Страница 24 из 65
– Нет, – ответил Уильям. У него дрожали руки. Он боялся, что чашка будет дребезжать.
– Я все равно поставлю чайник, – сказала Рита. – Может, передумаете.
Уильям неловко опустился на диван. Заскрипели пружины. На каминной полке стояла фотография улыбающегося Арчи в военной форме. Мебель в комнате была не новая, но все было прибрано – чистенько, не придерешься. Ничто не говорило о присутствии мужчины или ребенка. Чутье подсказало ему это уже на пороге, но он испытал облегчение, не увидев на вешалке пальто, а на каминной полке – трубки.
Рита вернулась из кухни и села на диван напротив него. Когда она положила ногу на ногу, ее нейлоновые чулки зашуршали. Уильям выпрямил спину. Рита выглядела точно так же, как на фотографии, которую Арчи показывал ему в Фалезе. Ее каштановые волосы были заколоты назад, но один непослушный локон упал ей на глаз, и она мизинцем отправила его на место, за ухо. Она сидела скрестив ноги, положив руки на крупные бедра.
– Не прошло и десяти лет, а вы уже пришли.
– У меня семья. Я пытался забыть о войне. Все ведь стараются забыть, правда?
– Я вас не осуждаю. Просто говорю. Почти пять лет уже, так ведь? Курите?
Уильям взял у нее сигарету. Резким движением он поднес ей зажигалку, стараясь совладать с дрожащими руками. Она не отвела глаз. Глубоко затянулась, выпустила длинную тонкую струйку дыма и откинулась на диване. Уильям облегченно вздохнул, прячась за синим облаком.
– Я вам уже сказал: я обещал Арчи, что разыщу вас. Покоя мне не давало, что не исполнил.
– Хорошо, что пришли. Я так и не узнала, как это случилось, что там было. Сказали только, что инфекция.
– Это-то и обидно, – торопливо начал он. – И бои кончились, и все такое. А нас послали убирать тот лагерь. Работали час через час, паршиво было. От этих бедолаг только кожа да кости оставались. Кожа да кости. Там только в маске можно было. В основном сжигать приходилось. В смысле тела. Ну и заболевать стали. Много кто из парней дизентерию подхватил, но не умирали. А Арчи умер. Идиотизм какой-то – он ведь в боевых действиях побывал. А умер от дизентерии. По-дурацки получилось.
Рита встала, подошла к серванту и, порывшись в бумагах, дала Уильяму письмо, полученное ею из Военного министерства. Это была короткая записка. В ней говорилось, что Арчи скончался в Бельзене [18] от инфекционного заболевания и что он служил своей стране верой и правдой. Уильям перевернул лист, как будто надеялся прочитать что-то еще на его чистой стороне.
– Лаконично, правда? – стоя над ним, сказала Рита.
– Рита, они не хотят, чтобы люди что-нибудь знали. Поверьте мне, это и незачем знать.
Уильям уставился в ковер под ее ногами. Какое-то время он почти не осознавал присутствия Риты. Он чувствовал только, что она совсем рядом. Вот ее бедро, белая, изящная рука на бедре. Он вдыхал ее запах. Аромат ее женского тела.
Засвистел чайник.
– Попейте все-таки чаю, – сказала она.
Уильям рассказал ей, что мог, правда, на концлагере в Бельзене долго не останавливался. Рассказал, как они охраняли дворец в Фалезе. Когда он дошел до количества вина, которое они там выпили, она рассмеялась.
– Похоже на Арчи, – сказала она. – Он был такой.
Он рассказал ей, как им повезло, что их не отдали под трибунал, как они подружились, выручали друг друга. Он почему-то решил не говорить об уверенности Арчи в том, что он не вернется домой.
– Вы так больше замуж и не вышли? – помолчав, спросил Уильям.
Рита прикоснулась длинными пальцами к затылку.
– Почти весь первый год я проплакала. О парнях и не помышляла. Года через три стала вспоминать. И все – подумаешь об этом, и только.
Она усмехнулась.
– Не верится, что вы так и живете одна. Такая женщина.
Рита выдержала его пристальный взгляд.
– Уильям, вы зачем пришли? Он покраснел.
– Выполнить обещание, только за этим. Сказал ведь Арчи, что приду. Я хоть сейчас уйду.
– Вам ведь не сладко? – спросила Рита.
– Что?
– Не сладко ведь вам, Уильям? Нет у вас счастья. Это ведь гнетет, правда?
Что-то заныло у него внутри. Хорошенькое же впечатление я произвел, подумал он.
– Что гнетет?
– Да все это.
Она видела его насквозь. Вот, значит, почему ее так любил Арчи. Она все понимает. Женщина, которой не надо объяснять. Она могла ничего не говорить – это и так было ясно. Она все видит, ей не надо слов – ей достаточно бросить взгляд, ласково прикоснуться, с ней легко в постели. Она умеет сделать все так, как нужно. А сама даже не подозревает, чем обладает. Не удивительно, что Арчи был от нее без ума. Сложное она превращала в простое.
– Арчи просил меня кое-что вам передать.
– Да?
Уильям перевел дыхание и рассказал ей все. Вначале она, похоже, смутилась. Уильям боялся, что она рассердится. Вдруг она громко рассмеялась, как-то по-птичьи, и хлопнула себя по бедру:
– Да ты – гнусный тип!
– Но это то, что сказал Арчи! – защищался Уильям.
– Да, он мог бы такое выдать. Очень на него похоже, – кивнула она и взглянула на фотографию, стоявшую на каминной полке.
Они замолчали. Уильям положил руку под воротник.
– Но ты – сумасшедший, что пришел, – сказала она.
– Видимо, да. Совсем крыша съехала.
«Да отведи же от меня глаза», – думал он.
– Ты женат?
– Да. Трое детей.
Рита взяла пачку сигарет и легким движением открыла ее. Изящно извлекла еще одну сигарету, сунула в губы, прикурила, затянулась и выдохнула тонкую струйку дыма такого же цвета, как ее глаза, ни разу не отведя от него взгляда. Покачала головой едва-едва, как будто изумляясь чему-то про себя, и снова ей на глаз упал непокорный локон. Она опять водворила его на место мизинцем.
– Только один раз, – сказала она. – И все. Тебе нужно о семье думать. Больше тебе приходить нельзя.
Уильям открыл рот, но так и не смог ничего сказать.
– Безумие, – сказала она. – Полное безумие. Она встала и открыла дверь в углу комнаты.
Уильям увидел, как она пошла по лестнице наверх. Он остался сидеть, снова сунул руку под воротник. Опять закурил. Рита не появлялась. Он взглянул на фотографию ухмыляющегося Арчи. Потом потушил сигарету и пошел за ней.
Рита, голая, лежала под простыней.
– Ты, видимо, никогда не торопишься? – усмехнулась она.
– Куда спешить? – деланно уверенным голосом ответил он.
Быстро раздевшись, он скользнул под простыню к Рите. Ее кожа на ощупь была как восточный шелк.
– А ты стеснительный, – сказала Рита.
– Да, всегда стеснялся. Не привык я к такому. Рита рассмеялась.
– Да уж! Можно подумать, я привыкла. Я тебе правду сказала. В последний раз я спала с Арчи. Он был у меня первым и последним. Я не меньше тебя стесняюсь, только вида не показываю. Но я тебя не боюсь. Сначала испугалась, когда ты к двери подошел. Вид у тебя был свирепый. Потом-то ты немного расслабился.
– Почему ты согласилась?
– Замолчи. Поцелуй меня.
Уильям повиновался. Кроме легкого вкуса табака он почувствовал на ее мягком языке приятный соленый привкус, отчего ему захотелось поцеловать ее снова. Когда он от нее оторвался, она сжала губы, как бы смакуя вкус нежности. Рита, казалось, полностью живет в каждое мгновение. Она отдалась поцелую. Она смотрела ему в глаза. Она была погружена в каждый миг жизни, в то время как он жил прошлым и на задворках его сознания кружились мысли об Олив и Арчи, о том, что он бросил торговлю и его овощная лавка осталась закрытой, о том, как они когда-то сваливали трупы в открытую могилу в Бельзене. Он чувствовал, что эта женщина способна ему помочь. Рита могла вернуть его в настоящее.
Он сдернул с нее простыню и посмотрел на ее груди. Они были большие и мягкие, вокруг сосков лежали необычно крупные кружки, окаймленные бугорками крохотных железок. Уильям наклонился над ней и лизнул сосок. Она тяжело задышала и откликнулась, сомкнув длинные пальцы вокруг его члена. Он снова лизнул ей сосок, подвинулся ртом к основанию ее груди и, покрывая ее мелкими и частыми поцелуями, опустился к животу.
18
Бельзен – концлагерь в Германии.