Страница 35 из 104
Важно учитывать и такой аспект проблемы. В силу беспрецедентно заниженного, а по сути — отмененного избирательного ценза (нынешние возрастные ограничения можно не считать) все современные республики, или, выражаясь на языке мудрых эллинов, демократии, имеют сильнейший охлократический оттенок (в современном российском варианте — охло-олигархический). Поэтому применение четкого термина «государство» к современным государственным образованиям с чисто юридической точки зрения также неправомерно.
Аристотель допускал три варианта управления полисом — монархия, аристократия и демократия. Отметим, однако, что полис древних греков нельзя приравнивать к полноценному государству. Это скорее всего высшее из возможных состояние общины, в данном случае — территориальной. Тот же Аристотель видел, что полисная монархия вырождается в тиранию, полисная аристократия быстро превращается в олигархию, ну а полисная демократия становится пошлой охлократией. Современные антитрадиционные государственные образования показали, что в них охлократия, олигархия и тирания идут рука об руку, будучи перемешаны в самых причудливых комбинациях. Пример послереволюционной России дает тому множество ярчайших, просто эталонных примеров.
Но форма правления — это еще далеко не все, чем исчерпывается само понятие государственности. Ныне произошла подмена важной сути государства как такового. Исторически и метафизически государство — есть политическая составляющая земной жизни человека. Не экономические, но исключительно политические предпосылки лежат в основании любого истинного государства. Homo politicus есть нормальное состояние человека и гражданина, реализовывающего себя в рамках государства. Homo economicus — чудовищный проект по отчуждению человека от самого института государственности. Человеку экономическому государство не нужно, ведь оно для него источник расходной части, но никак не доходной. Не случайно сейчас вся политика, в сущности, подменена экономикой. Точнее, исконное понятие политики сведено к экономике. Материалистически понимаемое благосостояние граждан ныне оказывается для властей предпочтительнее (по крайней мере, на словах), чем духовное, нравственное и политическое воспитание вверенных им людей.
И тут мы вправе задаться вопросом: а что, собственно, понимают под властью те, кому она вроде бы сейчас принадлежит, каковы их философские взгляды на государство?
Архетип древнерусской государственности
Говоря об архетипе государственности, мы подразумеваем существование некоего канона, выражаемого через набор определенных традиционных институтов власти и их иерархическую структуру. Сохранением знаний о священных «началах», истоках всего существующего, занята Традиция. Форма сохранения и трансляции этой Традиции облечена в канон. Исторически сохранение канона обеспечивалось следованием определенному архетипическому образцу, который воспроизводил изначальную сакральную константу земного бытия. Канон являлся принципиальным условием функционирования определенного священного или культового пространства, выраженного определенным же государственным образованием или храмовым комплексом соответственно, и играл роль существенного организатора и регулятора социально-политической жизни человеческих сообществ. Канон организовывал «топос», если под «топосом» мы прежде всего понимаем священное местоприсутствие. Если говорить о каноне царства, то важно при этом помнить, что, по замечанию современного исследователя «топоса» культовых комплексов Шкурова, «возникновение своего эпистемологического поля в каждой отдельной религиозной культуре предусматривает акцентированную и разнообразную комбинацию топологических признаков, логику спряжения форм и смыслов». Он же считает, что «каждая отдельная вероисповедная доктрина, отправляющаяся от своего Св. Писания, способствует утверждению комбинаторных особенностей, группировок и перегруппировок топологического смысла» всей социальной системы. Из понимания канона вырастает и понимание заданной парадигмы развития и существования культурно-исторической общности, парадигмы, понимаемой как теоретическая модель, представленная через эталонный образец, выраженный в священном каноне. Духовная традиция, в таком случае, становится решающим фактором интерпретации и ретрансляции «внутренних смыслов» системы, ее внутреннего духовного содержания внешней материальной среды. Таким образом, традиционный подход к построению сакрального пространства социума предусматривает не просто реконструкцию, но постоянное возобновление исторически сложившихся основ и принципов системы, которые сохраняются благодаря взгляду на каноны как на сакральные константы бытия. Историческое сохранение канона обеспечивается неуклонным следованием определенным образцам, имеющим своим истоком седую древность и обладающим определенной знаково-символической системой, выражаемой мифом. Таким образом, в истории становления и развития традиционного общества и государства всегда, при всех эволюционных изменениях, содержится определенный канонический алгоритм. И в этом смысле мы можем говорить о канонической государственности или прямо о государственном каноне.
Для того чтобы осветить тему канонического архетипа отечественной государственности как некоей изначальной сакральной матрицы социального бытия, которой, как определенному эталону, следовало древнерусское общество в лице его верховных классов, обратимся к работе А.В. Петрова «От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы. К изучению древнерусского вечевого уклада». Речь в этой замечательной книге идет о становлении новгородского «республиканского» строя.
Сейчас в исторической науке принята несколько упрощенная схема, по которой Русь Владимирская развивалась со времен Андрея Боголюбского как монархическое государство, Русь Галицкая — как классическая средневековая олигархия, Русь же Новгородскую рассматривают исключительно как светоч национальной демократии, отдавая дань сегодняшнему поветрию на все «демократическое».
В книге А.В. Петрова убедительно показано, что Новгородская вечевая республика в самый начальный, да и зрелый период своего существования не имела ничего общего с сегодняшним расхожим представлением о демократии.
Более того, вопреки распространенному ошибочному мнению о прогрессивности республиканского строя в целом, автор показывает, что специфический вечевой уклад Новгорода представлял собой устойчивую общеславянскую архаику построения «классического» языческого социума. В нем не исключалась и очень важная, «монаршая» роль князя — предводителя дружины и верховного правителя, не лишенного сакрального отношения к себе со стороны подданных, роль жречества (впоследствии — духовное лидерство власти архиепископа) и власть полноправных членов новгородской общины, выраженная вечем и персонифицированная в образе посадника.
Очень похожее классическое построение древнеславянского общества можно найти у арабских авторов IX–X веков, когда они описывают древних вятичей (Вантит). Здесь мы тоже видим сакрального владыку на троне, который имеет много жен и чья функция заключается в самой персонификации верховной власти, имеющей неземной, по воззрениям язычников, источник. Рядом с верховным князем обязательно находится воевода, предводитель дружины. Высока в древнеславянском сообществе и роль волхвов и кудесников. Уже в то время у всех славян существуют также зачатки вечевого строя, т. е. совета полноправных общинников. Любопытно, что этот же архетип построения древнего социума нашел себе выражение и в древней Хазарии.
Новгородская вечевая республика нам интересна прежде всего тем, что эти древние институты развивались там и в более позднее время, приспосабливаясь к новым реалиям христианского социума, что для Руси стало явлением необычным.
Обратимся непосредственно к мыслям А.В. Петрова. Он, в частности, пишет: «…строй древнерусских вечевых собраний свою первоначальную санкцию получил в рамках дохристианского сознания и нес на себе его отпечаток. Важнейший признак русского средневекового права — неделимость верховной власти, нераздельность действий ее форм восходит к «одиначеству» вечевой эпохи, предполагавшему как христианскую, так и языческую трактовку. Вечевое «одиначество» имело не только политический, но и религиозный смысл, которое Христианство стремилось переработать в своем духе». Нетрудно заметить, что именно в этом «одиначестве» и за этой постоянной вечевой фрондой, столь досаждавшей князьям и царям Московским, уже крылись те принципы единоличной власти Самодержца, которые будут раскрыты и поняты соборным русским сознанием позднее и зафиксированы в Грамоте 1613 года.