Страница 56 из 104
Само понятие монархической власти нуждается в адекватном времени и месту выражении своей сути. Для огромного большинства граждан монархия — это отживший, устаревший институт феодальной эпохи истории. Большинству внушена мысль, что все поиски новых государственных форм должны вестись в «трех соснах» разделенных властей, под «крышей» либеральной идеологии. И невдомек гражданам, что в этой упаковке им «торгуют» совершенно залежавшийся товар уже даже и не второй свежести.
Весь набор политического устроения жизни уже был испробован древними. Ничто не ново под луной. Еще мудрые греки поняли, что вряд ли какая власть может соперничать с монархией по эффективности и нравственным достоинствам последней, даже если она сама не всегда на высоте монархического принципа, идеала. Вся критика монархии построена не концептуально, но лишь по принципу исключительного заострения внимания на историческом негативе частного характера. Критика ошибок конкретного монарха не может являться веским основанием для отвержения самого принципа, тем более что последний в истории разных народов имел разные формы воплощения и, несомненно, ощущал на себе влияние времени и места. Монархия имела разные формы, и именно этому институту не откажешь в творческой гибкости. Например, традиционное самодержавие в Московской Руси сочеталось с самым свободным местным самоуправлением, каковое не снилось никаким современным, задавленным тоталитарной либеральной доктриной сообществам. Раз монархия имела в истории разные формы выражения, мы можем подозревать в этом факте залог того, что эти формы вполне могут быть насущной потребностью ближайшего будущего для нашего общества, при условии, что оно ощутит нормальное человеческое желание жить, а не умирать. Если мы живем в сообществе, построенном по примеру древних олигархических республик античных греков, существовавших в их многочисленных колониях, легкомысленно считая, что живем в суперсовременном обществе, то разве эта глупость является причиной для здоровой части нашего народа впасть в полное уныние и не попытаться делом доказать соотечественникам, что монархия в России была, по историческим меркам, совсем недавно и что она для нас институт не только не старый, но и не исчерпавший своих творческих возможностей? Вспомним забавное соревнование советской власти, когда она не только догоняла Америку, но и старалась достичь показателей по производству основных товаров народного потребления России образца 1913 года. Этот последний мирный год Российской традиционной государственности так и остался для Советов неприступной экономической вершиной. А их успехи послевоенного периода — это вообще сказочные показатели роста для сегодняшнего — не смешно ли — тотально ориентированного на экономику либерального режима. Возрождение монархии в России — это не шаг назад, в 1917 год, это шаг вперед именно с того места, с которого мы просто сбились с прямой исторической дороги. Если уж быть до конца последовательными, то мы должны сказать, что уклонение с начертанного нам Божественной рукой национального пути свершилось не в одночасье 2 марта 1917 года. Утрата Русским государством традиционных национальных основ началась в злополучном, по-видимому, 1667 году, когда были подвергнуты анафеме не просто старые церковные обряды, но и фактически 600 лет русской святости и русской государственности, бывшей внешней крепостной стеной для этой святости. Народ был лишен ощущения своей избранности как хранителя истинной веры, последнего ее хранителя на земле. Перефразируя слова Ф.М. Достоевского, подчеркнем, что, как только народ теряет уверенность, что только в нем одном заключена вся полнота человеческой правды, он теряет способность к государственному имперскому строительству. Для России ситуация сложилась еще более трагично. Утрата ощущения, что власть в России есть носитель этой единой и Святой Истины, свершилась тогда, когда на плечи русского народа уже легла имперская ноша. В 1721 году, с объявлением Петром в России Империи, для народа не сразу, но скоро стало ясно, что власть видит себя отныне только как светский авторитарный институт западного образца. Но быть Империей и официально слыть ею в рамках европейской политической системы XVIII столетия оказалось не одно и то же. Власть сама отказывалась от ноши священноначалия Царского служения. В 1763 году с законом о вольности дворянства главный служилый тягловый класс освобождается от государственной ноши и сознательно начинает отчуждаться от государства и государственных задач. Произошедшее закрепощение крестьян по западным образцам в форме личного подчинения барину оторвало народные массы от государства и прикрепило их к тому классу, который более не видел в нем особой для себя ценности. Все это усугублялось отступлением высшего слоя от православия, а монархов от национальных форм самодержавной власти, которая всегда имела опору в служилой национальной элите, опору в земском строе землепашцев и промышленников, опору в нравственном авторитете Церкви, наконец. С утратой элитой национально-культурной самоидентификации, с отчуждением государствообразующего народа в его подавляющей массе от Трона и, соответственно, от государства между тремя составными частями традиционного государственного организма в России стали образовываться буферные зоны, которые заполнил чужеродный элемент. Между Троном и национальным дворянством образовалась немецкая прослойка, между дворянами и массой народа выросло чудище безродной интеллигенции, подобно раковой опухоли для некогда могучего организма. Государство было обречено. Весь ужас в том, что 1917 год мог начаться не только в 1905 году, но и в 1881-м, когда был убит император Александр II.
Теперь совершенно ясно, что вне государства и помимо него у нас не могут существовать ни культура, ни народ, ни семья. Сам этнос, как биологическая единица, перестает без него существовать. Если для немцев тело народа — это его раса (и придумали это не нацисты, достаточно почитать немецких профессоров XIX века), то для русского народа в его биологическом единстве основной связующий элемент ее — государство! День сегодняшний — красноречивое тому подтверждение. И теперь на повестке дня стоит жизненно важный вопрос: быть или не быть нам как народу в текущем столетии.
Жизнь вообще и политическая жизнь в частности есть процесс обновления вечных истин на каждом новом витке истории. Новизны боится не традиционная государственность. Но лишь та, что утратила традиционный вектор развития. Именно в этот момент и появляется консервативное движение, которое является своего рода политической анестезией для умирающего государственного тела. Консерватизм — это не доктор, это — патологоанатом. Консерватизм цепляется за старое именно потому, что он не уверен в абсолютности и универсальности своих ценностных установок, которые, по его мнению, не выдержат напора новизны. Традиционная государственность и консерватизм — антиподы. Именно по этой причине в России перед 1917 годом и не было консервативной политической силы, так как главный, знаковый институт традиционной государственности — монархия сохранялась до конца исторической России и вдруг рухнула в одночасье, не дав времени сформироваться консервативному лагерю для защиты тех институтов, в которых консерваторы привычно видят свое — именно свое, а не общенародное! — благо.
Только единение масс с социальными институтами власти создает «скелет государства», который облекается затем плотью и кровью народного организма. Нелишне спросить современного россиянина, в каком все-таки обществе ему хотелось бы жить и растить своих детей? Кем он мыслит себя в этом обществе? Хочет ли быть просто бездушной функцией в механистической корпоративной машине, покрытой саваном либеральной утопии, где он под крики о свободе будет неумолимо лишаться всех прав и возможностей воспользоваться провозглашаемыми свободами, очень скоро превратившись в бессловесного раба, или желает быть полноправным членом живого организма, действительно личностью, а не личиной? При втором выборе он обязан согласиться, что такое достойное место человек может занять только в традиционном органическом государстве, где монархический принцип красноречиво свидетельствует о том, что народное сообщество есть семья, разросшаяся до размеров государства, в котором все граждане как члены этой семьи имеют безусловную ценность для самого государства и для главы семьи, олицетворяемой самим монархом!