Аметистовый венец

Лвид вздохнула. Сапоги и панталоны, конечно же, забрал кто-нибудь из рыцарей. Но она знала, что, если он не перестанет задирать рыцарей, особенно их предводителя, которого зовут Эверардом, их обоих ждет еще худшее наказание. Как только они покинули замок, ее вынужденный спутник постоянно жаловался на грубые крестьянские одежды, которые ему дали взамен прежних.

– Не думаю, чтобы из-за сапог и пары шерстяных панталон стоило подвергнуться порке.

Она думала, что даже босиком, в простой грубой одежде он выглядит не так уж плохо. Ярко сверкают синие глаза, мягко золотятся светлые волосы. Что и говорить, настоящий красавец. Но Лвид знала, что его наигранное негодование по поводу отобранных одежд и ледяного купания, которому его подвергли в замке, – ничто по сравнению с той нестерпимой болью, которую он постоянно носит в груди. Разумеется, он ни о чем ей не говорил, но она знала.

Лвид полила его спину водой и подождала, пока ткань пропитается насквозь.

– Послушай, – попыталась она его утешить, – эти твои новые одежды пусть и грубее старых, зато прочнее и теплее. Завтра будет много холоднее, вот тебе и пригодятся теплая рубашка и толстые штаны.

Подняв голову, он с недоумением уставился на нее.

– Откуда ты это знаешь?

– Что знаю?

– Что завтра будет холодная погода.

Она улыбнулась своей загадочной улыбкой. Конечно, можно было сказать ему какую-нибудь глупость, чтобы замутить мозги, но она решила не делать этого.

– Завтра с утра будет буря.

Сейчас было еще тепло, но это была обманчивая мягкость, порожденная долгой засухой. На западе, над Уэльскими горами, уже клубились тучи. Осенью все перемены погоды начинаются обычно с запада.

И это был Самхайн,[3] день, который христиане называют Днем Всех Святых. Старые боги разгуливают по своим владениям. Весь день не утихал жаркий ветер, по небу летели многочисленные стаи птиц. Лвид даже видела сову, птицу-призрак, обычно избегающую солнечного света.

Однако вслух она сказала другое:

– После долгой засухи обычно бывает гроза. Посмотри на животных. Коровы ведут себя очень лениво, даже не щиплют траву. Овцы и свиньи, наоборот, проявляют беспокойство. А если поглядеть на деревья…

Но Сенред уже не слушал ее. Приподнявшись, сколько позволяли цепи, он смотрел поверх бортов фургона, поверх головы погонщика, который вел мула. Его взгляд был сосредоточен на графине Морле, ехавшей впереди авангарда рыцарей. В этот момент она уделяла все свое внимание сидевшей перед ней в седле старшей дочери. Сенред видел только ее стройный стан, обтянутый алым платьем, темные пряди распущенных по плечам волос. Выражение его лица насторожило Лвид.

– Ты не должен смотреть на нее, – сказала она предостерегающим тоном. – Если ты будешь вот так глазеть на нее, тебя ждут большие неприятности. И не только сейчас, но и в будущем.

Он даже не моргнул.

– Она прислала сюда эту свою поганую свинью, чтобы он запер меня в фургоне.

Лвид закрыла глаза. Как он может смотреть таким восторженным взглядом и в то же время говорить так грубо? Неудивительно, что люди считают его сумасшедшим.

Дорога шла вдоль речного берега, и они оба вынуждены были наклониться, чтобы деревья не задевали их своими сухими сучьями.

– Смотри, вот ива, – сказала Лвид, боясь, что кто-нибудь заметит, как он пялит глаза на знатную леди. – Вот ольха, ива, боярышник, рябина, береза. А вот и седьмое дерево, составляющее тайну колдунов. – И она, не без заднего умысла, добавила: – Говорят, что и у ведьм ива – любимое дерево.

– В самом деле? – Хотя фургон и сильно трясло, он положил голову на руку.

Она торопливо кивнула:

– Да, ива олицетворяет День луны, понедельник. Она принадлежит луне. И эта леди тоже принадлежит луне. Леди Морле – девушка-ива. Посмотри на ее красивое бледное лицо, на глаза, горящие, словно огни в море. Недаром ее называют графиней Луной.

Он поднял брови:

– Она не девушка.

Лвид нахмурилась. Опасно насмехаться над старыми верованиями.

– Послушай, девушка-ива отмечена благословением луны. Посмотри. – Она подняла свои скованные руки. – Указательный палец олицетворяет могучего бога, живущего в дубе. Средний палец принадлежит рождественскому шуту, если он не будет соблюдать осторожность, то его сожгут в двенадцатую ночь. А вот, – продолжала Лвид, подвигаясь к нему, чтобы он мог лучше видеть, – безымянный палец, поклоняющийся солнцу, березе, нашей общей матери.

Он покачал головой:

– Осторожнее, Лвид. С чего ты вздумала служить эту языческую литанию?

Она не обратила внимания на его слова.

– А мизинец олицетворяет ясень, в котором скрываются непостижимые тайны. – Она стукнула краем ладони по большому пальцу и поглядела на него сквозь распущенные волосы. – Я уверена, что здесь правит ива. Вот здесь, на краю ладони, правит госпожа луна. Все они священны для старой богини.

– Никакой старой богини нет, Лвид, – сказал Сенред, презрительно скривив рот. – Скажи это священникам, и они тебя отпустят.

Она откинула назад кудри и уставилась на него.

– Но я этого никогда не скажу. Это же неправда.

– Только не говори потом, что я не предостерегал тебя. – Он помолчал и мрачно добавил: – Но мы все глупцы, что верим в ту или другую религию. Христос не единственный распятый на дереве бог… Но почему ты говоришь, что эта морлейская сука – девушка-ива?

Лвид взглянула на него с явной опаской. Она не знала, многое ли может ему сказать. Священное искусство гадания указывало, что есть множество людей, следующих за ним, почитающих его, трудно было понять, как он мог очутиться здесь, рядом с нею. Это было ей открыто. Но, глядя на него, Лвид к тому же была уверена, что он наверняка еще свершит задуманную им месть. И это будет благим делом.

– Верить – вовсе не означает быть глупцом, – пробормотала она. – Скажи мне, какова твоя вера. И каким образом она сделала тебя глупцом.

– Ты думаешь, я христианин? – Его глаза насмешливо сверкнули. – Послушай, маленькая колдунья, я не верю ни во что на свете.

– Ни во что? – повторила она с явным недоверием.

Повернув голову, Сенред наблюдал, как фургоны один за другим останавливаются под деревьями на речном берегу. Рыцари пустили своих лошадей по кругу, вытаптывая сухую траву, приготавливая место для привала. Здесь они собирались напоить лошадей и перекусить.

– В философии я сторонник платоновского учения… – Он сделал паузу. – Как один человек, которого я некогда знал. – Несколько минут Сенред о чем-то сосредоточенно думал. – Если я во что-нибудь и верю, то только в Смерть, – сказал он изменившимся голосом. – Этого достаточно.

Лвид отвернулась. Она была простой женщиной, не получившей в отличие от него никакого образования. Хранила веру в старых богов, обитающих в Кимврских горах, которые нынешние люди называют Уэльсом, и поэтому христиане считали ее колдуньей. Вполне возможно, что священники сожгут или утопят ее за это.

Лвид закрыла глаза, думая, что она-то верит во многое. Они могут убить ее, и все же это лучше полного неверия, в котором только что признался ее спутник.

Они отдыхали на берегу Тау несколько часов. Рыцари играли в кости, переговаривались между собой, некоторые дремали в отдалении. Слуги залезли в фургоны, чтобы отоспаться. Духовник отец Бернар явился вместе со своим помощником, благословил трапезу рыцарей, и затем они оба уселись чуть поодаль на траве.

Констанс села со своими дочерьми на разостланном служанками одеяле. Мирно журчала речная вода, перекатываясь через камни, стрекотали цикады. Какое-то время Беатрис гонялась за маленькими белыми бабочками, их тут было великое множество. Констанс читала Оди отрывки из иллюстрированной книги, составленной для нее монахами из аббатства Святого Айдана. Рассматривая картинки, Оди задавала бесчисленные вопросы. Почему нарисованы голуби и что они делают? Почему змей-искуситель голубого цвета и бывают ли вообще змеи такого цвета?

3

Самхайн – кельтский языческий праздник в честь начала зимы. Отмечался около 1 ноября.