Зубная Фея

– Я знаю, что ты сделал, – прошептала она. – Там, в лесу. Я знаю.

– Это была ты, – сказал Сэм настолько внятно, насколько ему позволяло наличие во рту чужих пальцев. – Это сделала ты.

Она оставила в покое рот Сэма и сильно сдавила рукой его щеки.

– Ну уж нет! Без тебя я бы этого не сделала. Мы были соучастниками. Имей это в виду. И если ты меня подставишь, я тут же подставлю тебя. Мне достаточно лишь сказать пару слов кому надо о том, что ты сделал с тем несчастным скаутом.

Она скользнула под простыни и прижалась к нему холодным и гладким телом, из-за чего по коже Сэма пробежали мурашки. Все еще сжимая его щеки, фея легла сверху и провела свободной рукой по его груди и животу, одновременно впиваясь поцелуем в губы. Сэм чувствовал прикосновение заостренных зубов, когда она глубоко забралась ему в рот языком, скользким и извивающимся, как живая рыба. Затем она приподнялась и отпустила его лицо.

– Держись подальше от этой сучки.

– Ты о ком? – спросил Сэм. – Об Алисе?

– Дрянная сучка.

– Тебя послушать, так все вокруг дрянные. И о Скелтоне ты говорила то же самое. Ты обо всех так говоришь.

– Она причинит тебе боль, Сэм, вот увидишь. Разве тебе недостаточно меня? – Она нашарила рукой его член.

– Но ты ненастоящая.

Зубная Фея подскочила, как на пружинах, оставив в покое пенис и снова протянув руку к лицу Сэма. Он успел отвернуться, спасая глаза, и острые ногти прошлись по его нижней челюсти, содрав тонкую полоску кожи.

А она уже выскочила из постели и быстро натягивала одежду, брызгая слюной от ярости.

– Я знаю, что ты сделал! Знаю! И всегда могу на тебя донести!

Сэм потрогал свою исцарапанную челюсть.

– Я тебе подкину подарочек, – прошипела фея. – Будет что показать психиатру.

С этими словами она выскочила в окно.

Сэм проснулся рано утром, поспешно оделся и в кожаной куртке выскользнул из дома до того, как поднялись родители. Таким образом он ушел от расспросов о происхождении трехдюймовой ссадины на его лице. Не хотелось также лишний раз привлекать внимание к чужой куртке.

После ночного заморозка трава, ветви деревьев и тротуар покрылись инеем, но бледное солнце уже взошло и начало свою дневную работу по распусканию морозных кружев. Этой ночью Сэма преследовал повторяющийся сон, в котором то открывалось, то закрывалось окно спальни, и в моменты открытия он слышал взывающий к нему из неведомых далей жуткий, нечеловеческий голос. Остатки сна еще цеплялись за его сознание, как клочья серпантина, попадающиеся здесь и там наутро после не слишком удачной вечеринки. Он сунул руки в карманы Алисиной куртки, уныло глядя на изморозь и думая, чем себя занять в ближайшие часы.

На дне карманов завалялся всякий мусор. Из одного Сэм выгреб крошки табака и овсяных хлопьев, использованный билет в кино и скомканный кусочек золотистой фольги. Развернув фольгу, он прочел на ней одно слово курсивом: «Gossamer». Он стряхнул все это с ладони на землю и проверил содержимое другого кармана. Там обнаружились мелкие обрывки какого-то письма; их было слишком мало, чтобы восстановить письмо целиком, но отдельные слова можно было разобрать. Эти клочки он сунул обратно в карман и решил прогуляться до бриджвудского газетного киоска, расположенного в полутора милях от его дома.

Он собирался купить сигарет, чтобы при случае можно было достать пачку и предложить курево Алисе так, будто для него это обычное дело. Разумеется, сигареты продавались и в других магазинах, гораздо ближе к дому, но тогда об этой покупке наверняка узнала бы его мама. Как однажды заметил Терри, родители тинейджеров, в особенности матери, имеют привычку с визгом пилить своих чад за любые их действия, исключая разве только стояние молча по стойке «смирно». Ободранные или неначищенные ботинки, к примеру, тянули на «малый визг». Обменявшись на время с кем-нибудь курткой, ты рисковал нарваться на «визг средней силы», ну а погром в спорткомплексе уже гарантировал «супервизг». Под ту же категорию «супервизга» подпадало и курение в возрасте двенадцати лет. Что до жестоких убийств своих товарищей-бойскаутов, то подобные вещи находились уже вне пределов «визговой шкалы».

Во избежание домашнего скандала Сэм и забрался так далеко от дома и теперь стоял в очереди к прилавку позади благоухающей парфюмерией молодой женщины, также покупавшей сигареты. Отворачиваясь от прилавка, она наткнулась на мальчика, от неожиданности уронила только что приобретенную пачку и вскрикнула: «Сэм!»

Он не сразу узнал эту женщину с зачесанными назад волосами и болтающимся на груди кулоном, в мини-юбке и сапогах выше колен, притягивающих внимание к полоскам открытой кожи между их верхом и краем юбки.

– Линда!

– Ты меня здесь не видел! – быстро шепнула она.

– А я думал, ты сегодня на каком-то параде. Линда покраснела.

– Ты меня не видел! – повторила она. – Обещай!

Не дожидаясь ответа, она взяла свои сигареты, выскочила на улицу и погрузилась в ожидавший ее черный «остин»-малолитражку. Сэм смотрел ей вслед через окно магазинчика, наполовину закрытое фигурными макетами из картона. Водитель «остина» был ему незнаком, но он успел разглядеть скаутскую форму Линды, аккуратно сложенную на заднем сиденье.

– Пачку «Крейвен-Эй» с фильтром, – сказал он продавцу, когда машина отъехала, оставляя за собой шлейф выхлопных газов.

– Это для твоего отца?

– Да. И еще коробок спичек.

Что затеяла Линда? У Сэма было достаточно времени, чтобы поразмыслить над этим вопросом, пока он преодолевал обратные полторы мили. Разве она не должна была этим утром возглавлять своих Сорок пятых на Параде Содружества в Ковентри и потом присутствовать на торжественной службе в соборе? Он вспомнил, как Линда провожала его с друзьями до школы в своих белых кружевных перчатках, а потом – также в белых перчатках – водила их в церковь и на сборы скаутов. Тогда с ней все было ясно, но сейчас он ее не понимал.

Дорога между Бриджвудом и Редстоном проходила мимо церкви Святого Павла, из ворот которой навстречу Сэму потянулись прихожане – только что закончилась утренняя служба. Сэм увидел мистера Филлипса, некогда наставлявшего их на праведный путь в воскресной школе. Пожав руку последнему из своей паствы, он вернулся в церковь и закрыл за собой дверь. Сэм вспомнил давешний сон и подумал о трупе Тули, разлагающемся в дупле посреди леса. Всякий раз, как он вспоминал о Тули, ему представлялись вороны, клюющие его глаза, или лисицы, обгладывающие мясистые ляжки покойного скаута. Как будто подгоняемый этими мыслями, он свернул с дороги и вошел в ворота.

– Сэм! Как поживаешь? Не сразу тебя узнал в этом парне с Дикого Запада.

То был Филлипс, вышедший из-за угла церковного здания, которое он, видимо, покинул через боковую дверь. «Дико-Западная» ассоциация, как догадался Сэм, была вызвана бахромой на его кожаной куртке.

– Здравствуйте, мистер Филлипс.

– Ты кого-нибудь ищешь?

– Да. То есть нет. Я только…

Филлипс терпеливо ждал завершения фразы, но, не дождавшись, спросил:

– Я полагаю, ты вряд ли искал меня?

– Нет, я…

Филлипс улыбнулся, но пересекавшие лоб морщины показывали, что он несколько озадачен. Он попробовал помочь Сэму, втянув его в разговор.

– А как твои шкодливые приятели? Я о Терри и Клайве. Всё безобразничают?

– Извините нас за тот день.

– О каком дне ты говоришь?

– Я затем и пришел, чтобы сказать. В тот день мы вели себя как идиоты. Как полные идиоты.

Филлипс уставился в пространство, припоминая.

– Какой именно день?

– Мы тогда просто валяли дурака. Никого не хотели обидеть.

– Я не совсем понимаю тебя, Сэм.

– Мистер Филлипс, а правда, что вы навроде доктора – ну то есть вы не должны сообщать полиции или родителям все, что вам рассказывают? Это правда? Я слыхал, что священникам нельзя выдавать чужие тайны.

– Ты имеешь в виду тайну исповеди? Но дело в том, что я не священник. Я произношу проповеди в церкви, но не посвящен в духовный сан – ты понимаешь разницу?