Нокаут

Сергей Владимирович пошевелился, открыл глаза. Сердце Льва Яковлевича с грохотом провалилось в живот и забилось, как в агонии. Экс-казначей отпрянул назад, тщетно пытаясь что-либо придумать в оправдание.

— Какого черта вы уставились на меня, как убийца на спящую жертву? — буркнул «Викинг». Он явно был не в духе.

— Я… я… я, — забуксовал Лев Яковлевич, силясь найти объяснение своему поступку. И неожиданно для самого себя, не отдавая отчета, для чего он это делает, рассказал от начала до конца, не опуская самых мелких деталей, рассказал дважды привидевшийся ему страшный сон.

Фрэнк помрачнел еще больше. Рассказ Сопако пришелся не по вкусу и даже, пожалуй, расстроил его.

— Стоило ли столько времени чесать языком, чтобы описать какую-то чушь! — резюмировал Стенли. — Только настроение испортили… Спите, наконец, черт бы вас побрал.

Лев Яковлевич послушно улегся и завернулся в простыню. Постепенно наплывала сонная нега… Вот и знакомые кружочки заплавали в сомкнутых глазах — красные, зеленые, золотистые. Кружочки разлетаются в разные стороны, плавно смыкаются

— А-а-а-а! — взвизгнул Сопако в третий раз, увидев рыжего муравья с головой Эфиальтыча.

— А-а-а-а! — как эхо, откликнулся кто-то рядом.

Лев Яковлевич вздрогнул и обернулся. Винокуров резко приподнялся с тахты и испуганно озирался по сторонам. Пожалуй, впервые экс-казначей видел шефа растерянным, охваченным страхом.

— Что с вами? — удивился Сопако.

— Так… укусил кто-то… не скорпион ли? — «Викинг» в смущении шарил руками под одеялами.

Никто его не кусал. Страшный сон, напугавший Льва Яковлевича, привиделся и Сергею Владимировичу Винокурову. Так и лежали до рассвета шеф и подчиненный, делая вид, что спят, и слушая младенческие вздохи Джо. Впрочем, и молодой «стиляга» спал не очень-то спокойно, изредка бормотал, вскрикивал. Видно, и ему снились малоприятные вещи.

Когда зарозовел небосклон, блудное академическое дитя затянуло нечто до того «стильное», душераздирающее, что посапывавший в будке огромный лохматый кобель выполз из своего обиталища, навострил обрубки ушей и, не выдержав испытаний, протяжно завыл.

Джо открыл глаза, сладко потянулся. Из дома выбежал румяный, поблескивающий после умывания водяными капельками на висках Сатыбалдыев и обрушился на пса:

— Ах ты, собачий сын! Чтоб ты сгорел! Гости спят, а ты вой поднял, — Сатыбалдыеву еще вчера тонким ходом удалось выяснить общественное лицо трех незнакомцев. Он вычитал однажды афоризм: «Журналист — рупор общественности» и потому старался произвести на газетчиков выгодное впечатление. — Ах ты, пес! Зачем выл?

— Это не пес, а я пел, — вступился за кобеля Джо. — Хау ду ю ду, мистер Сатыбалдыев?

— О! Почтенные гости проснулись? — хозяин засуетился. — Приятные ли сновидения посетили уважаемых писателей (хозяин умышленно произвел журналистов в литераторов)?.. Прошу, завтрак ждет, а затем, прежде чем отпустить вас, сделайте одолжение, ознакомьтесь с колхозом. Ведь я в некоторой мере… руковожу им, живу здесь, — румяный хозяин принял горделивую позу. — Получили установку — глубже вникать в жизнь… Я и вникаю, переехал сюда специально.

Сатыбалдыев лгал. Жил он в колхозе лет двадцать, в просторном доме, в километре от райцентра, однако считал долгом при удобном случае похвалиться своим глубоким проникновением в жизнь.

После сытного завтрака «высокие гости» в сопровождении председателя сельсовета двинулись к правлению сельхозартели. Там ожидал их «ГАЗ-67». Маленький юркий брюнет распахнул дверцу автомобиля.

— Прошу Вас, дорогие товарищи! — проникновенно произнес брюнет. Местоимение «вас» он явно произносил с большой буквы.

Тилляев-младший попросил подождать. Ему захотелось пить. В поисках воды он открыл дверь и замер от удивления. Человек десять разных счетных работников, держась за животы, покатывались от хохота, а худой и сердитый гражданин с пушистыми усами ходил в одних кальсонах по комнате с камчой[7] в руках. Обнаружив на лампочке, висевшей под самым потолком, коломенковый китель, усатый ловко сдернул его оттуда. На петлях кителя болтался запертый висячий замок. Сердитый гражданин подобрал ключ и освободил китель. Затем он разыскал в шкафу для бумаг брюки и занялся поисками башмаков.

— Любопытное занятие, — в раздумье сказал «Викинг». Он и Лев Яковлевич заглянули сюда, привлеченные хохотом. — Управленческий аппарат веселится.

Странная игра зародилась в правлении колхоза год тому назад. Едва успели Сатыбалдыева закрепить в качестве постоянного уполномоченного за колхозом «Озод мехнат», в правлении этой артели невесть откуда появилось около десятка бухгалтеров, счетоводов, письмоводителей и учетчиков. Они изнывали от безделья. И вот однажды какой-то остроумец решил излить свою энергию и… приколотил гвоздями к полу галоши главбуха. Главный финансист упал. Затаив в душе злобу, он решал отомстить ни в чем не повинному счетоводу и поручил письмоводителю привинтить пиджак счетовода к стене шурупами.

Так было положено начало увлекательной игре. Выработались даже специальные правила. В частности, по предложению владельца привинченного пиджака, было решено играть без причинения материального ущерба: сажали в ящик из под арифмометра лягушку, клали на стул кнопку острием вверх, зашивали карманы (так, что бы потом без особого труда распороть), водружали фуражки на верхушке телеграфного столба…

Сегодня получилось особенно остроумно. Все хорошо знали: усатый учетчик с утра на работе спит мертвым сном и, воспользовавшись этим, раздели его, а все предметы туалета попрятали.

— Веселый народ! — комментировал Сатыбалдыев, сидя в машине.

— Очень, — согласился «Викинг», — десяток трудодней веселится в комнате. Тонко придумано. Давайте и мы станем также веселиться, Лев Яковлевич. Первым делом я посыплю перцем ваш китель, а затем… затем просверлю в вашей щеке дырочку, чтобы вы не смогли целоваться взасос.

— Шутите — струхнул экс-казначей. — Не надо крови.

— Ну, конечно, вы пацифист… Однако мы, кажется, подъезжаем.

Машина остановилась у небольшого домика с шиферной крышей, У крыльца стояли и сидели человек десять колхозников, о чем-то с азартом спорящие.

— Почему не в поле?! — обрушился на них председатель. — Установки не знаете? А ну!..

Но колхозники не смутились. До них дошла весть о приезде журналистов, и они решили выложить все, что было у них на душе, разоблачить Сатыбалдыева.

К машине, блестя огромными глазами, подошла девушка. Слегка заикаясь от волнения, она обратилась к Винокурову:

— Товарищ!.. Уважаемый товарищ! Довольно с нас Сатыбалдыева. Бездельник, все дела завалил. Совсем недавно, в самое горячее время полевых работ, свадьбу своей племяннице устроил. Целую неделю пьянствовал… Случайный он человек в сельсовете. Распишите в газете его хорошенько!

Остальные колхозники одобрительно зашумели.

«Викинг» строго посмотрел на обвиняемого:

— Хватка у вас плохая, гражданин Сатыбалдыев. Никакой ответственности и фантазии. Тоже еще — свадьба! Разве можно пьянствовать семь дней напролет?

Колхозники окружили «газетчиков» плотным кольцом. Каждому хотелось излить душу, разоблачить Сатыбалдыева.

— Бездельник он! Совсем дубовая голова.

— Тоже уполномоченный! Женщины — в поле, а половина мужчин — весовщики да учетчики!

— Свиней запрещает разводить. Поганые говорит…

— Пьянствует!

— Жаловались на него, обещали комиссию прислать! Поторопите комиссию.

Сергей Владимирович сделал руками жест, каким докладчики скромно отвергают незаслуженные аплодисменты.

— Все понятно, товарищи! Секретарь парторганизации тоже нас информировал. Разберемся… — и, повернувшись к растерявшемуся Сатыбалдыеву, внушительно сказал: — Машину, быстро!

«ГАЗ-67» уже трогался, когда подбежал секретарь парторганизации и протянул «журналистам» свежую газету.

— Возьмите… Очень интересно. Письмо здесь одно опубликовано. Фамилию заменить — копия Сатыбалдыева. Даже еще покрепче надо!

7

Камча — кавалерийская плеть.