Изувер

Мосол решительно начал:

— Вы, наверно, слышали про Кушнарева, Эмма Александровна?

— Слышала, да. Пропал без вести. Находится в розыске.

— Это мы его замочили, Эмма Александровна.

Рыбок он в нашем водохранилище кормит. Второй месяц.

Мосол остановился, смотрел на Крайко — как прореагирует на его сообщение следователь прокуратуры?

Эмма Александровна прореагировала нормально: в обморок не упала, за сердце не схватилась, глаза круглыми не стали. И квадратными тоже. Она спокойно, как врач выслушивает своих пациентов, кивала. Подумала: «Ну, слава Богу, на одну сволочь в Придонске стало меньше». Вслух, разумеется, этого не сказала.

Подняла трубку телефона, набрала номер Костенкина, произнесла ровно:

— Валентин, зайди. Возьми бланки протоколов, ручку, писать будешь. Ты же знаешь, я не люблю.

И засмеялась, когда Костенкин ответил: «Руку уже сводит от этой писанины, Эмма Александровна. Скоро, видно, на инвалидность перейду».

Минут через пять он явился — с двумя шариковыми ручками и бланками. Глянул вскользь на Мосола и Колорадского Жука, сказал: «Здравствуйте, господа».

«Господа» промолчали.

— Давние мои знакомые явились, Валентин, — представила их Крайко. Между прочим, с повинной. Я всей душой этот факт приветствую.

И должна сообщить, что следствие все равно на вас, ребята, уже вышло. Оперативники мне ваши имена уже называли… А что вы о Перегонцеве можете сказать, кстати? Пока вот Валентин Сергеевич не начал писать.

— О Мотыле, что ли? — уточнил Мосол.

— Да, о нем. Зачем он в СИЗО полез? Кто его надоумил?

Бандиты поскучнели.

— Это надо у Кашалота спрашивать, Эмма Александровна, — буркнул Колорадский Жук.

— Ну, Кашалот теперь ничего не скажет…

Ладно, сейчас поговорим, подпишете протокол, а потом поедем, посмотрим, где вы его упрятали…

Постановление на задержание выписывай, Валентин, — не меняя интонаций, распорядилась Крайко. — Оперативников вызови. Машину надо заказать часа на… два. Да, после обеда. Глянем, где Борис Григорьевич Кушнарев упокоился, царство ему небесное.

Дальнейший разговор-допрос шел в кабинете обыденно. И опытные преступники, и опытные следователи вели себя сдержанно, эмоций особых не проявляли. Мосол и Колорадский Жук обращались к Эмме Александровне на «вы», а она запросто «тыкала» всем троим мужчинам, и все трое относились к этому как к вполне законному положению вещей. Да так оно и было: с ними говорила седовласая, пожившая женщина, годящаяся по возрасту всем троим в матери, и к тому же — докавевоем деле, мастер, признанный авторитет. И справедливый человек. Мосол и Колорадский Жук знали, что с Эммой Александровной надо говорить без дураков, не хитрить и не юлить, и только в этом случае можно рассчитывать на ее помощь. Крайко, если пообещает, сделает. Она человек слова.

Но как все же тяжело рассказывать о своих похождениях! И максимально правдиво отвечать на вопросы следователей.

Велик соблазн что-то недоговорить, свалить вину на другого.

Рассказывать же Мосолу и Колорадскому Жуку предстояло много.

Через день, когда с помощью водолазов из водохранилища было извлечено тело Кушнарева, в Придонске были задержаны несколько человек.

Мерзляков, два бывших его оперативника из Заводского РОВД, которые выколачивали в свое время «признания» из Перегонцева — Мотыля, шофер Кашалота, два его телохранителя. Предупреждены о невыезде из города продавцы киосксв фирмы «Братан и K°», секретарша, а также мать Кушнарева.

Следственная бригада областной прокуратуры под руководством Крайко начала масштабное и скрупулезное следствие по делу Б. Г. Кушнарева, убитого в апреле текущего года.

На допросах всплыла и трагическая история с семьей Вшивцевых: Мосол с Колорадским Жуком указали место захоронения несчастных стариков…

Разматывало следствие и подробности убийства Гейдара Резаного. И в этой истории не обошлось без признаний Мосола и Жука.

Но все чаще мелькало в показаниях допрашиваемых: «У Кушнарева был киллер, который и расправлялся с этими погибшими. Лица его никто не видел, так как он всегда приезжал на машине Кашалота и был в маске… Он и казнил всех этих несчастных…»

Говорили об этом и Мосол с Колорадским Жуком. Они были опытными урками, знали, в каком направлении можно гнать волну.

Но и Крайко с Костенкиным тоже не были начинающими следователями делали вид, что верят…

Оба они уже знали имя «киллера в маске».

Знали и то, что офицеры Мельникова вместе с «топтунами» «семерки» следят теперь за каждым шагом Павла Волкова, слушают его телефонные переговоры.

Оперативники, как было приказано, все еще не теряли надежды на то, что им каким-либо образом удастся обнаружить место, где Шакал-Койот прячет оружие.

Койот находился теперь почти под круглосуточным наблюдением офицеров управления ФСБ.

Глава 31

ЖАДНОСТЬ СГУБИЛА

Искать в конце апреля девяносто пятого «прошлогоднюю» женщину в серой плиссированной юбке и красной кофточке — занятие не из легких.

Если бы тогда, в августе, не откладывая, по горячим следам, дело было доведено до конца, если бы не случились эти вечные межведомственные нестыковки…

Грустная правда жизни, увы: время было упущено.

Тем не менее подполковник РУОП Костромин горячо взялся за работу. Надо было исправлять ситуацию. И шансы, он это чувствовал, у милиции были.

Он лично встретился с двумя пожилыми женщинами, которые в прошлом году навещали в туберкулезной больнице свою занедужившую подругу. Женщины с трудом, но все же вспомнили ту молодую бабенку в красной кофточке и серой плиссированной юбке, которая уехала на «КамАЗе», не дождавшись автобуса, и свои показания.

— Еще в этот грузовик двое запрыгнули, — вспомнила одна из свидетельниц. — Молодые мужчины. Я их до этого момента не видела, на остановке они не стояли. А когда «КамАЗ» тронулся, они откуда-то взялись…

— Вы это точно помните? — сейчас же спросил Костромин.

— Конечно, Владимир Григорьевич! — даже обиделась женщина. — День же был, солнце…

А запомнилось потому, что мы долго стояли, измаялись. А тут люди сели в грузовик и поехали. А с этой девушкой в красной кофточке мы перед этим разговаривали. Власть поругали, больницу, что даже скамейки тут не поставили, хоть на землю садись. Мы ведь люди пожилые, ноги уже не те. Ну вот. Девушка эта…

— Ну какая она девушка! — поправила вторая свидетельница. — Ей за тридцать, не меньше.

— Ну хорошо, молодая эта женщина, — продолжала первая свидетельница. Вот мы с ней поговорили, потом она увидела, что из больничных ворот вышел шофер «КамАЗа», подошла к нему, что-то сказала, мы не слышали, грузовик далеко стоял, у забора; потом залезла в кабину, и они уехали. А когда машина тронулась, amp;нее эти двое запрыгнули.

— Девушку эту, если покажем, сможете узнать?

— Да кто знает! Давно же это было. Надо бы поговорить с ней, рядом постоять. Я могу ее, наверное, по голосу узнать.

— Беленькая такая, довольно упитанная, в темных очках была, припоминала вторая свидетельница.

— Встречу мы организуем, — пообещал Костромин.

Свидетельниц долго уговаривать не пришлось, они охотно согласились помочь милиции.

Опасного тут ничего не было. Костромин просил их опознать женщину, которая села в кабину «КамАЗа», стояла перед этим с ними на остановке.

Чтобы не пугать свидетельниц, Костромин не стал говорить им об убийстве шофера Крылышкина, сказал лишь, что они, милиция, проводят оперативно-следственные мероприятия.

Разработка подозреваемого — вещь муторная, трудоемкая. Человек изучается со всех сторон: и дома, и на работе, и во взаимоотношениях с другими людьми. И продолжается это недели, месяцы, а иногда и годы.

Подполковник Костромин ничего нового выдумывать не стал — вместе с Игорем Саженцевым они отправились на работу Валентины Клепцовой, в столовую при институте «Электроника», двадцатиэтажное здание которого стеклянным сверкающим параллелепипедом торчало в самом центре Левобережья, недалеко от Дмитровского рынка.