Страница 15 из 29
Из показаний сторожа Бессонова: “Примерно в 3 часа ночи к гаражу подъехала машина и стала сигналить. Потом раздался стук в двери. Только я открыл, как получил удар кулаком по левой скуле. Кто ударил, я не увидел. В помещение быстро зашли и окружили меня пятеро незнакомых мужчин, а следом за ними женщина. Четверо мужчин сразу побежали в диспетчерскую. Оттуда я услышал звуки ударов и стоны Зенченко. Потом тот закричал от боли. Избивали молча. Когда все закончилось, четверо незнакомцев возвратились из диспетчерской и вместе с женщиной ушли из гаража. Я заглянул в диспетчерскую — Зенченко лежал весь в крови…”
“Я только прилег на раскладушке, задремал немножко,- с дрожью в голосе вспоминает пережитое Иван Федорович Зенченко,- как влетают четверо незнакомых мужчин. Один — высокий, черный, с проседью в волосах, без слов начинает меня избивать. А трое других, такие же здоровые, крепкие, как на подбор, встают вокруг стола и молча наблюдают. Удары сыпались один за другим — по голове, по лицу… Я буквально захлебывался кровью, кровь хлестала по стенам. “За что вы меня убиваете, за что?!.”- спросил я. И услышал в ответ: “Научишься по телефону разговаривать!..”
Незнакомец стал пинать меня в живот. От боли я согнулся, но он приподнял меня и снова продолжил избиение. И тогда в дверях диспетчерской показалась какая-то женщина и скомандовала: “Хватит с него!..” Побои прекратились. Уходя, незнакомец вытер о мою одежду свою окровавленную руку и напоследок со всей силы ударил ногой в бок, сломал ребро…”
Наведя таким образом “порядок”, всесильная Гусева отбыла на отдых в свою нынешнюю резиденцию — профилакторий “Горняк”. А члены ее молодецкой “бригады”, одержавшие столь “доблестную” победу над двумя безропотными пожилыми людьми, проявили к тому же редкую дальновидность — в ту же ночь скрылись из Сорска.
До наступления утра, по “горячим следам”, Гусева была доставлена в городской отдел внутренних дел. На сей раз она обиделась уже на всю сорскую милицию и направила в соответствующие инстанции заявления — с изложением того, какие бяки эти местные стражи правопорядка.
Уже на следующий день после случившегося вся “команда” во главе с арбитражным управляющим “Молибдена” Кичаевым предприняла энергичные попытки “замять дело”. В ход пошли подарки и угрозы, давление и подкуп. Пока потерпевший Зенченко лежал в больнице с диагнозом “сотрясение мозга” и многочисленными травмами и ушибами, его семью осаждали всевозможные “ходоки” и “доброжелатели”, убеждавшие его жену забрать из милиции заявление об избиении.
8 марта супругам даже пришлось вызывать милицию на дом, чтобы отделаться от роскошного букета роз и бутылки водки с коробкой фирмы “Тефаль”, которые настойчивые посетители — на сей раз вежливо — уговаривали принять от “чистого сердца”.
Вскоре неуступчивость Зенченко обернулась увольнением его сына с ТЭЦ-комбината. А в республиканской газете “Хакасия” появилась заказная статья, в которой автор свалил вину на самого потерпевшего!
В сложившейся ситуации сорской милиции не позавидуешь. Она оказалась как бы между “молотом и наковальней”. С одной стороны — “новые хозяева жизни” с “Молибдена” с их финансами и претензиями на неограниченную власть. С другой — население Сорска, ежедневно пожинающее плоды этой власти и требующее от милиции соблюдения законности и справедливости.
Порой новые хозяева жизни Сорска кажутся неуязвимыми.
Вскоре после описываемых событий в местную больницу по причине дорожно-транспортного происшествия попали двое из них. Вот что вспоминают медсестры: “Вели они себя очень вольготно. Режим не соблюдали и постоянно с персоналом пререкались. Независимо — день ли, ночь — к ним в палату шли посетители. Посторонние женщины делали “массаж”. В ответ на замечания медики слышали: “Это не ваше дело! Мы здесь хозяева! Когда я захочу — тогда она и уйдет!..”
Виктор Худеков ВЫМЕРЗАНИЕ
ГОРОД НОРИЛЬСК СТАНОВИТСЯ вахтовым поселком. Хотя еще острят углы бетонные девятиэтажки микрорайонов, во многих из них, пускай в полнакала, но светятся окна. Дымят две из двенадцати труб комбината, и по ночам горит красная лампочка на макушке телебашни, но ощущение города испарилось. Интересы людей рассыпались на мелкие части забот о выживании семьи, каждого в отдельности. Панические настроения, в большей или меньшей степени, испытывает каждый. Богатый, вороватый панически огребает последнее. Бедный, совестливый панически размышляет о побеге из проклятых мест. Уверенно как рыба в воде чувствует себя в Норильске, пожалуй, только похоронная команда города, называющаяся ассоциацией "Север — на юг". Эти бойкие люди принадлежат к друзьям Чубайса, имя которого мы не забудем до самого момента прочтения над ним приговора уголовного суда, и к друзьям губернатора Зубова, о котором не вспомним после 26 апреля.
Если судить по вывеске "Север — на юг", то грешным делом можно подумать, что за ней кроются великие романтики, наподобие тех, кто еще лет десять назад предлагал поворотить северные реки на юг. Но нынешние поворотчики — пигмеи в сравнении даже с организаторами “МММ”. Хотя по природе — весьма близки. Очередной пирамидой выглядит и вся эта эвакуационная организация. Что стоит хотя бы откровение директора "Север — на юг" Евгения Добрянского: "Вопрос будущего Норильска, так сказать, вне нашего сознания".
Зато в поле пристального внимания директора — финансирование программы переселения. Задача — выбить как можно больше. "Нам потребуется 1,2 миллиарда долларов,- заявляет он.- Это — для переселения 40 тысяч норильчан”. Но не успевают радостные металлурги подсчитать, сколько получится на каждого (по 30 тысяч долларов), как численность "ссыльных" увеличивается в ведомстве Добрянского втрое, и выходит, что каждому на руки выплачиваться будет втрое меньше. Не будем вспоминать про ходячий сюжет из "Мертвых душ". Скажем лишь, что с этими подъемными не сунешься за пределы хотя и полумертвого, но все-таки обжитого заполярного города.
Впрочем, мало кто из желающих уехать рассчитывает подержать в руках положенные ему на переселение доллары. Как жили в последние годы по заборным карточкам в продуктовых ларьках, не видя зарплаты, так и дальше будут жить по векселям. Скорее всего, многих вывезут из Норильска в самом деле — как возят новобранцев или уголовников по этапу. И поселят в каком-нибудь бараке, поставят в очередь по безработице, все остальное возместят свободой. А рахитичным детям в школах будут обличать пороки сталинского толитаризма.
Спокойствие ликвидаторов из "Север — на юг" передается и генеральному директору Норильского комбината Хагажееву. Он тоже более всего заинтересован не сохранением производственных мощностей и рабочих мест, а расчетом "оптимального количества работающих". В нем говорит и холодный технократ, и дикий рыночник. В принципе он бы, наверное, согласился сократить коллектив до сотни своих особо приближенных и охранников. Но пока что он говорит так: "При нынешних технологиях нам хватит и ста тысяч работников. Урезать будем по мере совершенствования технологии. Да, вполне допускаю, что в недалеком будущем можно будет организовать работу по вахтам".
И Добрянский, и Хагажеев — люди богатые, сытые и внутренне уравновешенные, люди одной команды, к которой принадлежит и губернатор Зубов,- из похоронной команды России.
В похоронных командах не бывает ни поэтов, ни подвижников, ни героев. Их не волнуют высокие материи и вещи мистические. Более того, они склонны посмеиваться, издеваться над людьми крупных созидательных порывов. А если и сожалеют о потере былого величия державы, то без боли, походя. Подумаешь, единственный в мире город-сад на вечной мерзлоте. Подумаешь, национальная гордость и столп русской цивилизации! Был и сплыл. Да, в собственности каждого норильчанина находится отличная квартира. Но цена ей — грош. За трехкомнатную дают не больше пятнадцати миллионов. На такую сумму в Красноярске не купишь и комнаты.