Железная Дева

– О! Чуть не забыла! – Воскликнула она минуту спустя так громко, что я чуть не выронила колбу.

– Ты чего орешь? – Укоризненно спросила я.

– Извини. Я думала ты тоже обрадуешься, когда узнаешь.

– О чем?

– Твоя пропащая нашлась! – Объявила она с торжественным видом.

– Кто, Оксана? – Не поверила я.

– Да нет. Не она. Эта твоя, с подсолнухом на голове.

– Петрякова.

– Точно, Петрякова.

Я собиралась спросить, откуда ей это известно, но в эту минуту стукнула дверь. Мы разом обернулись и увидели Владлена Алексеевича Липанова, старшего преподавателя с кафедры психологии.

Его тонкие волосы неопределенного цвета, слишком жидкие для мужчины, которому едва перевалило за тридцать, прилипли ко лбу сальными сосульками, что придавало ему весьма неопрятный вид. Тусклые, зеленоватые глаза, уставившись на нас, едва не вылезли из орбит, стараясь не упустить ни единой подробности.

Поглазев на нас несколько секунд, он, по-прежнему не говоря ни слова, исчез, плотно притворив за собой дверь.

– Ох, не люблю я его. – Заявила Янка, презрительно выгнув губы.

– Почему? Вполне безобидный тип. Тихий, вежливый. – Вообще-то я кривила душой. Мне и самой становилось не по себе, когда я случайно сталкивалась с Липановым в коридоре и ощущала на себе его изучающий и какой-то липкий взгляд.

– Ну и что, что тихий. Слыхала про тихий омут? Вот. Странный он какой-то. Все ходит, вынюхивает. И знаешь что я заметила?

– Что?

– Он так тихо ходит, как будто подкрадывается. Оглянешься, а он у тебя за спиной. Стоит и молчит, скотина. Психолог недоделанный. По-моему, ему нравится людей пугать. А глаза? Ты видела его глаза? Тусклые, как у дохлого леща. А уж как вытаращится…

– Брось ерунду болтать. – Одернула я. – Он же не виноват, что таким уродился. Что там про Петрякову?

– И ничего я не болтаю. – Обиделась Янка. – Я людей сразу чувствую. Так вот, если хочешь знать мое мнение, от этого Липанова тухлятиной аж за километр несет. А Петрякова твоя сама нашлась. – Без перехода закончила она.

– Это точно? Откуда ты знаешь?

– Сама видела. Она с матерью по этажу шарахалась, тебя искала, чтобы папку свою забрать. Коробку конфет тебе оставили за доставленное беспокойство. Вон там лежит, на тумбочке. – Она ткнула пальцем в направлении коричневой коробки птичьего молока, которую я сразу не заметила. – Довольна теперь?

– Почти. – Кивнула я, думая о том, как было бы хорошо, если бы Оксана вот так же запросто вернулась домой.

– Эх, ты, паникерша. – Усмехнулась Янка, ловко орудуя кисточкой. – Расквохталась, как курица: караул, пропала…

Я замахнулась на нее здоровенной стеклянной посудиной, ухватив ее за узкое горлышко. Янка со смехом спрыгнула на пол, тряся в воздухе руками, чтобы лак скорее просох.

– Ну чего ты руками машешь, как ветряная мельница? Это же «Джет-Сет», он давно высох. – Усмехнулась я, прочитав название на пузырьке с лаком.

– Да? – Янка недоверчиво повертела рукой перед глазами, затем для верности лизнула синий ноготь языком и довольно хмыкнула.

– Верно. Высох. Кое на что и ты сгодишься. – Бросила она на меня хитрый взгляд, нарываясь-таки на то, чтобы получить колбой по кумполу.

– Ладно, сейчас губы подкрашу и вперед. – Объявила она, заметив, что я покончила с лабораторным оборудованием. – Знаешь, насчет куртки…

Янка разразилась вдохновенной речью, посвященной достоинствам и недостаткам отдельных моделей, но я ее почти не слушала. Известие о том, что Петрякова никуда не пропадала, на первый взгляд, доказывало правоту Бориса. Но слишком уж две эти девушки были не похожи друг на друга. Представить себе, что скромная Оксана способна без предупреждения уйти в загул, я не могла, как ни старалась. Хотя, с другой стороны, много ли я о ней знаю? Наше общение в основном касалось ее увлечения созданием моделей одежды. она не была со мной настолько откровенной, чтобы рассказывать о личной жизни. Поэтому мне трудно было судить, что скрывалось за ее спокойной уравновешенной внешностью. Мою надежду на благополучный исход подкрепляло еще и то, что никто из тех, кого я успела опросить, включая и Софью Николаевну, не заметил в тот день ничего подозрительного. Оксану вообще никто не заметил, хотя это меня немного удивляло. Сегодняшние девчонки так сильно озабочены своими формами, что полненькие встречаются довольно редко и крупная фигура Оксаны должна была выделяться в толпе поджарых абитуриенток. К тому же у нее была привычка заплетать свои роскошные волосы в длинную косу, что также встречается сейчас довольно редко. И тем не менее никто ее не видел. Этот факт не был отрицательным. Если бы ее попытались увести насильно, это никак не могло бы остаться незамеченным, все-таки вокруг было полно людей. Единственное, помимо того, что я видела ее собственными глазами, что доказывало ее присутствие в стенах института, было несколько листочков с набросками моделей, которые я обнаружила на следующий день внутри одного из письменных столов, стоявших вдоль стен в приемной комиссии. Я узнала их с первого взгляда. Оксана, должно быть, в ожидании своей очереди к столу, по-привычке рисовала в блокноте, с которым никогда не расставалась.

Итак, в институте она побывала, а вот куда и почему направилась потом – оставалось загадкой.

– … со стоячим воротничком. Ты меня слушаешь?

– Конечно. – Соврала я. Пора брать себя в руки и заняться тем, ради чего я сюда пришла.

Остаток вечера превратился в один бесконечный шопинг. Янка перемерила столько курток, что у меня рябило в глазах. В конце концов она решила купить ту, что приглянулась ей в самом первом магазине и осталась весьма довольна своим выбором.

Ни этот день, ни последующие шесть, не принесли никаких вестей об Оксане. Ее родители совсем пали духом, особенно мать. Она почти все время плакала и, хуже того, начала обвинять себя в том, что настояла на поступлении Оксаны в мединститут. Мне было сложно успокоить ее, так как возразить было нечего. Идея принадлежала ей, хотя никто не подозревал подобного исхода.

В милиции, наконец, соизволии принять заявление, но поиски, если они вообще велись, не дали никаких результатов.

Положение стало еще хуже, когда в среду вечером Тобик уселся посреди большой комнаты и завыл, громко и жалобно. Отец Оксаны побледнел, а мать схватилась за сердце. Я подхватила щенка и поспешно унесла в другую комнату. Прижав к себе пушистое дрожащее тельце, я упрашивала его замолчать. Поначалу Тобик визжал и отчаянно брыкался, затем притих и только тихонько поскуливал, глядя на меня огромными печальными глазами.

Я принялась тихонько покачивать его, шепча:

– Все будет хорошо, малыш. Твоя хозяйка обязательно найдется. Обязательно. Поверь мне…

Плохо, что сама я в это уже не верила.

Бориса я все эти дни избегала, да и времени отвечать на его звонки у меня не было – я торчала у соседей с утра до вечера. Я так часто звонила в больницы и морги, что в некоторых меня начали узнавать по голосу, но помочь ничем не могли.

Оксана как в воду канула.