Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 92



Однако несмотря на всё это и на присущий Ротбарду культурный консерватизм, либертарианское движение, с самого своего зарождения в конце 1960-х годов и образования либертарианской партии в 1971 г., привлекало очень многих представителей левой контр-культуры, число которых сильно выросло на волне протеста против войны во Вьетнаме. Разве нелегитимность государства и аксиома неагрессивности не подразумевают, что каждому предоставляется свобода выбирать свой собственный неагрессивный стиль жизни, каким бы он ни был?

Во многих поздних своих работах, где уделялось особое внимание вопросам культуры, Ротбарда ставил задачу скорректировать эту тенденцию и показать ошибочность левой идеи мульти- и контркультурного либертарианства, т.е. попытки интерпретировать либертарианство как вседозволенность. Как эмпирически, так и нормативно идея о том, что либертарианство могло или должно быть объединено с эгалитарным мультикультурализмом, ложна. Социологически эти два понятия несовместимы. Либертарианство может быть и должно быть объединено исключительно с традиционной Западной буржуазной культурой; это старомодный идеал основанного на семейных ценностях иерархически структурированного общества, основанного на добровольном признании рангов по шкале общественного авторитета.

Эмпирически, как неустанно объяснял Ротбард, лево-либертарианцы не понимали, что восстановление прав частной собственности и экономики laissez faire подразумевает резкое и радикальное увеличение социальной «дискриминации». Частная собственность означает право исключать. Современное социал-демократическое государство всеобщего благосостояния все в больше и болььше лишает владельцев частной собственности их права исключать.

Либертарианское общество, напротив, полностью восстановит права собственников на исключение, и потому будет глубоко неэгалитарным. Разумеется, частная собственность также подразумевает право владельца включать, открывать и облегчать доступ к собственности. И на каждого владельца частной собственности также воздействует экономический стимул включения (в отличие от исключения), если он рассчитывает на рост ценности своей собственности.

Тем самым самая трудная для принятия консерваторами глава «Этики свободы» «Дети и права» предстает перед нами в ином свете. В этой главе Ротбард выступает в защиту «абсолютного права матери на ее собственное тело и, следовательно, права на совершение аборта». Он отклоняет аргумент «права на жизнь» не на том основании, что эмбрион — это не жизнь (в действительности, здесь он соглашается с позицией католиков о том, что с момента оплодотворения яйцеклетки — это человеческая жизнь), а на основании того, что нет такого универсального понятия «право на жизнь», а вот исключительно универсальное «право жить независимой и отдельной жизнью» вполне возможно и может надлежащим образом существовать (и что эмбрион, определенно будучи человеческой жизнью, вплоть до момента рождения, ведет не независимое, а говоря биологическим языком «паразитическое» существование, и потому не вправе предъявлять каких-то законных требований к матери). Далее, после рождения ребенка, мать ( или — с ее согласия — оба родителя), «обладает правом опекунства над ее детьми, правом ограниченным только незаконным проявлением агрессии по отношению к их личности, и их абсолютным правом сбежать или покинуть дом в любой момент. У родителей должно быть право продавать свои права опекунства над детьми любому, кто пожелает их купить по любой взаимно согласованной цене» (с.140). А пока дети не покинули дом, родители «не имеют права совершать агрессивных действий по отношению к детям, но также и у родителей не должно быть юридических обязательств кормить, одевать, или обучать своих детей, так как такие обязательства повлекли бы за собой принудительные действия по отношению к родителю и лишали бы родителей их прав. Родитель поэтому не может убивать и не калечить своего ребенка… но родитель должен иметь законное право не кормить своего ребенка, то есть позволить ему умереть» (с. 100).



Чтобы избежать каких бы то ни было недоразумений, в следующем предложении Ротбард напоминает читателю, что его трактат ограничен исключительно областью политической философии и отмечает, что «руководствуется ли родитель моралью, чтобы поддерживать жизнь ребенка, или существует возможность законного принуждения к тому — это совершенно отдельный вопрос». Однако невзирая на все достоинства и общий смысл «Этики свободы», подобные заявления использовались в консервативных кругах в попытке предотвратить либертарианское проникновение и радикализацию современного американского консерватизма. Конечно, консервативная политическая теория — это противоречие в терминах. Консерватизм по сути означает отсутствие или даже отклонение любой абстрактной теории и любого логического аргумента. Не удивительно, что Ротбарда не особенно впечатляли консервативные критики, такие как, например, Рассел Кирк, «теоретическая» работа которого, как считал Ротбард, лишена аналитической точности и строгости аргументации. Поэтому Ротбард не видел никаких оснований для того, чтобы отказываться от своих выводов. До самой смерти он непоколебимо стоял на тех же позициях по проблеме аборта и оставления детей без заботы, настаивая на абсолютной законности (правомерности) права матери на аборт и права позволить своим детям умереть. По сути дела, ведь если бы женщины не имели таких прав и их действия преследовались бы как уголовно наказуемые, тогда такие преступления следовало бы квалифицировать как убийство. Должен ли аборт соответственно караться высшей мерой наказания и следует ли казнить матерей, совершивших аборт? Но кто, кроме самой матери, может заявить о правах ее эмбриона или ребенка и считаться таким образом законной жертвой ее действий? Кто может предъявить ей смертельное обвинение? Определенно, не государство. Для консерватора, в частности, любое государственное вмешательство в автономию семей должно быть предано анафеме. Так кто же, если таковой найдется?

И все же, хотя Ротбард неизменно придерживался сделанных им выводов относительно прав родителей и детей, в его последних работах возросшее значение морально-культурного аспекта и исключающего аспекта прав частной собственности поместили эти выводы в более широкий — типично консервативный — социальный контекст. Так например, выступая за право женщин на аборт, Ротбард тем не менее резко выступил против решения Верховного Суда США в деле «Ро против Уэйд» (Roe v. Wade), признававшим такое право. Так он действовал не потому, что решение суда, относительно законности аборта, было неверным, а на том принципиальном основании, что этот вопрос не входит в юрисдикцию Верховного суда, поскольку приняв такое решение, суд способствовал систематической централизации государственной власти.

Право на аборт не подразумевает права на его совершение где угодно. Фактически нет ничего предосудительного в том, чтобы частные собственники и ассоциации преследовали и наказывали подпольных акушеров любым способом, не прибегая к мерам физического воздействия. Каждый владелец домашнего хозяйства и собственности свободен запретить аборт на его собственной территории и может вступить в ограничительное соглашение с другими владельцами с той же целью. Кроме того, каждый собственник и каждая ассоциация собственников могут свободно увольнять или не нанимать или отказаться участвовать в любой сделке с подпольным акушером. Тогда в самом деле может возникнуть ситуация, когда будет невозможно найти ни одного цивилизованного места, и для совершения аборта женщина будет вынуждена скрыться в «глухом переулке». Такая ситуация не только не будет предосудительной, она окажет положительное моральное воздействие на рост издержек безответственного сексуального поведения и поможет снизить число абортов. В противоположность этому, решение Верховного Суда не только незаконно, поскольку расширяет область его (т.е. федерального центра) юрисдикции за счет юрисдикции штатов и местных органов власти и в конечном счете за счет законных прав каждого собственника; оно также аморально, поскольку оправдывает аборт и делает его более доступным.