Страница 7 из 69
— Правда? А я и не заметил. Наверное, девчонка сказала это впервые в своей жизни.
— Вот и я так думаю. — Майрон подождал еще несколько минут и положил трубку на рычаг. — Сколько я разговаривал?
Уин бросил взгляд на часы.
— Двадцать три минуты, — ответил он и взял в руки калькулятор. — Двадцать три помножить на три доллара девяносто девять центов… С тебя девяносто один доллар семьдесят семь центов.
— Неплохой наварец получается, — сказал Майрон. — Между прочим, она так и не сказана ничего похабного.
— О ком ты?
— О девице из телефона. Она так и не сказала ничего интересного.
— Ты разочарован?
— Скорее удивлен.
Уин пожал плечами и принялся листать журнал.
— Ты смотрел его до конца?
— Нет.
— Почти половина страниц и объявлений в нем посвящены телефонному сексу. Судя по всему, дело ведется с размахом.
— Безопасный секс, — пробормотал Майрон. — Безопаснее не бывает.
В дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Уин. В комнату вошла Эсперанса.
— Вас просят к телефону, — сообщила она. — На проводе Отто Берк.
— Передай, что я сейчас подойду.
Эсперанса кивнула и ушла.
— У меня есть немного свободного времени, — сказал Уин. — Займусь-ка я поисками человека, поместившего в журнале это объявление. И кстати, нам потребуется образец почерка Кэти Калвер.
— Попробую раздобыть.
Уин сложил ладони и принялся легонько постукивать кончиками пальцев друг о друга.
— Надеюсь, ты понимаешь, что фотография Кэти может вообще ничего не значить, — произнес он. — Вот тебе простейшее объяснение происходящего.
— Может быть, — ответил Майрон, поднимаясь на ноги. Два последних часа он твердил про себя эти слова, но уже не верил им.
— Майрон…
— Что?
— Ты думаешь, появление Джессики в баре рядом с твоим кабинетом — это случайность?
— Вряд ли, — ответил Майрон.
Уин кивнул.
— Будь осторожен. Не зарывайся.
Глава 4
Будь он проклят.
Джессика Калвер устроилась на кухне родительского дома в том самом кресле, в котором в детстве она проводила бесчисленные часы.
Ей следовало бы быть осторожнее, тщательно продумать действия и предусмотреть любые случайности. А что сделала она? Разнервничалась, потеряла голову и зашла выпить в бар в том самом здании, где находилась его контора.
Ах, как глупо!
Этим дело не кончилось. Майрон застал ее врасплох, и она растерялась. Почему?
Надо было сказать Майрону правду, поговорить спокойным, уравновешенным голосом и объяснить, зачем она сюда приехала.
Когда он появился в баре, такой красивый, такой…
«Господи, Джессика, какая же ты наивная дурочка!»
Сама подставилась. На ум пришли еще несколько ругательств, которые Джессика никогда не произнесла бы вслух. Разумеется, ее издатель и литературный агент видят свою подопечную насквозь. Они отлично представляют себе все ее женские слабости и даже потакают им. Именно они сделали из Джессики Калвер писательницу «оригинального жанра» и вынудили ее работать «на грани приличий».
Может быть, так оно и есть. Джессика не могла сказать наверняка и была уверена лишь водном: все ее несчастья происходят от собственных слабостей.
«О, кто-нибудь, пожалейте страдающего художника! Мое сердце разрывается на куски».
Энергично тряхнув головой, Джессика прекратила самобичевание. Сегодня она слишком уж углубилась в самоанализ, но это было нетрудно понять. Она встретилась с Майроном, и встреча породила снежную лавину вопросов и сомнений, обрушившихся на ее бедную голову со всех сторон.
А что, если?.. Она вновь задумалась.
Эгоцентричность Джессики и заставляла ее рассматривать эту любовную историю сквозь призму собственной души, забывая о Майроне. И вот теперь она подумала о нем, о той жизни, которую Майрон вел после ее ухода, когда, казалось, весь мир восстал против него, раня его в самую душу. Четыре года. Они не виделись целых четыре года. Покидая его, Джессика загнала воспоминания о Майроне в самый дальний угол своего сознания и заперла их на крепкий замок. Она надеялась, что этим все и кончится, что дверь окажется достаточно крепкой, чтобы выдержать давление извне. Но стоило ей увидеть Майрона, его прекрасное лицо, широкие плечи, уловить его пристальный взгляд, и дверь слетела с петель, словно взорванная гранатой.
Нахлынувшие чувства ошеломили Джессику. Нестерпимое желание остаться с Майроном вынудило ее немедленно уйти.
«Ну да, еще бы, — подумала она. — Ты же такая наивная Дурочка…»
Джессика выглянула в окно. Она дожидалась прихода Пола, лейтенанта полицейского управления округа Берген Пола Дункана, которого с малых лет величала дядюшкой. Дядюшке Полу оставалось до пенсии два года, он был самым близким другом отца и его душеприказчиком. Они проработали рука об руку более двадцати пяти лет; Пол был Полицейским, Адам Калвер — судебным медэкспертом округа.
Пол договорился заглянуть к Калверам, чтобы обсудить процедуру отпевания главы семьи. Ни о каких похоронах не было и речи. Адам не пожелал бы даже слышать о них. Но
Джессика ждала Пола, чтобы поговорить с ним о другом, причем наедине. Ее беспокоили обстоятельства гибели отца.
— Здравствуй, милая.
Джессика обернулась на звук голоса.
— Здравствуй, мама.
Мать Джессики только что поднялась из подвала. На ней был фартук, пальцы нервно теребили висящий на шее резной деревянный крестик.
— Я отнесла его кресло в чулан, — нарочито будничным тоном сказала она. — Оно занимает слишком много места.
Только сейчас Джессика заметила, что из кухни исчезло отцовское кресло. Простое жесткое кресло, принадлежавшее отцу с незапамятных времен, раньше стояло у самого холодильника, чтобы отец мог, не поднимаясь на ноги, достать молоко с верхней полки. Теперь оно будет пылиться в затянутом паутиной углу подвала.
Кресло Кэти по-прежнему стояло на кухне.
Джессика скосила глаза и посмотрела на кресло, стоящее справа от нее. Кресло Кэти. Оно никуда не делось, мать даже не прикоснулась к нему. Отец умер. А Кэти? Кто знает. Она могла в любую секунду ворваться в дом, по своему обыкновению с грохотом распахнув дверь и, лучась улыбкой, присесть к столу. Если человек мертв, это навсегда. Когда живешь под одной крышей с патологоанатомом, то постепенно начинаешь осознавать, сколь бесполезны мертвецы. Особенно те из них, которые лежат в земле. Иное дело — душа. Мать Джессики была ревностной католичкой и каждое утро ходила к службе. Испытания, выпадающие на долю семьи, лишь укрепляли богобоязненную душу женщины, уподобляя ее спортсмену, который после усердных тренировок наконец имеет возможность применить свои возросшие силы. Мать Джессики не колеблясь поверила бы и в чудо, и в счастливую загробную жизнь. Какое удобное свойство характера. Джессика была бы рада последовать примеру матери, но ее вера с годами угасла, оставив после себя жалкую кучку едва тлеющих угольков.
Пока оставалась вера в то, что Кэти жива, мать не решалась погасить огонек, который должен был послужить ее младшей дочери путеводной звездой на дороге к родительскому дому.
В последнее время Джессику все чаще терзали мысли (точнее, домыслы) о судьбе пропавшей сестры. Может быть, ее тело лежит где-нибудь в яме? Или валяется в кустах? Труп, обгрызенный хищниками и источенный червями. А может, Кэти замуровали в бетон, либо бросили с привязанным к ногам камнем на дно реки и она болтается в воде, словно пластмассовый человечек в аквариуме? Была ли ее смерть безболезненна, или ее пытали? А может, ее разрезали на мелкие кусочки, растворили в кислоте…
А может, она жива?
Спираль, которой нет ни начала, ни конца.
А вдруг Кэти похитили и она томится в гареме какого-нибудь ближневосточного шейха? Или приковали к батарее на ферме где-нибудь в Висконсине? А может, Кэти ударилась головой, потеряла память и бродит по улицам, забыв, кто она такая? Или затерялась в просторах параллельных миров?