Желтое облако

— Ничего не бойся! — хохотал Дин, — ты просто не привык, вот и все…

Тэл переборол отвращение и скоро почувствовал себя совершенно другим. Блаженная задумчивая улыбка появилась на его лице. Он изучал на себе действие алкоголя. Оно оказалось нестрашным, даже приятным. Сердце билось радостно и часто. Мысли о дружбе с нами перепутывались с досадными мыслями об Ильмане. Ему хотелось сказать что-то весомое, сделать что-то хорошее для друзей и обидное для нее…

Пожалуй, так же чувствовал себя когда-то и дикарь тихоокеанских островов, впервые хлебнувший крепкого моряцкого рома.

6

Мы с Дином спали в одной комнате, но большую часть остального времени он проводил с Тэлом, уходя, он захватывал бутылку. Это была непонятная дружба, потому что наедине со мной Дин говорил об альвинах совсем другое. Он презирал их за красные глаза и бесцветные лица, за ненужный аскетизм и неумение жить с комфортом. А ведь они наверняка богачи! Дин отдавал должное только их технике. Руис не грустил о своей родине и не прочь был погостить на Луне подольше. Причину этого он объяснил очень просто:

— Ты знаешь, почему я поспешил сообщить по радио, что удачно прилунился, хотя еще не ступил ногой на эту холодную дрянь? Догадываешься, Ник?

— Не совсем, — признался я.

— Ты — наивный парень, вот что я тебе скажу. После этого сообщения на мой текущий счет сразу же перевели солидную сумму. Но я не дурак, чтобы деньги лежали так себе. Я доверил распоряжаться ими своему отцу. Он деловой человек и пустит их в оборот. Пока я здесь, акции принесут мне порядочный довесок к капиталу. Видишь, время работает на мой карман! — и Дин, весьма довольный, закинул ноги на спинку кресла.

Я знал о катастрофическом положении «Атлантик-компани», но не сказал об этом Руису. И о том, что он ловко распорядился своими деньгами, тоже словом не обмолвился. Меня это ничуть не интересовало. Я был доволен, что ум Руиса был занят деньгами, воспоминаниями о девушках, что Дин никогда не спрашивал об истинной причине гибели моего корабля и о делах альвинов. Он казался примитивным и простодушным парнем. Слава и богатство уже были завоеваны Дином. Что нужно ему еще для полноты счастья? Вернуться на Землю нетрудно. «Сириус» — надежная ракета, Дин убедился в этом. На все остальное ему наплевать.

Когда пришла Ильмана и сказала, что магистр приглашает меня к себе, Руис, казалось, не почувствовал зависти и отнесся к этому почти равнодушно.

Я увидел в кабинете магистра тускло светящийся экран, а на экране — ракету, по всей вероятности, огромных размеров, похожую на дирижабль. Пожалуй, это была та самая ракета, которую я видел в глубине расщелины и которая предназначалась для Земли. Темнели рваные стремнины, ракета лежала между ними, косо приподняв тупой нос. Кайбол протянул руку к пульту управления и тронул пальцами кружок, в котором переливалось желтое пламя. Ракета на экране ожила, дрогнула и стала выше задирать тупой нос.

— Что вы делаете?! — не выдержал я.

— Проверка, — Кайбол отнял руку от пульта и выключил экран.

— Следовательно, опасность усилилась? — я старался не выказывать всей тревоги, охватившей меня. Надвигался роковой момент — это ясно. — Но мы с вами договорились…

— Я помню и не собираюсь нарушить договор. — Кайбол сидел в сумраке, еле видимый; ясно различались только его глаза. — Послушайте!

Он включил запись московской передачи. В начале ничего особенного не было. Затем передали сообщения из двух крупных капиталистических стран: там начались массовые аресты коммунистов.

— Что это значит? — опросил Кайбол.

— Пожалуй, я смогу ответить. — Я говорил уверенно. — Империалисты, прежде чем начать войну, хотят расправиться с борцами за мир, прежде всего с коммунистами. Это мы знаем из истории. Когда-то главарь фашистов Гитлер поступил точно так же.

Глаза Кайбола потухли, он прикрыл их, без слов выражая свое согласие с моей мыслью. Потом он надел очки и добавил в кабинете освещение. Помолчав, он спросил:

— А законы о свободе?..

— Во время войны законы безмолвствуют. Так говорил еще Цицерон — был в древности на Земле такой философ…

— Чем занимается Дин Руис?

— Он подружился с Тэлом. Думается, они вместе слушают радио.

— Знаю. Только музыку… Я хотел бы поговорить с ним.

Я позвал Дина. Руис очень обрадовался приглашению магистра.

— Хэллоу, сэр! — крикнул он, открыв дверь. — Как дела? У вас не кабинет, а целая лаборатория. — Дин оглядывался вокруг. — Какой фирмы оборудование? Мне нравится эта штука, — он побарабанил пальцами по прозрачной крышке стола. — Представьте, сидит девочка, и можно видеть ее ножки. — И тут же забыл о столе, показал рукой на стены и потолок. — Во сколько обошлась вам эта хижина? Когда вам вздумается улететь отсюда, продайте ее мне. Я дам хорошие деньги.

Руис вертелся и тараторил. Кайбол смотрел на него с недоумением. Я едва сдерживал смех.

— Я уже сторговал этот дом. Ты опоздал, Дин.

Руис повертел стриженой головой, поглядывая то на магистра, то на меня.

— Жаль. Вы скоро отбываете? Очень жаль. Мне хотелось пожить здесь. Но я знаю: ничто не вечно под Луной, то есть на Луне под Землей. Сэр, продайте этот дом лучше мне. Я открою здесь курорт с лунными ваннами. Зачем русским такие дома? Вы знаете, сэр, они там живут в деревянных избах и цыганских шатрах.

— Иногда деревянные дома оказываются лучше небоскребов, — вставил наконец слово Кайбол.

— Что вы, сэр! Вы шутите. Давайте поговорим как деловые люди.

— Хорошо, — согласился магистр. — Но у меня есть вопрос. Скажите, когда к вам приезжает иностранец, он обязан уважать ваши законы?

— О да! — последовал быстрый ответ Дина. — Наши законы — самые справедливые в мире. К нам приезжает много иностранцев, и они сами говорят это.

— Следовательно, и вы должны уважать и соблюдать порядок в этом доме. Он — отдельное маленькое государство.

— Сэр? — обиделся Руис. — Вы намекаете, что я…

— Да-да. Скажите, у вас остался еще этот шальной напиток?

— Есть немного. Могу вам презентовать пару бутылок.

— Вылейте его весь до капли, а бутылки выбросьте, — уже строго сказал магистр.

— Сэр! — взмолился Дин и прижал руки к груди. — Как можно! Да ни один мой соотечественник, если у него мозги в порядке, не сделает этого. Нет, сэр, извините, но вы не деловой человек. Поймите одно и самое главное — если я вылью коньяк на помойку и там, — Руис указал рукой куда-то в сторону, — узнают об этом, фирма «Джон и Джонни» погорит. Это она изготовляет такой замечательный коньяк. Мой отец вложил в нее часть моего капитала. Я пил этот коньяк в пути на Луну, расхваливал в радиопередачах и блестяще рекламировал. Сэр, неужели вы хотите моего разорения? Когда я вернусь домой, — а это ведь будет, не так ли? — и там все узнают, что мой коньяк пили и хвалили люди из другого мира, фирма «Джон и Джонни» будет процветать и мне обеспечены приличные дивиденты. Понимаете, в чем дело, сэр?

Кайбол понял. «Что с ним сделаешь? Он сын своей страны…».

— Тэл прав, — сказал я. — Дин — славный парень.

И это понял магистр: русский друг хотел напомнить о Тэле…

— Согласен с вами, мистер Руис. Есть только одна просьба: не угощайте больше Тэла своим напитком. Ему вредно.

Магистр убавил свет. Аудиенция окончилась.

— На каких условиях ты приобретаешь этот дом? — деловито осведомился Руис, когда мы вернулись в свою комнату.

— Условия еще окончательно не выработаны, — в тон ему ответил я. — Но в основе, в принципе, мы договорились. Я имею больше прав, чем ты. Я вперед тебя появился здесь.

— А сделка оформлена?

— Как?

— Как оформляют! — пожал плечами Дин. — На бумаге, конечно.

— Нет еще.

— О! — воскликнул Дин. — Значит… — И спохватился, умолк внезапно, как после слов, сказанных недавно об Ильмане: «Если бы эта женщина попала в руки ловких художников и режиссеров, она быстро бы сделала миллион…».