Зимняя мантия

Уолтеф хмуро наблюдал за ним.

– Ты должен ходить каждый день, – наставлял он. – Все больше и больше. Только тогда сможешь окрепнуть.

– Больно, – пожаловался Симон, не в силах скрыть своей тоски.

– Знаю.

– Но не чувствуете, – огрызнулся Симон. Он сжал трость в руке. Подавляя желание забросить ее куда подальше, он продолжал хромать по двору.

– Верно, но я вижу, – возразил Уолтеф, идя рядом с ним. – Если не будешь бороться, парень, пропадешь.

Симон промолчал, только сердито сжал губы.

– Никогда не думал, что тебе недостает мужества, – посетовал Уолтеф. – Но пользы от мужества будет мало, если ты не перестанешь себя жалеть.

Симон уже хотел остановиться, но Уолтеф заставил его дойти до середины двора.

– Намного лучше. – Он хлопнул Симона по плечу, отчего тот едва не упал. – Весной ты будешь ходить в три раза быстрее и ездить верхом. Можешь мне поверить. Я не пытаюсь утешить инвалида, во всяком случае, я на это надеюсь.

Симон сжал зубы. Слова Уолтефа задели его гордость. Пусть он умрет от боли, но никто не посмеет обвинить его в жалости к самому себе. Опираясь на здоровую ногу, он доковылял до скамейки. Уолтеф шел за ним. Здесь к ним подошел Ральф де Гал. Он был возбужден – так бывало всегда, когда у него имелись сплетни про запас.

– Ты делаешь успехи, – сказал он, кивнув Симону. Симон мрачно кивнул в ответ. Он знал, что многим не нравился Ральф де Гал. Считали, что ему нельзя доверять. Но нормандцы часто не любили бретонцев. Симону Ральф нравился, он был остроумным и часто разговаривал с ним без покровительственной нотки в голосе. Кроме того, он был другом Уолтефа, что для Симона было очень важно.

– Есть новости из Англии, – сообщил де Гал.

– В самом деле? – настороженно спросил Уолтеф.

– Беспорядки растут. В Эксетере восстание, на западе гоже. Мы отплываем завтра с приливом. Тебе не мешает наточить свой топор. – Взъерошив волосы Симону, он удалился.

Уолтеф долго стоял, вглядываясь в туман, – туда, где находилась гавань.

– Какая она – Англия? – спросил Симон.

Хотя Уолтеф и улыбнулся, глаза его остались грустными.

– Не уверен, что и сам это знаю, – сказал он и двинулся к дому. – Изменилась раз и навсегда. Никогда теперь не будет так, как было, как бы мы этого ни хотели.

Симон, хромавший рядом, морщась от резкой боли, точно знал, что он имеет в виду.

Джудит перекрестилась, поднялась с колен и, потупив взор и скромно сложив перед собой руки, вышла из церкви. Сибилла шла немного сзади.

Краем глаза Джудит увидела, что Уолтеф тоже поднялся, перекрестился и пошел за ней следом.

Она редко видела его после той встречи на лестнице. Вечно все подозревавшая мать не выпускала ее из дому. Обменяться несколькими словами они могли только в церкви и большом зале на глазах у многочисленных свидетелей. Он так и не обратился к ее дяде за разрешением взять ее в жены или хотя бы ухаживать за ней. Она бы знала. Возможно, ему не хватает смелости или силы воли, чтобы что-то предпринять. Возможно, у него и не было серьезного намерения, только пустые слова.

Она искоса взглянула на него, понимая, что не должна с ним разговаривать.

– Значит, вы будете сопровождать моего дядю?

– У меня нет выбора, миледи, – ответил он. – Пока он меня не освободит, я должен следовать за ним повсюду.

– И вы поможете ему подавить восстание ваших соотечественников? – с вызовом спросила она.

– Я буду действовать так, как подскажет мне совесть, – уклончиво ответил он.

– Если вы не союзник моего дяди, значит, вы его враг. Среднего пути нет.

– Я предпочитаю дружить, а не враждовать, – тихо возразил Уолтеф.

– В самом деле? – Будучи девушкой решительной, Джудит была нетерпелива. – Если вы не видите того, что находится перед вами, вы все равно что слепы.

– Вы предлагаете мне спотыкаться в тумане. – Он улыбнулся.

– Глупо быть таким легкомысленным. Мой дядя может помочь вам осуществить ваши планы, он же может сбросить вас в пропасть. Но путь вы должны выбрать сами.

Уолтеф откашлялся и наклонился ближе к ней.

– Джудит, вы сердитесь, что я не спешу обратиться с просьбой к вашему дяде?

Она сжала губы.

– Почему я должна сердиться?

– Потому что вы считаете, что я передумал.

– Я вообще об этом не думаю – Это была ложь. Поразмыслив, она согласилась с точкой зрения матери. – Я хоть и невинна, но знаю, что словами мужчины часто движет похоть.

– Но не в моем случае! – оскорбился он.

– Разве? – Она презрительно качнула головой. – А что вы говорите своей темноволосой шлюхе в борделе, которая выполняет все ваши желания за деньги?

Она думала, он начнет возмущаться и все отрицать, но, хотя цвет его лица стал почти таким же, как цвет волос, голос его звучал спокойно:

– В последнее время ничего. Я не видел ее много месяцев. Более того: сейчас она с Эдвином.

– Эдвином? – удивилась Джудит.

– Я был с ней всего два или три раза, так что ей пришлось искать другого клиента.

Джудит едва не засмеялась, представив себе выражение лица Агаты, если бы та слышала его слова.

– Мне сказали, что она ваша постоянная любовница.

Он поморщился.

– Нет. Я пошел к ней из похоти, но потом мне стало противно – ведь это были не вы.

Джудит резко втянула воздух. Она была оскорблена, но в то же время его слова взбудоражили ее.

– Я не хотел вас оскорбить, – быстро сказал Уолтеф. Он попытался взять ее за руку. – Я не ходил к вашему дяде за разрешением, потому что ждал удобного момента.

– Похоже, вы из тех мужчин, кто ждет вечно. – Она вырвала руку, потому что они уже совсем близко подошли к главному зданию.

– Не в этом дело… – Он закусил губу. – Я боялся, что он мне откажет… и на этом все закончится.

– Если вы не спросите, – презрительно заметила Джудит, – то так и не узнаете, и он отдаст меня тому, у кого хватит смелости попросить у него моей руки.

Он вздрогнул, как будто она его ударила.

– У меня много недостатков, миледи, но среди них нет трусости.

Она видела, что обидела его, но не сумела найти слова примирения. Развернувшись, она скрылась в особняке.

– Вы были с ним слишком суровы, миледи, – заметила Сибилла.

Джудит резко повернулась к ней.

– Когда я захочу узнать твое мнение, я спрошу, – отрезала она. – Ты говоришь, сурова? Да ты и знать не можешь, что значит сурово!

– Он тоже, миледи, – пробормотала Сибилла, ничуть не напуганная яростью своей госпожи. – Он человек мягкий, а такие мужчины дороже золота. Вам следует быть с ним ласковее.

– Попридержи язык, или я тебя выгоню. Это приказ.

– Да, миледи, – произнесла Сибилла тоном, который ясно дал понять Джудит, что ее горничная думает по этому поводу.

Джудит повернулась и быстро вошла в зал. Уолтеф беспокоил ее. Ей хотелось положить голову ему на грудь и послушать, как бьется его сердце, и в то же время дать ему от ворот поворот. Так и не решив, как лучше поступить, она пришла к выводу, что его следует забыть. С этой мыслью она почувствовала облегчение, но почему-то пополам с непонятным желанием разрыдаться.