Нокаут

На кухню заглянул Винокуров.

— О! — вскричал он с ложным пафосом. — Я, кажется, помешал? Этот юнец из прытких. А ну-ка сматывай удочки.

Джо сверкнул глазами, а Юнона, весело расхохотавшись, бросилась в объятия супруга.

Целую неделю затем ходила она тенью за писателем-маринистом. Лишь однажды, улучив удобный момент, «Викинг» присел к столу и набросал несколько слов:

«Погибаю, но не сдаюсь. Ждите спокойно.

Глава XX. Трудоустройство Сопако

Три дня в комнатке Эфиальтыча царила томительная, тишина. Лев Яковлевич осунулся, побледнел, в его глазах, обычно белесых и невыразительных, появились тревожные блики. Никодим Эфиальтович перестал «ходить в народ». Исчезновение шефа повергло стариков в ужас: они боялись ареста. Изредка забегал вертопрах Джо. Парень крепился, однако и у него была озабоченная физиономия. Он побледнел, осунулся.

— Попался голубчик и нас за собой потянет. Это я вам говорю, — нудил Сопако. — Нарзанов узнал его!

— Экая вы, право, ворона, каркаете! — в сердцах говорил Златовратский. Слова Льва Яковлевича приводили его в отчаяние.

Лишь Джо, сводя на переносице густые с изломом брови, высказывался более оптимистически:

— Не вешайте носов, джентльмены! Я последним уходил со свадьбы, и Фрэнк строго-настрого приказал не являться к нему в гости. Он что-то задумал.

У стариков немного отлегало от сердца, но не надолго. Сопако уже подумывал уложить свой бездонный баул и удрать под шумок в Подмосковье к сердечнице-жене, как вдруг почтальон принес письмо.

Первое, что бросилось в глаза Льву Яковлевичу, — это подпись «узник Гименея».

— Он уже в тюрьме! — ахнул казначей, которому Гименей представлялся следователем с холодными беспощадными глазами.

Однако бывший дворянин Эфиальтыч быстро развеял опасения Льва Яковлевича. Воспрянул духом и Джо. А когда миновала неделя, комнатушка с фарфоровым пастушком огласилась радостными криками: Сергей Владимирович явился похудевший, но живой и невредимый и по-прежнему энергичный.

— Привет золотой роте! — Винокуров помахал рукой. — Медовый месяц выполнен мною досрочно, в неделю. Супруга в отчаянии. Но что делать? Писатель-маринист должен ехать изучать жизнь, собирать материал…

Всего лишь на несколько дней. Так что, Джо, сматывай удочки. Едем искать прелюбодея Женщинова.

— А я? — спросил Сопако.

— Вам уготовано нечто лучшее, Верховный казначей. Пока мы будем тратить квартирные и суточные, вы займетесь благородным ремеслом сапожника. Ведь вы вообще-то сапожник, не правда ли?.

— Я не умею шить сапоги! — возмутился Сопако. — Вы с ума сошли! Я…

«Викинг» поерошил отрастающий ежик волос:

— Санта симплицитас! Святая простота! Я всегда подозревал в вас наивного реалиста. Зачем тачать какие-то сапоги? Гораздо выгоднее изготавливать модельные дамские туфли.

— Дамские туфли?!. — Верховный казначей ахнул.

— Вот именно! Не умеете? Чепуха. Я научу. Прежде всего проштудируйте эти журналы мод, — Сергей Владимирович вытащил из бокового кармана пачку сияющих глянцем журналов. — Ателье открывается завтра. Моя дорогая женушка знает о существовании великого сапожника маэстро Сопако и уже оповещает о вашем несравненном искусстве приятельниц. От заказчиц не будет отбоя… Не стройте идиотского выражения на личике, вы не на заседании ревизионной комиссии артели «Идеал». Человека трудоустраивают, а он корчит из себя содержанку, уволенную без сохранения содержания.

— Мистер Сопако, возможно, и в самом деле не знаком с основами конструирования обуви. Фрэнк, мне сдается, что в этой области казначей — олух царя небесного, — весьма своеобразно вступился за Льва Яковлевича Джо.

Винокуров игнорировал это замечание. Весело насвистывая, он стал приводить в порядок комнату.

— Та-ак, — размышлял «Викинг» вслух. — Журналы нужно разложить всюду. На клиентов это производит впечатление. Пастушок со свирелью подойдет, скатерть застелить чистую, слышите, кавалергард! И упаси бог раскладывать колодки и шпандыри или там деревянные гвозди и дратву! Здесь ателье, а не палатка холодного сапожника. С посетителями, Лев Яковлевич, разговаривайте сквозь зубы. Можете даже изредка грубить им. Это привлекает. Только не очень увлекайтесь… без мата. Делайте вид, что на клиенток вам наплевать.

Лев Яковлевич в отчаянии схватился за голову и простонал:

— Поймите вы, бурный человек, я не умею шить туфель! Не у-ме-ю!

— А я вам говорю, что вы лучший сапожник на Ближнем и Среднем Востоке.

Зачем вы все это затеяли? — промямлил казначей.

Винокуров сделал строгое лицо.

— Зачем? Очень просто. Мы все еще нуждаемся в деньгах. К тому же я теперь семейный человек. Нужно обеспечивать жену, давать на семечки Эфиальтычу, покупать конфеты Джонни… Вы великий сапожник Сопако. Настолько великий, что не к чему вам самому орудовать шилом.

— А как же? — недоумевал окончательно сбитый с толку Сопако.

— А вот так. Еще на свадьбе я обратил внимание на туфельки моей супруги. Весьма изящные. Оказывается, она их заказывала у местной знаменитости, некоего Талесманчика. Он взял за них всего-навсего восемьсот рублей.

— Вот это зашибала! — восхитился Джо. Сопако изумленно покачал головой. Эфиальтыч вздохнул.

— Не перебивай, малыш. Когда я услышал слова «восемьсот рублей» — а они были произнесены с такой помпой! — я решил погубить Талесманчика. Сапожник Сопако будет брать девятьсот рублей за пару — и ни копейкой меньше! Хотел бы я знать такую франтиху, которая бы пренебрегла вами, Великий казначей! Вас будут осаждать десятки дурех, умолять сшить туфли, совать деньги… много денег!

Златовратский с уважением посмотрел на Винокурова. Джо держался за живот и хохотал. Сопако нервно улыбался. Много денег! Это ему явно нравилось.

— Деньги? Очень хорошо! — воскликнул казначей. — Однако туфли все же надо шить!

— Разве мало в городе хороших скромных сапожников? — удивился Сергей Владимирович. — Выберите лучших человек десять и заказывайте обувь у них. Минимум пятьдесят процентов прибыли с пары! Кавалергард поможет вам размещать заказы… Ну, как идея, недурна? Психология — великая наука. Не пренебрегайте ею, мои верные соратники! И еще: узнайте в лицо Талесманчика и не попадайтесь ему на глаза. Я уверен, что этот жога — такой же сапожник, как и наш Верховный казначей.

Заключительные слова шефа потонули в шуме восторженных возгласов. Когда страсти улеглись, Лев Яковлевич опасливо спросил «Викинга»:

— А скажите… Этот Нарзанов…тот самый Нарзанов?

— Собственной персоной, — успокоительно произнес Винокуров.

— И он вас узнал?

— Еще как узнал! — Сергей Владимирович закивал головой. — Специалист по Диогену ехал ведь к дяде Феде, моему тестю.

Казначей почувствовал слабость в коленях. Ему представились серьезные граждане в фуражках с голубыми околышами, предъявляющие ему, Льву Яковлевичу, обвинение в измене Родине. «Все пропало!» — подумал Сопако, наливаясь свинцовым ужасом и в изнеможении опустился на диван. Фарфоровый пастушок покачнулся и, падая, ударил Льва Яковлевича по носу свирелью.

— История повторяется, — сочувственно вздохнул Сергей Владимирович. — Насколько помнится, вам уже досаждал этот фарфоровый мальчик. К чему такие картинные позы? Вы не на оперной сцене… Увидев Нарзанова, я тоже немного забеспокоился и даже поощрил ваше разумное решение не встречаться с Вениамином Леонидовичем. Право же, когда вы, крадучись и маскируясь, покидали свадебное пиршество, в вас было что-то индейское, команческое… Мне же пути к отступлению были отрезаны. И тогда я вспомнил: выдающийся философ Нарзанов не мог не изучать логики, он певец чистой теории, он не может опуститься до того, чтобы обращать внимание на вульгарную практику. Мне сразу же стало весело. И когда этот дефективный мыслитель, поморщив лобик, воскликнул: «Мсье Коти!», я удивился и заметил: «Вы, гражданин мудрец, допустили логический эррор — ошибку. Неправильно построили силлогизм. Вы рассуждали так: я помню внешность мсье Коти. Передо мной человек с внешностью Коти. Следовательно, он Коти. В учебнике есть аналогичный пример. «Все планеты круглы. Арбуз круглый. Следовательно, арбуз — планета».