Страница 4 из 64
Главная цель этой книги — описать и исследовать те радикальные перемены в понимании сознания, человеческой психики и природы самой реальности, которые становится необходимыми, когда мы, подобно всем культурам до нас, принимаем во внимание свидетельства необычных состояний. Здесь не имеет большого значения, вызываются ли эти состояния практикой медитации, сеансом эмпирической психотерапии, спонтанным психодуховным кризисом, околосмертным опытом, или же употреблением психоделического вещества. Хотя эти методы и вызываемые ими переживания могут различаться некоторыми специфическими особенностями, все они представляют собой пути к глубинным областям человеческой психики, не разведанным традиционной психологией. Признавая этот факт, танатолог Кеннет Ринг предложил для них общий термин Омега-переживания.
И поскольку нас здесь интересует изучение самых общих следствий современных исследований сознания для нашего понимания самих себя и Вселенной, я использую в этой книге примеры из самых различных ситуаций. Одни из них взяты из сеансов холотропного дыхания или психоделической терапии, другие — из шаманских ритуалов, опыта гипнотической регрессии, околосмертных состояний или спонтанных эпизодов психодуховного кризиса. Общим для всех них является то, что они бросают решительный вызов традиционному мышлению и предлагают совершенно новый взгляд на реальность и наше бытие.
Путешествие начинается: распахивая врата за пределы обыденной реальности
К новому пониманию сознания ведет много разных путей. Мой собственный путь начался в Праге, столице Чехословакии, в конце 40-х годов, вскоре после того, как я закончил среднюю школу. В то время один приятель дал мне почитать «Вступительные лекции по психоанализу» Зигмунда Фрейда. На меня произвели глубокое впечатление проницательный ум Фрейда и его способность расшифровывать туманный язык подсознания. Буквально через несколько дней после прочтения книги я принял решение поступать в медицинский институт, что было необходимым условием для того, чтобы стать психоаналитиком.
В годы учебы в медицинском институте, я присоединился к небольшой психоаналитической группе под руководством трех аналитиков — членов Международной психоаналитической ассоциации, и в свободное время работал на кафедре психиатрии медицинского факультета Университета Чарльза. Позднее, я, кроме того, прошел тренировочный курс психоанализа у бывшего президента Чехословацкой психоаналитической ассоциации.
Чем лучше я знакомился с психоанализом, тем больше разочаровывался в нем. Все прочитанные мной труды Фрейда и его последователей предлагали, казалось бы, убедительные объяснения психической жизни. Но все это оказывалось невозможно перенести в клиническую работу. Я не мог понять, почему эта блестящая концептуальная система не дает столь же впечатляющих клинических результатов. В медицинском институте меня научили, что стоит лишь понять, в чем состоит проблема, и я смогу найти какой-нибудь действенный способ ее решения или, в случае неизлечимой болезни, ясно увидеть причины ограничений своей терапии. Однако теперь мне предлагали поверить, что даже при наличии полного интеллектуального понимания психопатологии, с которой мы работаем, мы смогли бы сделать с ней относительно мало — даже в течение крайне длительного времени.
Примерно в то же время, когда я сражался с этой дилеммой, на факультет, где я работал, пришла посылка из швейцарской фармацевтической лаборатории «Сандоз», находившейся в Базеле. В ней были образцы экспериментального вещества под названием ЛСД-25, которое, как утверждалось, обладало замечательными психоактивными свойствами. Компания «Сандоз» предоставляла это вещество психиатрам-исследователям различных стран для изучения его воздействия и возможного использования в психиатрии. В 1956 году я стал одним из первых «подопытных кроликов» при испытании этого препарата.
Мой первый сеанс с ЛСД радикально изменил мою личную и профессиональную жизнь. Я пережил удивительную встречу с собственным бессознательным, и этот опыт сразу же затмил весь мой предыдущий интерес к фрейдистскому психоанализу. Мне открылось фантастическое зрелище красочных видений, как абстрактных и геометрических, так и наполненных символическим смыслом. Я ощутил наплыв эмоций такой силы, какая мне и не снилась.
Мой первый опыт с ЛСД-25 включал в себя специальные тесты, которые проводил сотрудник факультета, изучавший воздействие световых вспышек на мозг. Перед приемом психоделика, я согласился, чтобы меня освещали вспышками света различной частоты, одновременно регистрируя биотоки моего мозга с помощью электроэнцефалографа.
На этой стадии эксперимента я был поражен сиянием, которое казалось мне сравнимым со светом в эпицентре атомного взрыва или, быть может, с описанным в восточных священных текстах сверхъестественным светом, появляющимся в момент смерти. Этот световой взрыв вышвырнул меня из тела. Я утратил всякое осознавание экспериментатора, лаборатории и всего, что касалось моей студенческой жизни в Праге. Мое сознание, казалось, вдруг расширилось до космических масштабов.
Я обнаружил, что попал в самый центр космической драмы, которую прежде не мог вообразить даже в самых буйных фантазиях. Я переживал Большой взрыв, проносился сквозь черные и белые дыры Вселенной, и мое сознание становилось чем-то вроде взрывающихся сверхновых, пульсаров, квазаров и других космических объектов.
У меня не оставалось сомнения в том, что переживаемое мною очень близко к опыту «космического сознания», о котором мне доводилось читать у великих мистиков мира. Хотя в руководствах по психиатрии такие состояния определялись как проявления серьезной патологии, я знал, что это переживание было не результатом психоза, вызванного приемом психоактивного вещества, а мимолетным взглядом на мир, находящийся за пределами обычной реальности.
Даже в самых ярких и убедительных глубинах этого переживания я видел иронию и парадокс ситуации. Божественное предстало передо мной и завладело моей жизнью в современной лаборатории во время серьезного научного эксперимента, проводимого в коммунистической стране с веществом, полученным химиком двадцатого столетия.
Я вышел из этого переживания взволнованным до глубины души. В то время я не считал, как считаю сейчас, что потенциальная способность к мистическому опыту от рождения дана всем людям. Все пережитое я приписывал самому психоактивному препарату. Но у меня не было ни тени сомнения в том, что это вещество может служить «царской дорогой в бессознательное». Я был уверен, что это лекарство могло бы залечить разрыв между теоретическим блеском психоанализа и его беспомощностью в качестве терапевтического инструмента. Мне казалось, что психоанализ с использованием ЛСД сможет углубить, усилить и ускорить терапевтический процесс.
В последующие годы, начиная с моего первого назначения в Институт психиатрических исследований в Праге, у меня была возможность изучать воздействие ЛСД на пациентов с различными эмоциональными расстройствами, а также на психиатров и психотерапевтов, художников, ученых и философов, выразивших серьезную заинтересованность в такого рода опыте. Эти исследования привели к более глубокому пониманию человеческой психики, а также возможности повышения творческих способностей и облегчения решения проблем.
В начальный период этих исследований я обнаружил, что мое мировоззрение подорвано ежедневным столкновением с переживаниями, которые было невозможно объяснить с позиций моей прежней системы убеждений. Под неумолимым натиском бесспорных свидетельств мое понимание мира постепенно менялось от атеистического к мистическому. То, что впервые открылось мне в опыте космического сознания, полностью подтвердились в результате ежедневного кропотливого изучения исследовательских данных.
В сеансах ЛСД-психотерапии мы обнаружили весьма своеобразную закономерность. При низких и средних дозах, опыт испытуемых обычно ограничивался повторным проживанием эпизодов из младенчества и детства. Однако, когда дозу увеличивали или сеанс повторяли, каждый пациент рано или поздно продвигался далеко за пределы областей, описанных Фрейдом. Многие из переживаний, о которых нам сообщали, удивительно походили на то, что описано в древних духовных текстах восточных традиций. Я нашел это особенно интересным, поскольку многие из тех, кто рассказывал о подобных переживаниях, прежде ничего не знали о восточных духовных философах, и я, безусловно, не ожидал, что столь необычные эмпирические сферы могут стать доступны таким образом.