Полная иллюминация

«Твоя поездка была умиротворительной?» — спросил я. «Еще бы, — сказал он, — двадцать шесть часов, факинг анбиливибл». Я решил, что эта девушка, Анн Биливибл, была очень величественная. «Хр-р-р-рапунчи-ки?» — спросил я. «Что?» — «Ты производил храпунчики?» — «Я не понимаю». — «Находить покой». — «Что?» — «Ты нашел покой?» — «А-а. Нет, — сказал он. — Ни минуты покоя». — «Что?» — «Ни. Минуты. Покоя». — «А охранники на границе?» — «Ерунда, — сказал он. — Я о них столько слышал, знаешь, что придут, прицепятся. Но они вошли, проверили паспорт и больше меня не беспокоили». — «Что?» — «Я слышал, что могут быть проблемы, но проблем не было». — «Ты что-то раньше о них слышал?» — «О да, я слышал, что они жопы с факинг-дырками». Жопы с факинг-дырками! Я зарубил это у себя на лобном месте.

По правде, меня фраппировало, что у героя не было каких-либо правовых тяжб и трений с охранниками на границе. У них есть сомнительная привычка брать вещи без спроса у людей в поезде. Однажды Отец ехал в Прагу горбатить для Туров Наследия, и, пока он был на покое, охранники удалили из его чемодана много вещей высшей пробы, что ужасно, потому что много вещей высшей пробы у него нет. (Так странно думать, что Отца тоже кто-то может обидеть. Мне привычнее видеть его в роли обидчика.) Я был также проинформирован рассказами путешественников, которым пришлось презентовать охранникам валюту в обмен на свои документы. Для американцев это либо очень хорошо, либо очень плохо. Это очень хорошо, если охранник любит Америку и нагоняет ужас только затем, чтобы показать себя охранником высшей пробы. Этот тип охранника думает, что когда-нибудь они столкнутся с американцем в Америке, и что американец пригласит его на матч Чикаго Булз, и купит ему синие джинсы, и белый хлеб, и нежную туалетную бумагу. Этот охранник мечтает заговорить по-английски без акцента и обзавестись женой с неуступчивой грудью. Этот охранник готов признать, что не любит там, где живет.

Другой тип охранника тоже любит Америку, но ненавидит американца за то, что он американец. Это очень плохо. Такой охранник знает, что он никогда не поедет в Америку, и знает, что больше они никогда не встретятся с этим американцем. Он обворует американца и наведет ужас на американца, чтобы только показать ему, что он может. Это его единственный шанс сделать Украину больше Америки и сделать себя больше американца. Мне об этом сообщил Отец, и я уверен, что он уверен, что это верно.

Когда мы прибыли к автомобилю, Дедушка околачивался в нем с терпением, как распорядился Отец. Он был очень терпелив. Он храпел. Он храпел так объемисто, что мы с героем услышали его даже сквозь поднятые стекла, но приняли это за звук мотора. «Это наш водитель, — сказал я. — Он эксперт по вождению». Я обозрел огорчение в улыбке нашего героя. Это было во второй раз. Прошло четыре минуты. «С ним все о'кей?» — спросил герой. «Что? — сказал я. — Я не достигаю понимания. Говори более медленнее, пожалуйста». Я мог показаться герою некомпетентным. «Здо…ров…ли…во…ди…тель?» — «С несомненностью, — сказал я. — Но должен сообщить, что водитель мне очень знаком. Он мой дедушка». В этот момент Сэмми Дэвис Наимладшая сделала себя очевидной, потому что она подпрыгнула с заднего сиденья наверх и объемисто залаяла. «Господи Иисусе», — с ужасом сказал герой и сдвинулся в удаление от автомобиля. «Не огорчайся, — проинформировал его я, в то время как Сэмми Дэвис Наимладшая звезданулась головой о стекло. — Это всего лишь сука-поводырь нашего водителя». Я указал пальцем на рубашку, в которую ее облачили, но она сжевала ее значительность, так что теперь она гласила: «СУКА К УСЛУГАМ». «Она ненормальная, — сказал я. — Но такая игрунья».

«Дедушка, — сказал я, двигая его руку, чтобы он пробудился. — Дедушка, он здесь». Дедушка развернул голову оттуда сюда. «Он всегда на покое», — сообщил я герою, надеясь, что это уменьшит его огорчение. «Это, должно быть, идет в руки», — сказал герой. «Что?» — спросил я. «Я сказал: это, должно быть, идет в руки». — «Что это значит, идти в руки?» — «Быть полезным. Приходиться кстати. И все же как насчет собаки?» Этой американской идиомой я теперь очень часто пользуюсь. Одной подружке в знаменитом ночном клубе я сообщил: «Мои глаза идут в руки, когда я обозреваю твою несравненную грудь». Я ощутил, что она ощутила, что я человек высшей пробы. Позднее мы предались страстным плотским утехам, и она нюхала свои колени, а также мои.

Я сумел выдвинуть Дедушку из его покоя. Если хотите знать как, то я защелкнул ему нос своими пальцами, чтобы он перестал дышать. Он не знал, где он. «Анна?» — спросил он. Так звали мою бабушку, которая умерла тому уже два года. «Нет, Дедушка, — сказал я. — Это я. Саша». Он загорелся от стыда. Я это ощутил, потому что он отвернул от меня лицо. «Я завладел Жон-фаном», — сказал я. «Э-э, вообще-то я Джонатан», — сказал герой, наблюдавший за Сэмми Дэвис Наимладшей, которая вылизывала стекла. «Я им завладел. Его поезд прибыл». — «О», — сказал Дедушка, и я ощутил, что он все еще отшвартовывается от сновидения. «Нам пора выдвигаться к Луцку, — предложил я. — Как Отец распорядился». — «Что?» — осведомился герой. «Я сообщил ему, что нам пора выдвигаться к Луцку». — «Да, Луцк. Мне сказали, что туда-то мы и направимся. А уже оттуда в Трахимброд». — «Что?» — осведомился я. «Луцк, потом Трахимброд». — «Правильно», — сказал я. Дедушка положил руки на руль. Некоторую протяженность времени он смотрел перед собой. Он дышал очень большим дыханием, и его руки дрожали. «Да?» — осведомился я у него. «Заткнись», — проинформировал он меня. «Где будет находиться собака?» — осведомился герой. «Что?» — «Где…будет… находиться…собака?» — «Я не понимаю». — «Я боюсь собак, — сказал он. — У меня с ними не сложилось». Я сообщил об этом Дедушке, половина которого все еще оставалась внутри сна. «Собак никто не боится», — сказал он. «Дедушка информирует меня, что собак никто не боится». Герой сдвинул наверх рубашку, чтобы экспонировать мне останки какой-то раны. «Это от укуса собаки», — сказал он. «Что от укуса?» — «Это». — «Что?» — «Эта штука». — «Какая штука?» — «Вот. Похоже на две скрещенные черточки». — «Я не вижу». — «Вот», — сказал он. «Где?» — «Прямо здесь», — сказал он, и я сказал: «О да», хотя по правде по-прежнему ничего не засвидетельствовал. «Моя мама боится собак». — «Ну и?» — «Поэтому я тоже боюсь собак. С этим ничего не поделаешь». Теперь я ухватил ситуацию. «Сэмми Дэвис Наимладшей придется ехать впереди между нами», — сказал я Дедушке. «Садись, блядь, в машину», — сказал он, растеряв все терпение, которое накопил, пока храпел. «Сука с евреем поедут на заднем сиденье. Там хватит места обоим». Я не упомянул, что на заднем сиденье им и в одиночку было бы тесно. «Что будем делать?» — спросил герой, опасаясь сблизиться с автомобилем, а на заднем сиденье Сэмми Дэвис Наимладшая устраивала себе кровь во рту от пережевывания своего хвоста.

Книга повторяющихся сновидений, 1791

ИЗВЕСТИЕ о его счастливом жребии настигло Янкеля Д, когда Падшие заканчивали свою еженедельную службу.

Важно, чтобы мы помнили, — сказал картофелевод и нарколептик Дидл С, обращаясь к собравшимся, которые раскинулись на подушках в его гостиной. (Синагога Падших относилась к числу блуждающих и каждый Шаббат находила себе приют в доме одного из прихожан.)

Что помнили? — спросил школьный учитель Цадик П, брызгая желтой от мела слюной на каждом слоге.

«Что», — сказал Дидл, — в данном случае не так принципиально, как память сама по себе. Воспоминание как действие, как процесс, как признание нашего прошлого… Воспоминания — это короткие обращения к Богу, если бы мы во все это верили… Не зря же тут говорится нечто подобное или подобное нечто тому, о чем я пытаюсь сказать… Надо же, я ведь только что даже пальцем специально заложил… В руках держал, не сойти мне с этого места. Никому не попадалась Книга Предшествующих? Ну я же секунду назад видел один из ее начальных томов… Черт!.. Кто-нибудь может мне подсказать, на чем я остановился? Все, полнейший конфуз и замешательство… Ну почему я каждый раз сажусь в лужу именно у себя дома…