Не искушай меня

– Саймон? – испуганно вскрикнула она, внезапно оказавшись под ним.

– Всякий раз, как вы смотрите на меня, вы молите меня о наслаждении. – Встав на колени между ее широко раскинутыми ногами, он начал снимать с нее сапоги. – Вы едва не свели меня с ума. Не говорите ничего, не то я овладею вами, даже не раздев.

Несмотря на отсутствие опыта, Линетт догадывалась, что все обычно происходит несколько в ином порядке.

Мысль о том, что она была с мужчиной с незаурядными аппетитами и незаурядным мастерством, заставляла ее дрожать от предвкушения несравненного блаженства. Она чувствовала, что возбуждена до предела, она подступила к самому краю и вот-вот готова была взорваться от восторга.

Саймон снял с нее сапоги, и по коже ее побежали мурашки. Саймон, должно быть, заметил, что с ней происходит, потому что замер на миг, а потом начал массировать ей икры, успокаивая. Он разминал ей икры, двигаясь сверху вниз, к обтянутым чулками ступням, вдавливая большие пальцы в подъем ступней. От его чувственных прикосновений по телу разлилось тепло и между ног стало жарко, словно не ступни массировал он, а то самое чувствительное место между бедрами.

Линетт застонала от восторга и закрыла глаза.

Саймон поцеловал подъем ее ноги и принялся расстегивать ее бриджи.

Теперь, когда Линетт лежала с закрытыми глазами, потрескивание поленьев в камине и звуки, сопровождающие любовные забавы гостей, слышались ей более отчетливо, и эти звуки образовывали еще один слой в коконе чувственности, что обволакивал ее. Кровать пахла Саймоном, чистым запахом мужественности. Линетт повернула голову, уткнулась носом в простыню и глубоко вдохнула.

– Я хочу почувствовать твой запах у себя на коже, – призналась она, и, не замечая того, цепко сжала в кулаках простыню, потому что Саймон принялся целовать ее живот.

Он слишком сильно дернул за пояс бриджей, и Линетт услышала звук рвущейся ткани и улыбнулась.

– Держись крепче, – приказал он.

Он подсунул под нее руки и приподнял. Она цепко ухватилась за его предплечья, резко втянув в себя воздух от неожиданности. Одним рывком он поставил ее на ноги.

Одно движение, и бриджи ее уже валялись на полу. Рубашка потребовала не намного больше усилий. Он стянул ее через голову, оставив на Линетт одни чулки.

Странно, но она чувствовала себя так, словно на ней слишком много одежды.

Саймон поднял ее на руках.

Линетт откинула голову и удивленно смотрела на него широко открытыми глазами. Мозг ее силился переварить вал накрывших ее ощущений – грудь ее, прижатую к его влажной коже, слегка покалывала жесткая поросль у него на груди, прохладный воздух целовал ее ягодицы, спина ее опиралась на крепкие мужские руки.

Лицо Саймона свела гримаса желания. Возможно, отсутствие нежности в его чертах должно было напугать ее, но в нем ее ничто не могло испугать. Линетт знала, так, как может знать только женщина, что в этот момент все, что имело для него значение, заключалось в ней, и в ней одной.

Саймон вновь уложил ее на кровать. Он стоял над ней и пожирал взглядом. На смену глазам его пришли руки. Саймон нежно провел пальцами по красным следам, оставленным на груди тесным корсетом. To не было прикосновением, призванным соблазнить, то была ласка, призванная утешить ее, без слов сказать, что он находит ее красивой даже и с этими следами на коже.

Линетт боролась с собой, не желая закрывать глаза. Она боролась с ощущением покорности и ранимости. Теперь ее тело больше ей не принадлежало. Оно горело, и сжималось, и вздрагивало для него, и тело ее игнорировало любые попытки мозга взять власть над телом, любые волевые усилия, которые она могла бы предпринять, чтобы привязать Саймона к себе еще сильнее.

– Какая красивая грудь, – пробормотал он и провел ладонями по восставшим соскам. – Такие чудные соски.

Саймон прижал Линетт к матрасу, и черная завеса его шелковистых волос коснулись ее груди. Дыхание его было жарким и влажным над восставшими сосками. Он подул на один.

– Саймон, – прошептала Линетт, любуясь им, словно сама не могла поверить в то, что такое сильное, такое мощное и чувственное существо с такой щедростью дарит ей одной свою страсть. – Прошу…

Он посмотрел на нее слегка озадаченно и очень пристально.

– Прошу тебя!

Он лизнул ее шершавым языком. Она выгнулась и закричала.

– Ты этого хочешь? – низким шепотом спросил он.

Рот его приоткрылся, обнажив белые ровные зубы. Он слегка прикусил нежную плоть перед тем, как обхватить сосок зубами.

– Да, – всхлипывая, простонала Линетт и прогнулась ему навстречу.

Одной рукой он ласкал ее грудь, а другой скользнул вниз, накрыл бедро.

– Лежи смирно, – приказал он и приподнял голову, глядя на нее.

– Ты нужен мне.

От его улыбки низ живота у нее спазматически сжался.

– Я знаю.

Линетт затаила дыхание и не смела вздохнуть, когда рука его легла ей на лоно и пальцы взъерошили светлые кудрявые волоски у скрещения ног. Дерзкий палец его раздвинул влажные складки и провел вверх и вниз. Мучительное наслаждение пронзило ее. Линетт беспомощно раскинула ноги. Теперь она не знала стыда. Стыд остался где-то там, в прошлом.

– Такая горячая и влажная. – Саймон облизнул губы, и Линетт застонала.

Голова ее металась из стороны в сторону, когда он принялся исследовать все закоулки там, внизу. Линетт чувствовала, как пульсирует там, внизу, кровь. Она не знала, что с ней. Слезы лились у нее из глаз, и она не в силах была их сдерживать.

Кончиком пальца он обвел вокруг увлажненного входа. Внутренние мышцы сжались, словно отказывая ему в доступе. Он чуть-чуть протолкнул палец внутрь. Тело ее жадно втянуло в себя его палец, увлекая дальше, в глубину, туда, откуда исходили пульсации.

– Господи, – пробормотал он, – ты такая тугая и жадная.

– Возьми меня, – в отчаянии взмолилась она, терзаемая ощущением пустоты.

Она подняла руку и погрузила ее в густую шелковистую массу его волос, потянула его за волосы к себе.

– Еще рано. – Сейчас в его голосе сильнее ощущался ирландский акцент.

Она обожала этот акцент. Она, кажется, все в нем обожала. Все, кроме этих двух слов.

– Я не могу больше. – Ее сильно трясло, она превратилась в существо, сотканное из острого томительного желания.

– Ты всего меня получишь, тиаска. – Он усмехнулся перед тем, как приникнуть губами к ее груди.

– Тиаска? – повторила она. Глаза ее защипало от восторга, с таким благоговением он произнес это слово. – Тиаска… Что это значит?

– Мое сокровище. – Губы его плотно сомкнулись вокруг отвердевшего соска. Ее охватил невыносимый жар, и Линетт заметалась под Саймоном, изнемогая от наслаждения.

Вот, что ей было нужно, вот чем она не желала поступиться ради своей семьи и того будущего, что было для нее уготовано. За всю ее жизнь только Саймон смог вызвать в ней чувство абсолютного доверия к себе, смог разбудить в ней желание, над которым не властен разум. Если это все, что он мог ей дать, она примет этот дар без страха перед расплатой и будет хранить о нем сокровенную память, как и он сохранит сокровенную память о ней.

Язык его обвил тугой и твердый сосок, прижал его к нёбу. Саймон сильно втягивал сосок в себя, и всякий раз щеки его глубоко западали. Невидимая нить протянулась от ее соска к лону, и лоно ее сжималось в такт его ласке. Палец Саймона, что был у нее между ног, проник глубже, теперь вся фаланга была внутри ее. Кожа ее горела, лоб покрылся испариной.

– Саймон!

Он подвинулся, накрыл губами ее рот. Сейчас он касался большим пальцем чувствительного узелка повыше того места, куда он вошел в нее указательным пальцем. Наслаждение жаркой волной стремительно прокатилось по телу. Не отдавая себе ни в чем отчета, Линетт выгнула спину и громко застонала. Он пил ее стон губами. Лоно ее сжалось, как кулак, затем облегченно разжалось, отпустило. Влага омыла ее тело, и палец его беспрепятственно проник глубже.

Она едва почувствовала боль. Даже не боль – легкое пощипывание. Дискомфорт, вызванный разрывом девственной плевы, едва стоил внимания на фоне того, что творил с ней первый в ее жизни оргазм. Потеря ею девственности, казалось, гораздо сильнее подействовала на Саймона, чем на нее. Его стон был громче, чем ее крик. Его всего крупно затрясло. Поцелуи его стали жарче, короче. Палец его входил и выходил из нее медленно, он словно поглаживал нежные ткани вскрытого им лона.