Страница 24 из 71
Констанс положила руку на живот. Мысль о том, что она, возможно, в тягости, все эти дни не покидала ее. Она ни на миг не забывала безумца, который насильно взял ее в шатре в ту грозовую ночь, не забывала его насмешливых слов, сверкающих глаз.
Любопытно, каково это – иметь от него ребенка. Мальчика. У нее еще нет сына… Констанс резко обернулась, посмотрела на дом. Нетрудно представить себе, что с нею будет в таком случае. Полная катастрофа. Позор, падение. Даже предполагать такое – просто невероятная глупость.
Они намеревались отправиться в Морле дня за четыре до Рождества. В короткое время Эверард набрал пятьдесят рыцарей, а Мэллори Банастр частично выполнил заказ де Жервиля. Но тут прибыл гонец от короля.
Констанс встретила его на ступенях главного дома. Она вместе со служанками убирала большой зал, и руки у нее были испачканы. Констанс вытерла их и развернула свиток, чувствуя неясную тревогу.
Его Королевское Величество Генрих, волей Христовой суверенный властитель всей Англии, повелевает Констанс, графине Морле, прибыть в Винчестер для совместного празднования Святок с ним и его семьей.
Констанс смотрела на гонца, не в силах произнести ни слова.
У нее было такое ощущение, будто сбылись ее худшие предчувствия.
10
– Ты выбрала неудачное время для визита, – упрекнула Констанс аббатиса монастыря Святой Хильды. – Не будь ты моей любимой племянницей, я ни за что не приняла бы тебя.
– Я послала гонца – заранее предупредить вас, – ответила, оправдываясь, Констанс. – И мы привезли с собой свое продовольствие. – Она предусмотрительно сделала это, чтобы монахиням не пришлось кормить ее свиту и полсотни рыцарей.
Вытащив ноги из стремян, она соскользнула на землю. Стоял лютый холод, и она промерзла насквозь. Во дворе монастыря было явно недостаточно места для ее сопровождающих, так переполнено было все кругом каретами, лошадьми, рыдающими женщинами в дорогих платьях и их слугами. Констанс с любопытством огляделась.
– Где твои дети? – поинтересовалась тетя.
– В Баксборо. По велению короля я еду в Винчестер, чтобы провести рождественские праздники с ним и его семьей. – Произнося это, она почувствовала укол боли. Редко путешествовала она без своих девочек. И без Эверарда, который со второй половиной рыцарей отправился сопровождать обоз с продовольствием.
Толпа женщин подалась навстречу одетой в темное даме, которая вышла из часовни. За ней следовала служанка с маленькой пушистой белой собачонкой на руках.
Примиряясь с неизбежным, маленькая аббатиса сказала:
– Скажи своим рыцарям, чтобы они разбили лагерь за монастырской стеной. Дом для гостей переполнен, а жилые помещения у нас строго отделены от тех, что предназначаются для службы. Завтра на церемонию прибудет сам епископ.
Констанс осмотрела двор, затем остановила взгляд на бледной, худой, как тростинка, фигуре в черном строгом платье, какие носят кающиеся грешницы. Она была окружена какими-то женщинами, видимо, своими подругами.
– Глазам своим не верю… Не может быть…
– Может… – нетерпеливо перебила аббатиса. – Диана Доль, графиня Мервик, овдовев, решила стать отшельницей. Завтра во время канонической службы мы посвятим ее в отшельницы.
Выражение на лице тети едва не рассмешило Констанс.
– И собачонку тоже?
Аббатиса пронзила племянницу острым взглядом и кивнула в сторону печальной группы.
– Сейчас как раз и происходит прощальная церемония с Тру-Тру. Поэтому-то они так расстроены.
Она взяла Констанс под руку. Позади них слуги из Баксборо забрали ее вещи, а рыцари расседлали и увели ее кобылу.
– Графиня приносит нам богатые дары, – продолжила аббатиса. – Благодаря ей мы сможем выплатить наши долги епископату да еще и обеспечить себе пропитание на целый год. Пошли. – Она вывела Констанс на середину двора. – Посмотри, какую милую келью построила себе наша дорогая отшельница.
В центре монастырского двора стоял деревянный, свежеоштукатуренный домик, точнее говоря, отшельническая келья. Открытая дверь позволяла видеть скудную обстановку, состоявшую из деревянной кровати, стола, подсвечника, миски и ложки на нем и стульчака с ведром. В дальней стене было большое, со ставнями окно, через которое отшельница могла общаться с внешним миром, принимать еду и подаяния и расточать милосердие и мудрость.
Отшельничество в этом случае отнюдь не означало, как можно было предположить, строгого уединения. Вот только собачек при себе держать не полагалось.
– Отшельничество стало очень модным в последнее время, особенно среди вдов определенного возраста. И особенно на юге. Я думаю, это поветрие продержится месяцев шесть.
Констанс едва не поперхнулась от смеха, еле сдержалась.
– Тсс, – остановила ее тетя, – легкомыслие здесь неуместно.
Констанс посмотрела с вершины холма вниз – туда, где среди оголенных деревьев стоял монастырь Святого Дунстана, в лазарете которого монахи лечили проказу. К этому времени в Англии осталось считанное число таких объединенных монастырей. Нормандские священники относились неодобрительно к монастырям, сохранившим старый англосакский уклад жизни. Монахини и монахи жили в отдельных домах, но нередко выходили на общие работы.
Констанс в сопровождении тети направилась в дальнюю часть двора. Новоявленная отшельница, громко рыдая, прощалась со своей собачонкой. Ей вторил дружный аккомпанемент подруг.
– А вы не опасаетесь, что вас могут выдворить отсюда? – поинтересовалась Констанс.
Тетя пожала плечами.
– Я истратила здесь все свои деньги. Теперь от меня мало пользы. – Заметив озабоченное выражение на лице Констанс, она махнула рукой: – Напрасно ты тревожишься за меня. Не сомневайся, что я рада приветствовать Диану Доль. Прежде чем ей опостылеет святая жизнь, у нас будет уже достаточно денег на наши насущные нужды.
Обе женщины пересекли двор и вошли в дом. Здесь, в главной комнате, топился камин. Они подвинули стулья поближе и сели.
Протянув руку к огню, Констанс откинула назад меховой капюшон. В комнате было не так уж тепло, но все-таки достаточно уютно. На потолочных балках висели связки сушеных трав, наполняя воздух слабым благоуханием.
– Я хочу, чтобы моя старшая дочь получила образование у вас, и приехала договориться об этом, – сказала Констанс.
Ее миниатюрная тетя, сложив руки на коленях, молча смотрела на нее. Ее сверкающие глаза, детское, в форме сердца личико были все еще овеяны духом былой красоты. Глядя на нее, Констанс вспомнила рассказы, ходившие о ее прошлом. По слухам, сестра ее отца была безумно влюблена в друга юности, который, возмужав, отправился в крестовый поход. В его отсутствие ее родители насильно выдали Алис замуж за французского аристократа. Замужество ее продлилось недолго. После смерти сына, еще при жизни мужа, Алис Обиньи приняла религиозный обет.
– Если я правильно помню, твоя дочка еще слишком мала, – ответила тетя. – Мы берем после двенадцати.
– Я хотела бы отдать к вам в школу и мою младшенькую, Беатрис, – сказала Констанс. – Хочу, чтобы они почерпнули у вас все самое лучшее: хорошие манеры, музыку, шитье и вышивание, немного латыни, греческий и древнееврейский… ну, не знаю. И, конечно, арифметику. Ты знаешь, я училась не слишком усердно, но считала всегда хорошо.
Констанс никогда не сожалела, что не училась в монастырской школе. Как у старшей дочери, у нее был свой учитель, старый монах из монастыря Святого Айдана. Но теперь вошло в моду, особенно среди людей знатных, отдавать своих детей в монастырские школы. Аббатиса пристально вгляделась в лицо племянницы.
– Неужели король опять прислал за тобой? – спросила она.
Констанс отвернулась. Ее тетя была хорошей физиогномисткой.
– Король Генрих не видел меня уже довольно долгое время, – осторожно ответила она. – В прошлом году я попросила его…
– Я знаю, – перебила ее тетя. – Ты попросила у него трехлетнюю отсрочку. Можешь не повторять все сначала.