переноса у пациентки и имеют ярко выраженный двойственный характер. Ощущение Шарлотты, будто на ней ничего нет, — это, в целом, ее желание превратить терапевтическую ситуацию в эротическую и в то же время ее озабоченность тем, что она недостаточно привлекательна чтобы заинтересовать своего терапевта. Следующая сцена — желаемая эротизация. Вместо терапевта и его пациентки появляется уютнаая мастерская с художником и обнаженной моделью. Картины сексуализированных гербов — еще одна вариация той же темы. Сцены с дьяволом имеют сложный амбивалентный смысл. В связи со строгим религиозным воспитанием Шарлотты они символизируют наказание за запретные желания. С другой стороны, в них выражается развитие инстинктивных тенденций сексуальной и агрессивной природы (дьявол как соблазнитель). Видение сов — ироническая реакция на поведение терапевта, не ответившего на ее скрытые маневры по соблазнению и поддерживавшего все время объективную, научную, позицию. Согласно ассоциациям Шарлотты, переживание, включающее космическую лабораторию, отражает ее восприятие холодности и неприступности терапевта и некое подобие тех защитных приемов, которые он использовал против ее кокетства. Полет астронавта к звездам символизирует фантазии Шарлотты относительно будущей научной карьеры ее врача. Многие из видений сеанса выражают также недовольство Шарлотты, иронию и критику непонимания ее желаний со стороны терапевта. Это включает видение ослов, сов и длинных кабелей в лаборатории. Трансформация терапевта в цирюльника представляет собой еще одну атаку на него и бросает вызов белому халату — общему символу медицинской профессии. Детальное обсуждение сеанса и тщательная его проработка оказались весьма полезными в идентификации и разрешении проблем переноса, отчетливо в нем проявившихся.
Иногда даже единственный образ в ЛСД-сеансе, будучи глубоко проанализированным, может стать важным источником информации для разрешения проблемы переноса. В качестве иллюстрации мы можем воспользоваться описанием короткого переживания из второго сеанса Шарлотты. Этот пример показывает также внутреннюю динамическую структуру ЛСД-переживания на психодинамическом уровне.
В какой-то момент Шарлотта открыла глаза и увидела клочок ваты на ковре, превратившийся в смешную мышку с необычайно большими ушами. Она была одета как пилот и сидела верхом на вертолете. Последующий анализ с использованием ассоциаций показал автосимволический характер этого образа. Мышь представляла Шарлотту и сложность ее чувств в отношении сеанса и ситуации переноса. Ранее, во время сеанса, Шарлотта использовала несколько маневров, чтобы вовлечь терапевта в свою игру. Он реагировал с помощью определенных терапевтических контрмер. Ей не понравилась его реакция. Она вдруг подумала, что это напоминает ей игру кошки с мышкой. После этого мелькнула мысль о новизне ЛСД-терапии, и Шарлотта почувствовала себя лабораторным животным, на котором испытывают новый препарат. Во время ее обучения на медицинских курсах она часто видела подопытных мышей. Размышляя над этой идеей, Шарлотта начала интенсивно потеть… (Чешская идиома, используемая в таком случае, — потеть словно мышь.) Ко времени, когда вата превратилась в мышь-пилота, идея о мыши как символе была таким образом уже сильно обусловлена несколькими независимыми направлениями мысли. До иллюзорной трансформации Шарлотта смотрела на клочок ваты и ассоцмировала его со своей низкой самооценкой: Я чувствовала себя очень странно, как если бы была абсолютным нулем, ничем, подобно обрывку ваты, валявшемуся на полу. В нашей беседе после сеанса Шарлотта поделилась интересными ассоциациями, связанными у нее с вертолетом. Два направления, характеризующие его полет, а именно вверх и вперед, символизировали для нее траекторию успешной жизненной карьеры: вертолет представлял собой терапевта, от которого она ожидала помощи в реализации своей цели. Этот сложный образ отражал двойственность Шарлотты в отношениях переноса. С одной стороны, она чувствовала свою неадекватность и ожидала помощи и поддержки, с другой — хотела манипулировать и держать ситуацию под контролем. Это выразилось в роли мыши, которая была пассажиром вертолета и одновременно выполняла функции пилота.
Символ мыши-вертолета основывался на действительных элементах лечебной ситуации — таких, как клочок ваты на полу, проверка нового препарата и чрезмерное потение. В то же самое время он отражал в терапевтическом отношении истинные чувства и проблемы Шарлотты. Позднее удалось отследить несколько связей с важными детскими воспоминаниями, особенно с ее страхами перед грозой и сильным ветром.