Страница 22 из 35
Я на редкость быстро прошел регистрацию и пограничный контроль. Купив традиционные бутылки коньяка «Хеннесси ХО» и виски «Гленфидик 15 лет», я буквально побежал в бизнес-лонж. Набрал слоеных пирожков с капустой и яблоками, взял эспрессо с молоком и разместился, как всегда, в маленьком закутке у телевизора. Ну что ж, теперь в тихой обстановке можно прикинуть, что мы имеем в результате активно изменившейся обстановки на поле битвы.
«Итак, – мысленно начал я монолог, – на нынешнем жизненном этапе у меня вновь образовались две любимые и одна жена, причем действующая. Предположим, – я откусил пирожок, глотнул кофе, – сегодня в Швеции я договорюсь о разводе, останутся только две любимые женщины. Уже лучше, но с другой стороны, у нас с Мариной может быть грандиозный скандал, к которому добавится колоссальная проблема, связанная с разводом. Если получится, то надо выработать определенный статус-кво и ограничить общение с любыми женщинами на расстояние вытянутой руки. Будут ли терпеть эту ситуацию Ольга с Викторией? Не думаю. Но даже если будут, то как мне разобраться с ними? Да, между прочим, благополучно договорившись о разводе, я все равно столкнусь с проблемой выбора. Какое-то нерешаемое у меня получилось уравнение. Софистика, яйцо и курица, что было раньше?»
К счастью для моей закипающей головы, объявили посадку на Стокгольм и я не спеша побрел к самолету.
В аэропорту Арландо меня встречала Алина. Разговаривать она явно не хотела, а когда я попробовал поцеловать ее в щечку – отвернулась. Без твердости в голосе, поскольку чувствовал себя виноватым, я попытался разговорить дочку:
– Как погода? Тишина.
– Как вы подготовились к Рождеству? Тишина.
– Как мама? Опять тишина. Я взорвался!
– Алина, кто дал тебе право так вести себя со мной? Я если и виноват в чем-то, то перед мамой, но не перед тобой!
– Папа, ты, правда, хочешь услышать ответ?
– Да, конечно!
– Вряд ли я открою тебе что-нибудь новое. Но раз хочешь – слушай! Всю жизнь ты жил только собственными интересами. Маму любил, потому что тебе так было удобно, писал учебники, потому что тебе это нравилось, зарабатывал деньги, потому что тебе доставляло удовольствие пользоваться ими…
– Но вы тоже пользовались и пользуетесь моими деньгами! – с возмущением перебил я.
Алина тем не менее как ни в чем не бывало продолжала:
– А ты кого-нибудь из своих близких спросил, может, им не нужно столько денег, а они хотят иметь отца и мужа, а кто-то и любовника?
– Какая же ты неблагодарная дочь!
– Нет, папа, я просто очень тебя люблю. Вот и все. Ты у меня один-единственный, другого не будет. И даже желанный принц на белом коне будет значить для меня меньше, чем ты и мама. Пожалуйста, постарайся понять!
У меня выступили слезы, и я с трудом сказал:
– Я понимаю! Прости меня, дочка!
После этих слов всю дорогу до дома мы провели молча, каждый, по-видимому, анализируя происшедшее – высшую степень откровенности между отцом и дочерью, высказанную всего за несколько секунд.
Я не люблю маленькие городки. Мне кажется, что жизнь в них остановилась и медленно дрейфует по течению. Не спеша люди идут на работу, не спеша рожают детей, так же неспешны и их похоронные процессии, наверное, и любовью они занимаются без страсти, тоже неспешно. При этом не имеет ни малейшего значения, в какой стране расположено селение. Сонные городки есть во всем мире. Я видел их в Америке, Германии, Швейцарии и даже – трудно себе представить – в бурлящей в бесконечном движении Италии. Но чемпионами по круглогодичной спячке являются наши скандинавские соседи, и особенно Норвегия и Швеция.
Вероятно, это ощущение возникло оттого, что родился и вырос я в Москве, а значит, с молоком матери впитал ритм и дух большого города. Почему-то эта мысль возникала у меня, когда я въезжал в маленький и уютный городок Никопинг, находящийся в восьмидесяти километрах к югу от Стокгольма.
В этот раз я думал совсем по-другому. Я восхищался игрушечными старинными домами в центре города. Мне нравились без гламурной роскоши одетые горожане, бредущие от магазина к магазину в поисках рождественских подарков. Меня радовала нелепо украшенная большая елка в центре города, на которую я прежде никогда не обращал внимания. В голову приходили дурацкие мысли: «Неужели я больше никогда сюда не вернусь и это мое последнее Рождество в этом райке с моей (пока еще моей!) семьей?»
Дом, в котором жила Марина, был расположен в трех минутах ходьбы от центра. На тихой улочке, по соседству с домами простых шведов-врачей, адвокатов, профессоров местного колледжа, водителей автобусов и даже беглых косовских албанцев. Парадоксом нашего северного соседа являлось то, что в Швеции все люди были простыми, за исключением членов королевской фамилии. Именно поэтому на улице застрелили идущего без охраны из кино премьер-министра страны – легендарного Улофа Пальме, а много лет спустя в центральном универмаге зарезали министра иностранных дел Анну Линд. Все депутаты сами сидели за рулем, а бизнесмен, приехавший на встречу с охраной, был такой же редкостью в Стокгольме, как свободно гуляющий по улицам Москвы бурый медведь.
Как только моя семья переехала в Никопинг, Марина, прогулявшись по улицам городка, объявила:
– Я хочу жить только на улице Бломменсховаген!
Я не возражал, поскольку у меня уже тогда был роман с Ольгой и хотелось что-нибудь сделать, чтобы загладить свою вину. Несколько месяцев ушло на поиск выставленного на продажу дома, и когда мы, наконец, его купили, Марина вновь твердо сказала:
– Я хочу снести старый дом и построить новый!
И опять я не возражал. Марина, вспомнив свою профессию, а она, так же как и я, была инженером-строителем, с увлечением взялась за проектирование и строительство нового дома. Сейчас я пожинал плоды проявленной много лет назад активности.
У нас был один из самых красивых и функциональных домов в районе. Стандарт жилых домов в Швеции предполагает потолки в комнатах высотой в два метра сорок сантиметров. Для меня, последние годы живущего в квартирах с четырехметровыми потолками, такие низкие потолки были неприемлемы. Поэтому я предложил, не меняя общего местного стандарта, на первом этаже сделать несколько ступеней вниз из холла в гостиную. Мы получили потолки в огромной, по скандинавским меркам, сорокаметровой гостиной выше трех метров. Принимал я активное участие и в работах по озеленению прилегающего участка. Участок рядом с домом был традиционным для шведских городков – максимум сотки четыре, и росло на нем несколько фруктовых и декоративных деревьев, посаженных мною.
Я отдавал команды и согласовывал посадку сотен, а может быть, и тысяч деревьев, в том числе и на моем участке в Подмосковье, а вот собственными руками посадил только два фруктовых дерева в Никопинге – сливу и черешню. Моя жена Марина относилась к созревшим плодам равнодушно, зато Алина в тех случаях, когда во время урожая она бывала в Швеции, непременно звонила и комментировала: «Папа, только что съела сливу с твоего дерева. Это самая вкусная слива, которую я пробовала в жизни!» Или: «Сегодня ела твою черешню, она вкуснее, чем азербайджанская». От всего этого я должен был в ближайшие несколько часов отказаться. Не исключал я, что вижу дом и сад сегодня в последний раз.
С такими мрачными мыслями я вошел в дом, подошел к Марине, поцеловал ее в щечку и традиционно выставил на стол в гостиной купленные в аэропорту бутылки.
Жена, словно меня не видя, спросила у дочери:
– Как дорога? Не скользкая?
– Нормальная, ее уже почистили после ночного снегопада. А что, ты куда-то собираешься?
– Да! – абсолютно равнодушным голосом и опять не глядя на меня, ответила Марина. – Хочу поехать в Стокгольм в оперу, а потом поужинаю с друзьями.
– А как же я? – наигранно-недовольным тоном спросил я.
– А что ты? Ты так долго ехал… – начала Марина, явно заводясь сильнее и сильнее после каждого следующего произнесенного слова, – что я уже решила тебя не дожидаться и начать судебный процесс!