Страница 105 из 109
— Знания богов не принесли нам счастья, — грустно сказал отец, когда Куанг попытался выяснить, почему верховные отказались выдать книги. — Не принесут они счастья и другой планете. Ты ведь не знаешь, что творится в Аринде. Тучи уже не расходятся над Ауэной. Дышать стало труднее. Молодые этого еще не чувствуют, я чувствую. Ауэна корчится в конвульсиях, и никто не знает, как скоро наступит конец.
— Отец, в моей каюте найдется для тебя место. Я знаю, что ты уступил свое хранителю времени Ао Топангу.
— Нет, сын. Я здесь родился и здесь буду умирать вместе с планетой. Нужно еще замуровать хранилище знаний. Кто знает, может, кто-нибудь выживет и на нашей Ауэне. Если ты рассчитываешь взять еще одного человека, возьми на мое место Ин Куану. Это дочь нового хранителя времени. Она умная девочка. Женщины редко интересуются наукой, а она прекрасно знает математику. Может, это тебе пригодится.
— Хорошо, отец. Твоя воля будет исполнена, но имей в виду, что место в моей каюте в следующий прилет будет свободно.
Ат Харанг улыбнулся.
— Я подумаю, кого можно будет пристроить на это место.
Через пять ун корабль стартовал. Занятый расчетом орбиты, Ум Куанг появился в каюте только к исходу следующих суток. В кресле сидела юная хрупкая девушка с большими темными глазами. Она поднялась и грациозно склонила голову.
— Привет тебе, Великий!
— Ого! — рассмеялся Куанг. — Вот это прием! Почестей больше, чем Высшему Совету.
— Разве ты не Главный Советник?
— Главный, но они не очень меня слушают.
— Это потому, что ты обманул их.
— Пришлось, — нахмурился Куанг. — Иначе они не позволили бы вывезти лучших людей Аринды. И места достались бы старцам, которые в новой жизни мало к чему приспособлены. А уж поверь, они лучше, чем кто-либо другой, знали, что грозит Ауэне.
— Ты жесток.
Вся накопленная за это трудное время ярость выплеснулась наружу, и Куанг вне себя затопал ногами.
— Убью! Придушу! Что ты понимаешь в этой жизни!
Он схватил ее за плечи, готовый сломать, уничтожить это хрупкое, маленькое тело, но заглянул в огромные испуганные глаза и вдруг затих.
— Прости, Ин Куана. Похоже, я сошел с ума.
Куанг бросился на ложе и почувствовал крайнюю усталость и опустошенность. Так он пролежал неподвижно не менее десяти инаун. Девушка подошла к нему и начала ласково гладить его по волосам.
— Прости, Великий. Я глупа. Разве можно упрекать человека, падающего от усталости. Может, ты поешь что-нибудь?
— Да, Ин Куана. И налей мне что-нибудь из ларца. Я бы съел сейчас свежеподжаренного мяса. Но, увы!..
— Свежеподжаренного нет. А вот эти кусочки я жарила вчера, на дорогу.
С этими словами она достала пакет. Найдя подходящую посуду, она выложила мясо, рядом поклала лепешки.
— Ешь, Великий. Это все я готовила своими руками. Папа говорит, что мне всегда удается приготовить вкуснее, чем самым искусным поварам, но, конечно, он говорит так потому, что он мой отец.
Куанг поднялся с ложа, тряхнул головой и потянулся за чашей…
— Садись и ты, Ин Куана. Поужинаем вместе.
Она присела, глотнула из его чаши напиток и засмеялась.
— Первый раз пробую напиток мужчин!
— И как?
— Вкусно.
— Ты удачно попала на сайту. Она настояна на ароматных травах и очень подходит к жареному мясу.
Ужин окончательно снял с Куанга всю напряженность Последних дней, и он с благодарностью посмотрел на маленькую девушку, обладающую каким-то гипнотическим воздействием на него…
— Сколько же тебе лет, Ин Куана?
— Двадцать пять.
— По тебе не скажешь. В твоем возрасте уже имеют детей, а ты совсем девочка.
Она покраснела.
— Это большой недостаток?
Куанг засмеялся.
— Нет. Тебе это очень идет, как все, что ты делаешь.
— А у тебя очень усталый вид. И тебе надо немедленно лечь и хорошенько выспаться.
— Да, — сказал Куанг. — Я действительно переутомился. Давай будем спать.
Он трансформировал ее кресло в кровать, достал из настенного шкафа постель и мягкое одеяло. Передав все это Ин Куане, он погасил свет и, раздевшись, улегся на свое широкое ложе. Он был уверен, что уснет, едва коснется постели, но миновали ауна за ауной, а сон не шел. В переутомленном и перегруженном впечатлениями сознании всплывали страшные воспоминания… Он ворочался, пытаясь отогнать их, но с каждой инауной они становились ярче, зримее… Он в исступлении заскрипел зубами.
— Тебе нехорошо, Великий?
— Спи, Ин Куана.
— Нет, тебе очень нехорошо. Я же чувствую. Хочешь, я лягу рядом с тобой?
— Не говори глупостей!
Но она не послушала его. Скинула с себя ночную одежду и легла рядом, прижимаясь обнаженным телом.
— Глупая ты, глупая, — сказал он, обнимая ее маленькие плечи. — Ведь я мужчина.
— Ну и что? Лишь бы тебе было хорошо.
И странно, ощущение ее маленького тела наполнило его спокойствием, и тогда появилась нежность к этому удивительному созданию, так тонко уловившему его внутреннее смятение, которое не проявлялось в постоянном напряжении последних дней, но едва наступила разрядка, как из подсознания выплыли многочисленные подробности тех трагических эпизодов, которые они с Таяром вынуждены были наблюдать, чтобы убедиться в полном уничтожении приспешников Ал Парина. Таяр сломался сразу, а он вынес всю тяжесть психической нагрузки только из сознания величайшей ответственности за будущее, но кто знает, сумел бы он выстоять сейчас, если бы не эта маленькая хрупкая девушка, уловившая истинно женским чутьем начало того страшного процесса саморазрушения, после которого человек либо топит в неистовой злобе и в жестокости проблески своей совести, либо навсегда отрешается от всего, что связано с его бывшей деятельностью… И, не раздумывая, она отдает ему все, лишь бы остановить, если не подавить, болезнь в самом зародыше…
Все двадцать с лишним суток долгого пути к Сооне они были неразлучны. Через двое суток — а на высшей точке гиперболической траектории и каждые сутки — приходилось менять режим полета, а заодно и вносить поправки… Таяр страдал неодолимым отвращением к рубке, и Ум Куанг старался не вызывать его без крайней нужды. Ин Куана обычно сидела в штурманском кресле Таяра и присматривалась к действиям Куанга.
— Можно, я попробую посчитать? — спросила она на четвертый день пути.
— А разве ты умеешь? — удивился Куанг. — Ах, да!
Отец говорил, что ты способная к математике, но ведь это сложная параметрическая машина, это даже не кристотрон!
— Мне кажется, в ее основе те же принципы, — несмело заметила Ин Куана. — А на микрокристотроне я работала. Отец поручал мне рассчитывать орбиты планет.
— Даже так? — обрадовался инженер. — Тогда, пожалуй, можно и попробовать! Только учти, что машина работает не в нашей системе счета. Ведь ее конструкция принадлежит Белым богам, и даже не в десятичной системе, которая применена ими в микрокристотроне, а в двоичной.
— Я знакома с этой системой, но до сих пор не могу понять, зачем нужна такая сложная система обозначения цифр, когда есть более простая?
— Машине проще оперировать с простыми сигналами: да, нет, плюс или минус, и так далее…
Они просидели в рубке до ужина. Ин Куана к концу занятий, хотя и не без погрешностей, выполнила несколько расчетов самостоятельно.
— Ты — клад! — радовался Куанг за ужином. — До конца полета ты сможешь делать расчеты не хуже Таяра. Конечно, это далеко не все, что должен знать хороший штурман, но и такая помощь для меня много значит. Впрочем, я не спросил тебя, хочешь ли ты быть моим помощником?
По тому, как загорелись ее глаза, он понял, что ее можно было и не спрашивать. Но вспышка радости и гордости у нее тут же сменилась смятением.
— Ой, Куанг! Мне страшно. А вдруг я не смогу? Или ошибусь?
— Сможешь! — улыбнулся ее страхам Куанг. — А от ошибки никто не пострадает. Для того и предусмотрено два человека и две машины, чтобы исключить ошибки, если они появятся.