Страница 7 из 29
Я шел по двору Католического университета, когда кто-то хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидел перед собой Люка Субейра. Молочно-белая физиономия под рыжей шевелюрой, тонкая хрупкая фигура, на которой болталось шерстяное пальто, шея обмотана шарфом. Я ошалело выпалил:
— Ты что здесь делаешь?
Он посмотрел на экзаменационный лист, который вертел в руках.
— Полагаю, то же, что и ты.
— Ты пишешь диссертацию?
Он поправил очки и ничего не ответил. Я недоверчиво усмехнулся:
— Где ты пропадал все это время? С каких пор мы не виделись? С выпускных экзаменов?
— Ну, ты ведь вернулся к своим буржуазным истокам.
— Да ладно тебе. Я пытался тебе дозвониться все это время. Чем ты занимался?
— Учился здесь, в Католическом университете.
— Ты занимался богословием?
Он щелкнул каблуками и стал по стойке смирно:
— Так точно, сэр! И вдобавок получил степень магистра классической филологии.
— Значит, мы выбрали один путь.
— А ты в этом сомневался?
Я не ответил. В последние годы нашего пребывания в Сен-Мишель Люк изменился. Он стал еще более саркастичен, а его фамильярное отношение к вере превратилось в постоянные насмешки и иронию. Я недорого бы дал за его призвание. Он предложил мне сигарету и, прикуривая, спросил:
— О чем твоя диссертация?
— Зарождение христианской литературы. Тертуллиан, Киприан…
Он восхищенно присвистнул.
— А твоя?
— Я еще не решил. Скорее всего, о дьяволе.
— О дьяволе?
— Да, как о торжествующей силе нашего века.
— Что ты несешь?!
Люк обогнул толпившихся студентов и направился к зарослям в глубине двора.
— Вот уже некоторое время меня интересуют злые силы.
— Какие еще злые силы?
— Как по-твоему, почему Христос сошел на Землю?
Я не ответил. Вопрос был слишком неожиданным.
— Он пришел, чтобы нас спасти, — продолжал он. — Чтобы искупить наши грехи.
— Ну и что?
— Значит, зло уже было на Земле. Задолго до Христа. По сути, оно было всегда и всегда шло впереди Бога.
Я отмахнулся от такого рассуждения. Не для того я четыре года занимался богословием, чтобы прийти к столь примитивным выводам. Я заметил:
— Что тут нового? Человеческий грех начинается со змия, и…
— Я говорю не об искушении. Я говорю о той силе, скрытой в нас, которая отвечает за соблазн, делая его законным.
Газоны были покрыты опавшими листьями — бурые пятнышки или рыжие веснушки осени. Я резко прервал его:
— Со времен Блаженного Августина известно, что зло не имеет онтологического воплощения.
— В своих произведениях Августин использует слово «дьявол» две тысячи триста раз, не считая синонимов…
— Только в качестве символа или метафоры… Надо учитывать эпоху. По Августину, Бог не мог сотворить зло. Зло — это лишь отсутствие добра. Это заблуждение — человек создан для света. Он сам есть свет, потому что он — Божья совесть. Его надо только направлять и иногда призывать к порядку. «Все добры, ибо Творец всего сущего благ сверх меры…»
Люк вздохнул преувеличенно громко:
— Если Творец всемогущ, как ты объяснишь то, что Он всегда оказывается бессильным перед лицом простого заблуждения? Как объяснить то, что зло всегда и всюду торжествует? Воспевать величие Бога — значит воспевать величие зла.
— Ты богохульствуешь.
Он остановился и повернулся ко мне:
— История человечества — не что иное, как история жестокости, насилия и разрушения. Этого никто не может отрицать. Как ты это объяснишь?
Мне не понравился его сверкавший из-за очков взгляд — глаза лихорадочно блестели. Я не стал отвечать, чтобы не столкнуться с загадкой древней, как мир: жестокой, злокозненной, безнадежной стороной человека.
— А я тебе скажу, — снова заговорил он, кладя руку мне на плечо. — Потому что зло — это реальная сила, как минимум равная добру. Во Вселенной эти две противоположные силы находятся в противоборстве, и их битва еще далеко не окончена.
— Можно подумать, мы вернулись к манихейству.
— А почему бы и нет? Все приверженцы единого Бога на самом деле замаскированные дуалисты. Мировая история — это история поединка. Без судей.
Под ногами шуршали листья. Моя радость по поводу начала занятий улетучилась. В конце концов, я обошелся бы без этой встречи. Я поспешил к корпусу, где оформляли поступающих.
— Не знаю, что ты изучал в последнее время, но ты явно впал в оккультизм.
— Наоборот, — возразил он, догоняя меня, — я опираюсь на современные науки! В каждой из них зло присутствует и как физическая сила, и как движение психики.
— Ты ломишься в открытую дверь.
— Об этих дверях часто забывают, ссылаясь на сложность и глубину. В масштабах Вселенной, например, силы зла царят повсеместно. Вспомни о взрывах звезд, которые становятся черными дырами — пропастями отрицания — и втягивают в свои бездны все.
Я понял, что Люк уже приступил к своей диссертации. Он нес невероятный бред насчет мироздания — это было что-то вроде антологии вселенского зла.
— Возьмем психоанализ, — продолжал он, пронзая окурком воздух. — Чем он занимается? Темными сторонами нашего «я», нашими запретными желаниями, нашим стремлением к разрушению. Или возьмем коммунизм. Прекрасная идея — вначале. И к чему она привела? К самому жуткому геноциду века. Что бы мы ни делали, о чем бы ни думали, все равно придем к нашей проклятой доле. Двадцатый век — высшее ее проявление.
— Так ты можешь объяснить любые превратности человеческой жизни. Это слишком упрощенные рассуждения.
Люк прикурил от окурка.
— Просто то, о чем я говорю, универсально. Мировая история в результате выливается в борьбу между двумя силами. По странному стечению обстоятельств христианство, которое, кстати, и дало имя злу, стремится уверить нас в том, что речь идет о чем-то вторичном. Нельзя победить, недооценивая врага!
Я уже подошел к административному корпусу и, поднявшись на первую ступеньку, спросил с раздражением:
— К чему ты клонишь?
— Защитив диссертацию, ты поступишь в Папскую семинарию?
— Ты хотел сказать, во время работы над диссертацией. На следующий год я рассчитываю поехать в Рим.
Его лицо исказила гримаса.
— Я прямо вижу, как ты читаешь проповедь горстке стариков в полупустой церкви. Конечно, выбирая такой путь, ничем не рискуешь. Ты похож на врача, который ищет работу в больнице для здоровых.
— Чего ты от меня хочешь? — воскликнул я. — Чтобы я стал миссионером? Чтобы я отправился в тропики обращать в христианство язычников?
— Зло, — очень спокойно произнес Люк. — Только зло важно. Служить Богу — значит бороться со злом. Другого пути нет.
— А ты? Чем будешь заниматься ты?
— Я пойду на оперативную работу. Хочу посмотреть в глаза дьяволу.
— Ты отказываешься от семинарии?
Люк разорвал свой экзаменационный лист:
— Вот именно. И от диссертации тоже. Я тебя разыграл. Я даже и не собирался продолжать учебу в этом году. А сюда я пришел за дипломом. Эти придурки выдали мне экзаменационный лист, потому что решили, что я такой же баран, как и другие. Как ты.
— Диплом? Зачем?
Люк взмахнул руками. Клочки бумаги разлетелись и смешались с опавшими листьями.
— Я уезжаю в Судан. С «Белыми отцами». Гражданским миссионером. Хочу своими глазами увидеть войну, насилие, нищету. Время речей миновало, настало время действовать!