Страница 26 из 92
Однако я убежден, что реальным мотором для социальных и политических изменений в наше время стало моральное возмущение, вытекающее из ложной теории прибавочной стоимости: капиталисты украли законную собственность рабочих и, следовательно, существующие титулы на накопленный капитал являются незаконными. Если принять эту гипотезу, то дальнейший побудительный мотив и для марксизма, и для анархосиндикализма, последует совершенно логично. Из осознания того, что выглядит чудовищной несправедливостью, вытекает призыв «экспроприировать экспроприаторов» и, в обоих названных случаях, призыв к некоторой форме «возврата» собственности и контроля над ней со стороны рабочих. Такие аргументы не могут быть успешно парированы с помощью максим экономистов-утилитаристов либо философов-утилитаристов. Успех возможен только с помощью честного и решительного обращения к моральной проблеме, к проблеме справедливости или несправедливости различных притязаний на собственность.
Аналогичным образом, марксистские взгляды не могут быть опровергнуты с помощью утилитарных восхвалений достоинств «социального мира». Социальный мир сам по себе – это замечательно, однако подлинный мир, по сути, основан на тихом, безопасном обладании легитимной собственностью для любого человека, а если социальная система основана на чудовищно несправедливых титулах собственности, тогда отсутствие посягательства на них является не миром, а расширением и упрочением постоянной агрессии. Опять же, марксисты не могут быть опровергнуты, если указывать пальцем на использование ими насильственных методов ниспровержения. Разумеется, это последовательное убеждение – хоть я его и не разделяю – что насилие не должно быть когда-либо использовано кем-либо против кого-то другого: даже жертвой против преступника. Однако моральная позиция в духе Толстого и Ганди здесь не является релевантной. Дело в том, что спорным вопросом является следующее: имеет или не имеет жертва моральное право применить насилие для защиты своей личности или собственности от преступного нападения либо для возврата собственности от преступника. Толстовец может допустить, что жертва имеет такое право, однако может попытаться убедить ее не использовать данное право во имя более высокой морали. Однако это заставляет нас отступить от нашей дискуссии и приводит к более широкому исследованию этической философии. Я мог бы только здесь добавить, что любой такой тотальный противник насилия должен тогда быть последовательным и настаивать, чтобы ни одного преступника не наказывали с помощью насильственных методов. А это подразумевает, давайте отметим, не только отказ от высшей меры наказания, но и от любого наказания, и, в самом деле, от всех методов защиты с помощью насилия, которые могут, предположительно, нанести повреждения агрессору. Иначе говоря, используя это ужасающее клише, к которому у нас еще будет случай вернуться, толстовец должен не использовать силу, чтобы помешать изнасиловать собственную сестру.
Смысл здесь заключается в том, что только толстовцы склонны возражать против насильственного разгрома мощной преступной группы; дело в том, что всякий, кто не является толстовцем, предпочитает использовать силу и насилие для защиты против преступной агрессии и для наказания за эту агрессию. Такой человек, следовательно, должен почитать нравственность, если не мудрость, применения силы для разгрома мощной преступности. Если это верно, то мы вынуждены немедленно вернуться к действительно важному вопросу: кто является преступником и, следовательно, кто является агрессором? Или, другими словами, против кого становится легитимным использование насилия? И если мы признаем, что капиталистическая собственность является морально нелегитимной, тогда мы не можем отрицать право рабочих применить любое насилие, которое окажется необходимым, чтобы захватить собственность, точно так же, как A, в нашем примере выше, действовал бы в своем праве, силой возвращая свои часы, если ранее B их украл.
Единственное подлинное опровержение марксистской аргументации в пользу революции, следовательно, состоит в том, что собственность капиталистов является законной, а не беззаконной, и что, следовательно, ее захват рабочими или кем-либо еще сам по себе был бы незаконным и преступным. Однако это означает, что мы должны перейти к вопросу о справедливости притязаний на собственность, а это, в свою очередь, означает, что мы не можем, с небрежной легкостью, отделаться попыткой опровергнуть революционные притязания с помощью произвольного набрасывания покрова «справедливости» на всяческие и всевозможные существующие титулы собственности. Подобное деяние вряд ли убедит людей, верящих в то, что их либо других людей жестоко угнетают и постоянно подвергают агрессии. Однако это также означает, что мы должны быть готовы обнаружить в мире такие случаи, когда насильственная экспроприация существующих титулов собственности будет морально оправданной, поскольку эти титулы сами по себе являются незаконными и преступными. Давайте снова используем наглядный пример, чтобы прояснить наш тезис. Используя отличный метод Людвига фон Мизеса для абстрагирования от эмоционализма, рассмотрим гипотетическую страну, «Руританию».
Предположим, что Руританией правит король, который грубо нарушил права личностей - регламентировал, а, в конце концов, и захватил их собственность. В Руритании появляется либертарианское движение, которое убеждает большинство населения в том, что преступная система должна быть заменена подлинно либертарианским обществом, в котором права каждого человека на его личность, а также полученную и созданную собственность полностью уважаются. Король, предполагая, что восстание ждет немедленный успех, теперь применяет хитроумную стратагему. Он провозглашает, что его правительство низложено, однако перед самым отречением он по своему произволу выделяет всю обрабатываемую землю своего королевства в качестве «собственности» для себя и своих родственников. Затем он приходит к либертарианцам - бунтовщикам и говорит: «отлично, я исполнил ваше желание и отрекся от правления; больше не будет насильственного вмешательства в частную собственность. Однако я сам и мои одиннадцать родственников владеют каждый по одной двенадцатой Руритании, а если вы каким-либо образом нарушите нашу собственность, то вы посягнете на священность самого фундаментального принципа, который вы исповедуете: нерушимость частной собственности. Следовательно, хотя мы не будем больше взимать “налоги”, вы должны обеспечить каждому из нас право взимать любые “рентные” платежи, которые мы можем пожелать получить от наших “арендаторов”, или право распоряжаться жизнями людей, которые предпочтут жить в “нашем” владении, как мы сочтем наилучшим. Таким образом, налоги будут полностью заменены “частными рентными” платежами!».
Посмотрим, каким должен быть ответ либертарианцев - бунтовщиков на этот дерзкий вызов. Если они являются последовательными утилитаристами, то должны подчиниться такой уловке и обречь себя на жизнь при режиме ничуть не менее деспотическом, чем тот, с которым они боролись до сих пор. Возможно, на самом деле, и более деспотическом, поскольку теперь король и его родственники могут присвоить себе сам либертарианский принцип абсолютного права частной собственности, абсолютность, на которую они, возможно, раньше не решались претендовать.
Должно быть понятно: чтобы либертарианцы опровергли эту стратагему, они должны разработать теорию законной собственности versus (против) незаконной; они не могут оставаться утилитаристами. Тогда они сказали бы королю: «Мы сожалеем, но мы признаем только те притязания на частную собственность, которые являются законными – те, которые вытекают из фундаментального естественного права индивида на самого себя и на собственность, которую он либо преобразовал с помощью своей энергии либо получил добровольно или унаследовал от подобного преобразователя. Иначе говоря, мы не признаем право кого-либо на любую конкретную часть собственности на основе его или чьего-либо другого произвольного и голословного заявления о том, что это его собственное. Не может быть никакого естественного морального права, вытекающего из произвольного заявления человека о том, что какая-либо собственность принадлежит ему. Следовательно, мы заявляем о праве экспроприировать эту «частную» собственность у тебя и твоих родственников и вернуть эту собственность индивидуальным собственникам, против которых ты совершил агрессию, реализуя твои нелигимные притязания».