Преступление

– Мы не понимаем, о чем речь, месье.

– То-то будет скандал: «Отказано в работе по причине отталкивающей наружности».

– Это ваши слова. Мы этого не говорили.

Я встал, собираясь уйти. Уже в дверях я обернулся, не удержавшись от маленькой мести:

– Кстати, фамилия Отос вам ничего не говорит?

– Лифты?

– Да.

– Вы родственник?

– Да, – солгал я. – Забавное совпадение: в вашем здании лифты фирмы Отос.

Я улыбнулся и ушел, от всей души надеясь, что впредь они не смогут спокойно ездить в лифтах, опасаясь, как бы оскорбленная родня не отомстила им с помощью техники каким-нибудь хитроумным способом.

А потом меня осенила гениальная идея. У меня к моей наружности был счет, и немалый: она отравила двадцать девять лет моей жизни, пусть теперь она же и возместит мне ущерб.

План был великолепен, тем более что он требовал участия моей любимой. Я изложил ей свой замысел.

– Ты с ума сошел, – сказала она.

– Возможно. Но ты не находишь, что это будет весьма нравственно?

– Чего ты добиваешься – хочешь быть нравственным или получить работу?

– Одно с другим не всегда совместимо, но мне предоставляется как раз такой редкий случай.

Только если ты мне не поможешь, ничего не получится.

– На свете есть и другие красивые девушки.

– А тебе что мешает?

– Ненавижу манекенщиц и их среду.

– Еще одна причина мне посодействовать.

И она согласилась.

Несколько дней спустя мы с Этель расположились в холле агентства «Истинный путь». Вокруг восседали длинноногие создания с пустыми глазами. Было ясно как день, что «моя» красивее всех: по моей просьбе она надела ту самую диадему с бычьими рогами, которые укрепили мою страсть. Она улыбалась, и одного этого было бы достаточно, чтобы выделить ее среди остальных, – если бы не другое, более существенное отличие: она одна здесь была живая.

Модельное агентство «Истинный путь» славилось на весь мир: именно у него были контракты со всеми топ-моделями, прославившимися за последние пять лет: с Франческой Верниенко, Мельбой Момотаро, Антигоной Спринг, Ами Макдональдовой.

Филиалы «Истинного пути» имелись в каждом уважающем себя большом городе цивилизованного мира: таким образом девушки из любого захолустья могли если не попытать счастья, то хотя бы помечтать о славе.

Ожидавшие вместе с нами в холле молодые женщины были совсем не дурны. Но что меня больше всего в них поразило, так это сходство: не столько похожие лица, сколько общее их выражение. Они сидели с таким видом, будто всю жизнь только и делали, что смертельно скучали, – вероятно, так оно и было.

Ни одна не годилась и в подметки Этель. Даже с точки зрения классических канонов красоты она превосходила всех. Я не стану вдаваться в подробности других ее преимуществ. Вкратце их можно свести к одной фразе: Этель, казалось, совершенно не стремилась быть принятой в «Истинный путь».

Сотрудники агентства, очевидно, тоже обратили на это внимание, потому что пригласили ее первой: не хотели упустить. Никто, надо думать, не усомнился в том, что я ее импресарио, так как мне позволили пройти с ней в кабинет.

Там были двое мужчин и женщина. Они долго рассматривали мою любимую с ног до головы, и вид у них при этом был такой кислый, будто перед ними стояло форменное чучело.

– Ты не очень высокая, – поморщилось одно из ответственных лиц.

Я не понял, по какому праву к ней обращаются на «ты».

– Метр семьдесят три, – уточнила моя красавица.

– Нижний предел, – кивнула дама. – Хорошо, что ты такая худенькая.

Затем последовал длинный список вопросов: вес, размеры; для меня все это было такой порнографией, что я мысленно заткнул уши. Мне было бы невыносимо узнать в присутствии этих трех мясников объем груди моей любимой. Она, оказывается, и сама его не знала.

– А как же ты покупаешь бюстгальтеры?

– Я их не ношу.

Принесли портновский метр и стали ее обмерять. Я кипел от злости, когда эти люди прикасались к ней у меня на глазах. Результатами остались недовольны;

– Ты тощая, груди совсем нет. На это теперь не клюют.

Мне стало нехорошо: ведь если бы не я, Этель не пришлось бы подвергаться таким унижениям. Но она, похоже, от души забавлялась, чем сильно озадачила всех трех мерзавцев.

Был момент, когда я едва не взорвался.

– Тебе придется переменить имя. Этель не звучит: это вульгарно.

Тут я, не сдержавшись, вмешался:

– Действительно. Ами или Мельба куда как изысканнее.

Меня испепелили взглядом, но не поднимали больше вопроса о переименовании моей феи. Зато предложили подкачать ей губы силиконом. При этих словах актриса встала и заявила с улыбкой мадонны:

– Ну, ладно. Не понимаю, что я вообще здесь делаю.

Они было опешили, но моментально пошли на попятный:

– Нет, нет. Ты не поняла. Ты и так хороша. Очень хороша. Договорились: твои губы не трогаем.

– В тебе есть шик, настоящий шик. Не то что нескладехи, сидевшие с тобой в холле.

Ее спросили, какой она имеет профессиональный опыт. Она рассказала о своей карьере в кино, о фильме, в котором в настоящее время играла главную роль. Туттрихама возбудились:

– Так ты еще и артистка! Публика обожает девушек с яркой индивидуальностью.

– благодаря этим бычьим рогам я сразу понял, что ты уникальна.

Их восторги были мне на руку. Все складывалось даже лучше, чем можно было ожидать. Я ликовал, предвкушая месть.

– Во всяком случае, ты первая явилась без портфолио. Смело, ничего не скажешь!

Обычно манекенщицы на закате карьеры пробуются в кино. А ты – наоборот.

Этель в замешательстве склонила свою красивую головку:

– Да нет же. Я не собираюсь уходить из кино.

– Очнись, детка. Нельзя быть моделью и актрисой одновременно. Наша работа – не развлечение, ты в этом скоро убедишься.

– Я верю вам на слово. И поэтому не имею ни малейшего желания стать манекенщицей.

Они расхохотались:

– Ты гениальна!

– По-видимому, произошло недоразумение. Работать у вас хочу вовсе не я, а этот господин, – показала она на меня.

Наступило напряженное молчание. А Этель продолжала:

– Вы, наверно, подумали, что этот господин – мой импресарио. На самом деле я импресарио этого господина. Я пыталась вам это сказать, но не могла вставить ни слова: вы все время задавали мне вопросы.

Дама попыталась найти выход из положения:

– Месье фотограф, не так ли? Тогда вы не по адресу: фотографов здесь не нанимают.

– Мой клиент не фотограф, – ответила актриса. – Он – модель.

Они не засмеялись.

– Если это шутка, то крайне неудачная. Вон!

Тут слово взял я и заговорил со всей серьезностью:

– Это не шутка.

Вы когда-нибудь смотрели на себя в зеркало, месье?

– Думаете, я пришел бы сюда, если бы не знал, какова конфигурация моего лица?

– Так ваш приход – это провокация?

– Отчасти. Вообще-то вы можете извлечь из моей провокации немалую пользу, если готовы рискнуть.

– Полноте, месье, посудите сами! Вы же понимаете, что ни под каким видом не можете быть манекенщиком!

– Я мог бы стать манекенщиком нового типа: моделью, работающей на контрасте.

– Такое уже было, ничего хорошего. Пару лет назад устраивали показы мод для тучных женщин.

– Это совсем другое дело, – вмешалась Этель, – Я видела этих женщин – они были красивые, гладкие, пышные, просто прелесть. Целью было доказать, что и толстуха может классно выглядеть.

– Мой случай прямо противоположный. Я не предлагаю выкрикивать лозунги типа «Ugly is beautiful» [8]. Посмотрите на меня: даже применив все ваше искусство, вы не сможете поправить то, что непоправимо. Я предлагаю показывать меня таким, какой я есть.

– Месье, на парад мод приходят не для того, чтобы дрожать от ужаса. Впрочем, и ужас-то уже никого не удивляет.

– К ужасу такой концентрации, как во мне, это не относится. Вы только посмотрите, положа руку на сердце, видели вы большего урода?

8

Уродливое красиво (англ.).