Страница 100 из 102
— Нет! — воскликнула она, слишком потрясенная, чтобы о чем-то думать. — Мой отец умер!
Мужчина шагнул вперед, в центр комнаты. Его лицо казалось изможденным, глаза блестели.
— Доченька, милая, прости меня, — прошептал он. Софи похолодела. У ее отца был необычный голос, который Софи не могла забыть, — он звучал одновременно и грубовато, и мягко, в нем словно сочетались хруст гравия и шелест шелка… Их взгляды встретились. Вся душа Софи рванулась навстречу этому человеку, и из груди вырвался радостный крик.
Джейк окаменел, когда Софи бросилась к нему на шею.
— Отец! — Она задыхалась, стискивая его в объятиях, прижимаясь щекой к его груди. И Джейк нерешительно поднял руки, обнял Софи, склонился над ней, и на его глазах показались слезы.
— Доченька… — прошептал он. — Ох, Господи, я и не думал, что настанет такой день…
Сюзанна, перестав плакать, смотрела на них, объятая страхом, а Эдвард улыбался, и его сердце переполняла радость.
Несколько минут они говорили как безумные. Софи хотела узнать сразу все, хотела выяснить, как ее отцу удалось избежать смерти, и как он ускользнул от британской полиции, и где скрывался все эти пятнадцать лет, и как давно приехал в Нью-Йорк, и какие у него планы на будущее… И еще она хотела, чтобы Джейк участвовал в церемонии венчания. Сюзанна была не в состоянии вымолвить ни слова, но Виктория, Регина, Рашель и Эдвард тут же отвергли последнюю идею.
— Милая, — сказал Эдвард, — мы не можем рисковать. А вдруг твоего отца узнают. Правда, прошло уже пятнадцать лет после его отъезда, но осторожность не помешает.
Софи схватила руку отца и крепко сжала ее, понимая, что должна согласиться с доводами Эдварда, хотя ей всем сердцем хотелось, чтобы именно отец повел ее к алтарю. И Софи медленно кивнула, постепенно начиная понимать, что означает присутствие здесь живого Джейка О'Нила и что оно может предвещать. Она повернулась к Эдварду:
— Но после венчания, дорогой, пожалуйста, мы не могли бы на несколько дней отложить свадебное путешествие?
Он обнял ее за плечи.
— Конечно, мы это сделаем.
Глаза Софи наполнились слезами.
— О, Эдвард, это самый замечательный подарок в моей жизни! Ты вернул мне отца — живым! Спасибо!
Эдвард прижал ее к себе и нежно поцеловал в дрожащие губы.
В дверь торопливо постучали, и в комнату заглянул Слейд.
— Эдвард! Тебе бы лучше пойти в церковь, да поскорее, пока отец Харпер сам не отправился тебя искать, а если он увидит всю вашу компанию, он захочет, пожалуй, задать несколько вопросов. Я уж и так изо всех сил удерживаю там Ральстона, но он теряет терпение и вот-вот тоже явится сюда, если не ошибаюсь!
Братья переглянулись.
— Еще минуту, — сказал Эдвард. Слейд кивнул и исчез. Эдвард с улыбкой посмотрел на Софи, потом перевел взгляд на Сюзанну:
— С вами все в порядке?
Сюзанна кивнула, но было видно, что она дрожит.
Софи думала, что Сюзанна тоже впервые увидела Джейка после разлуки, но вдруг заметила, как ее мать смотрит на него, — и ей пришло в голову, что это не единственная их встреча за пятнадцать лет. Но этого просто не могло быть. Нет, невозможно поверить, что Сюзанна знала все это время, что ее муж жив…
Сюзанна глянула на дочь и тут же отвела глаза.
— Не беспокойтесь, — сказала она, вскидывая голову и стараясь не смотреть на Джейка. Она так и не обменялась с ним ни словом. — Наверное, ему сейчас лучше уйти.
Софи застыла на месте, внезапно испугавшись. Она поняла, что ее семье предстоит решить множество проблем из-за того, что Джейк О'Нил внезапно вернулся в их жизнь. Но она знала: все это не так уж важно по сравнению с тем, что ее отец действительно жив! И Софи знала, что она никогда не расстанется ни с матерью, ни с отцом, независимо от того, какие отношения сложатся между бывшими супругами, и от того, какой может разразиться скандал…
Джейк еще раз обнял Софи.
— Это самый прекрасный день в моей жизни, — негромко признался он, — и дело не только в том, что ты выходишь замуж. Главное — ты снова со мной, и мы можем поговорить, как положено отцу и дочери. Я люблю тебя, Софи. Ты — единственное, что привязывало меня к жизни все эти годы, лишь ты не позволила мне сломаться и погибнуть.
Софи прижалась к нему.
— И я люблю тебя, папа! И всегда любила. Мне ужасно не хватало тебя. Мы завтра поговорим не спеша, вдвоем. Я так волнуюсь, я просто поверить не могу, что мы теперь сможем много времени проводить вместе, не могу дождаться…
Джейк усмехнулся:
— Ну, после стольких лет я вполне могу подождать денек. — Еще раз поцеловав Софи, он с искренним уважением пожал руку будущего зятя. — Я признателен и обязан тебе, Эдвард.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Эдвард. И мягко добавил: — Добро пожаловать домой, Джейк.
В янтарных глазах Джейка мелькнула насмешливая искра.
— Добро пожаловать в семью О'Нилов, Эдвард. — И, широко шагая, он вышел из комнаты.
— Ну, мне тоже пора бежать, пока отец Харпер или твой отчим не отправились на поиски, — сказал Эдвард.
И тут его глаза сверкнули искренним восхищением. — Софи, как ты прекрасна!
Она улыбнулась, хотя в ее глазах все еще стояли слезы.
— А я уж думала, ты этого так и не заметишь.
Софи услышала, как снова заиграл орган. Бенджамин, улыбаясь, подал ей руку. Софи приняла ее, чувствуя, как ее глаза застилают слезы радости.
Бенджамин повел ее по усыпанному лилиями красному ковру — к алтарю. Софи улыбалась сквозь слезы. Эдвард, стоя у алтаря рядом со священником, смотрел на нее. Эдвард был именно таким, каким она представляла его в этот день… Рядом с ним стояли его отец и брат, а по другую сторону алтаря — Сюзанна, Рашель, Виктория и Регина. Взгляд Софи отыскал отца, сидевшего в глубине церкви и с улыбкой смотревшего на нее. Софи снова взглянула на Эдварда, и ее сердце загорелось радостью. И когда она шла к нему, в облаке белых кружев и шифона, они не сводили глаз друг с друга. Да, это был прекраснейший момент в ее жизни. Судьба наградила ее величайшим даром — даром любви.
Часть четвертая
«ПРОЩАЙ, НЕВИННОСТЬ»
Эпилог
Нью-Йорк, 1993 год
Девушка быстро шла по Парк-авеню, пробираясь сквозь плотную дневную толпу, и шаг ее был широк и легок. Высокая, около шести футов ростом, она была в узких черных кожаных джинсах, строгой белой блузке-рубашке под классическим черным кардиганом, талию стягивал широкий пояс «Донна Кара» с тройным рядом золотистых цепочек. Ее густые черные волосы были коротко подстрижены. Каждый встречный, будь то мужчина или женщина, невольно бросал на нее взгляд, гадая, кто такая эта девушка. Она была необычайно хороша собой, говорили, что красоту она унаследовала от деда.
Мара Деланца миновала прикрытые навесами окна «Дельмонико» и свернула к аукциону «Кристи», швейцар распахнул перед ней двери. Сердце Мары билось слишком быстро, но не от торопливой ходьбы, а от волнения. По ее подсчетам, лот номер 1502 должен быть выставлен около двенадцати часов. Но если торги по предыдущим лотам пройдут быстро, это может случиться и раньше. А было уже одиннадцать сорок пять.
Не обратив внимания на нескольких неприметно одетых мужчин, явно охранников, Мара быстро прошла в зал аукциона. Большинство мест оказалось занято. И сердце Мары забилось еще быстрее, когда она обнаружила, что лот номер 1502 будет выставлен на продажу следующим.
Мара проскользнула в кресло последнего ряда, ее рост позволял ей и отсюда видеть все без помех. Аукционист представил Вламинка. Цена дошла уже до ста тысяч долларов. Мара открыла свой каталог и, быстро пролистав его, нашла в списке работу своей бабушки, о которой так много слышала, бабушка всегда жалела, что продала эту картину.
«Лот № 1502. „Прощай, невинность“. Софи О'Нил, 1902, холст, масло. Владелец — аноним. Начальная оценка — 50 000 долларов».
Мара закрыла каталог, думая, как хорошо было бы, если бы бабушка дожила до этого дня. Она бы порадовалась, что ее картина «Прощай, невинность» вновь появилась перед зрителями после того, как о ней ничего не было слышно в течение девяноста лет. Но бабушка умерла в 1972 году, а дед через шесть месяцев после нее; им обоим было уже за девяносто, но они сохранили бодрость духа и были по-прежнему влюблены друг в друга. Мара нередко слышала, как бабушка огорчалась из-за того, что «Прощай, невинность» была продана сразу же после ее первой выставки в Нью-Йорке в 1902 году. Картину купил какой-то русский аристократ и увез из Америки, эта картина стала частью его обширной коллекции, спрятанной ото всех во дворце неподалеку от Санкт-Петербурга. Дворец был разрушен то ли во время первой мировой войны, то ли во время революции, и считалось, что работа Софи О'Нил при этом погибла.