Картина без Иосифа

— Или может, тебе даже не понадобились инструменты. Возможно, ты выдернула растение очень осторожно, ты это умеешь, потом очистила от земли корень и остальное. Ведь ты знаешь это растение, верно? Не хуже, чем она.

— Это ты про мисес Спенс. — Она проговорила это медленно, словно обращаясь к самой себе, и, казалось, не видела его.

— Ты часто пользуешься тропой?

— Какой?

— Не играй со мной в прятки. Ты знаешь, почему я здесь. Ты ведь не ожидала такого поворота? А во всем обвиняют Джульет. Ловко сработано, ничего не скажешь. Никто тебя и не заподозрит. Но я вычислил тебя и хочу знать правду. Как часто ты пользовалась тропой?

— Ты с ума сошел. — Она ухитрилась отступить еще на дюйм. Она стояла спиной к двери, и у нее хватило ума не оглядываться, чтобы не выдать ему своих намерений.

— Раз в месяц, пожалуй, — сказал он. — Так? Разве ритуал не обретает большую силу, если его выполняют при полной луне? И разве не верно, что общение с Богиней получается более эффективным, если ритуал выполняется на священном месте? Например, на вершине Коутс-Фелла?

— Тебе известно, что я туда хожу. Я не делаю из этого секрета.

— Зато у тебя имеются другие секреты, не так ли? Вот тут. В этой книге.

— Нет, — произнесла она тихо и тут же повысила голос. — А ты пугаешь меня, да, Колин Шеферд? — заявила она с вызовом.

— Я был сегодня там.

— Где?

— На Коутс-Фелле. На вершине. Не забирался туда уже несколько лет, еще при жизни Энни перестал туда ходить. И конечно же забыл, как хорошо оттуда видно, Полли.

— Я поднимаюсь туда для совершения ритуала. И только. Это ты тоже хорошо знаешь. — Она выиграла еще один дюйм и торопливо добавила: — Я сожгла лавр для Энни. Дала свече растаять до основания. Я добавляла гвоздику. Я молила…

— И она умерла. В ту самую ночь. Как удобно.

— Нет!

— При луне на урожай, пока ты молилась на Коутс-Фелле. А перед молитвой ты принесла ей суп. Помнишь? Сказала, будто суп особенный, сказала, чтобы она съела все до капли.

— Там были только овощи, для вас обоих. Что ты думаешь? Я тоже его ела. Он не…

— Ты знала, что в полнолуние травы действуют особенно сильно? В книге так сказано.

— Я не использую травы таким образом. В Ведовстве никто этого не делает. Мы не обращаемся к злу. Иногда находим травы для воскурений. Они входят в ритуал.

— Все это написано в книге. Что использовать для помутнения рассудка, что — для мщения, что — как яд. Я прочел.

— Нет!

— А книжечку твою я нашел за бачком, куда ты ее спрятала… И долго она там лежала?

— Я ее туда не прятала. Может, она случайно завалилась. Там ведь много чего лежит, ты и сам видел. Целая стопка книг и журналов. Я не прятала эту… — Она дотронулась до книги пальцем ноги и убрала ногу, ухитрившись при этом отступить еще на дюйм.

— Что скажешь насчет Козерога, Полли?

Она застыла, беззвучно, одними губами повторив это слово. Он наблюдал, как паника овладевает ею, когда он подводил ее все ближе и ближе к правде. Она напомнила ему загнанную в угол злую собаку. Он чувствовал, как вся она напряглась и едва держится на ногах.

— Сила цикуты в Козероге, — сказал он.

Она лизнула нижнюю губу. Страх был ее запахом, кислый и сильный.

— Двадцать второго декабря, — сказал он.

— Что?

— Сама знаешь.

— Не знаю, Колин. Не знаю.

— Первый день Козерога. Вечер, когда умер викарий.

— Это…

— И вот еще что. В ту ночь было полнолуние. И в предыдущую тоже. Так что все сходится. У тебя были все инструкции, как лучше убить; все они напечатаны в книге: выкопать корень, когда растение спит; сила его в Козероге; яд смертельный; сильней всего действует в полнолуние. Прочесть? Или сама прочтешь? Посмотри на букву «Ц». Про цикуту.

— Нет! Это она тебя научила, да? Мисес Спенс? Я вижу это по твоему лицу. Она тебе сказала, сходи, мол, посмотри на эту Полли, спроси ее, что она знает, спроси, где бывает. И заставила тебя додумать все остальное. Так это было? Да, Колин?

— Не смей даже произносить ее имя.

— О-о, я скажу его, не бойся. Я скажу его, и не только. — Она наклонилась и подняла книгу с пола. — Да, она моя. Да, я купила ее. Пользовалась ею. И она знает это — проклятая баба, — потому что у меня хватило глупости — больше двух лет назад, когда она только приехала в Уинсло — спросить ее, как делать настойки из брионии. Мало того, призналась ей, зачем она мне. — Она потрясла книжкой перед ним. — Любовь, Колин Шеферд. Бриония для любви. И яблоко для обаяния. Вот, хочешь поглядеть? — Она выдернула из ворота пуловера серебряную цепочку. На ней висел маленький шар с филигранной поверхностью. Она сорвала его с шеи и бросила на пол. Подскакивая, он покатился ему под ноги. Внутри виднелись кусочки сушеных фруктов. — А алоэ в сашетках для аромата? А тысячелистник для напитка, который ты никогда не выпьешь? О чем только не написано в этой книге. Но ты видишь лишь то, что тебе хочется, верно? Как теперь. Как было всегда. Даже с Энни.

— Я не намерен говорить с тобой об Энни.

— Ой, да неужели? Энни-Энни-Энни, с нимбом вокруг головы. Я буду говорить о ней столько, сколько мне захочется, потому что знаю, как все было. Я была рядом так же, как и ты. И святой она не была. Она не была благородной больной, молча страдающей в постели, когда ты сидел рядом и накладывал ей на лоб фланелевые тряпочки. Все было не так

Он шагнул к ней. Она стояла на своем.

— Энни сказала — давай, Кол, заботься сам о себе, любовь моя драгоценная. И никогда не давала тебе об этом забыть, когда ты это делал.

— Она никогда не говорила…

— Ей и не нужно было говорить. Как ты не понимаешь? Она лежала в своей постели в темной комнате, без света. Она сказала, у меня нет сил дотянуться до лампы. Она сказала, по-моему, я сегодня умру, Кол, но это ничего, потому что ты дома, и тебе не нужно волноваться за меня. Она сказала, я понимаю, тебе нужна женщина, любовь моя, делай то, что тебе надо, и не думай о том, что я тут лежу, в этом доме, в этой комнате, в этой постели. Без тебя.

— Не так все было, не так.

— А когда боли усиливались, она не лежала как святая мученица. Она проклинала докторов. Швыряла об стену чашки. Когда ей стало хуже, сказала, что из-за тебя я заболела, я умираю и ненавижу тебя. Ненавижу и хочу, чтобы ты умер вместо меня.

Он не ответил. В его голове ревели сирены. Полли была тут, в нескольких дюймах от него, но ему казалось, что ее заволокла красная пелена.

— Да, я молилась на вершине Коутс-Фелла. Сначала за ее здравие. А потом за… И потом за тебя одного, когда она умерла, надеясь, что ты увидишь… поймешь… Да, у меня есть эта книга, — она взяла ее в руки, — но все потому, что я любила тебя и хотела, чтобы ты тоже меня любил, и была готова испробовать что угодно, чтобы сделать твою жизнь полной, цельной. Потому что с Энни ты не был цельным. Умирая, она высасывала из тебя кровь, но ты не хотел этого понять, иначе тебе пришлось бы взглянуть по-другому на свою жизнь с Энни. А она была далека от совершенства. Потому что нет ничего совершенного.

— Во-первых, ты не знаешь, как умирала Энни.

— Что ты с отвращением выливал ее утку? Этого я не знаю? Как ты вытирал ей задницу, а тебя тошнило? И этого я не знаю? Или, когда ты хотел глотнуть свежего воздуха, она, словно догадавшись об этом, начинала плакать и жаловаться на боль, и ты всегда испытывал вину, оттого что болел не ты сам? Да? Оттого что не у тебя был рак. Что не ты умирал.

— В ней была вся моя жизнь. Я любил ее.

— До самого конца? Не смеши меня. В конце была горечь и приступы гнева. Ни один человек не может так долго жить без радости и испытывать при этом любовь.

— Проклятая сука.

— Говори что хочешь. Но я смотрю правде в глаза, Колин. А не украшаю ее сердечками и цветочками.

— Тогда давай сделаем еще один шаг к правде, согласна? — Он сократил расстояние между ними на несколько дюймов и ногой отшвырнул в сторону амулет. Он поскакал к стене, раскрылся, содержимое высыпалось на ковер. Кусочки яблок выглядели будто сморщенная кожа. Человеческая кожа. Наверняка она способна и на это. Полли Яркин способна на что угодно. — Ты молилась, чтобы она умерла. Но болезнь затянулась. И ты делала все, чтобы ускорить конец. Но ты не добилась, чего хотела. Я не трахнул тебя прямо в день похорон. Тогда ты прибегла к приворотным снадобьям и прочей белиберде. И вот приехала Джульет. Она разрушила твои планы. Ты пыталась ее использовать в своих интересах. Сразу дала понять, что я уже занят, на случай, если она станет у тебя поперек дороги. Но мы все равно нашли друг друга — мы с Джульет, — и этого ты не могла перенести. Ведь Энни умерла. Но тут появилось новое препятствие. Ведь ты видела, что произошло между нами, верно? И тебе ничего не оставалось, как похоронить и ее.