Страница 23 из 55
Еще более определенно высказываются Бертран де Жувенель и Фред Полак. Так, де Жувенель прямо заявляет, что термину «футурология», который дает повод для научных иллюзий и вводит в заблуждение общественность, он предпочитает изобретенный им термин «futuribles», акцентирующий внимание на неоднозначности будущего, на веерообразном характере предстоящего развития событий.[75] Полак, иронизируя насчет «футурологов без футурологии», в свою очередь, предостерегает против реальной опасности вырождения ее в «футурократию»,[76] иначе говоря, в стремление с помощью тщательно разработанной техники социального предвидения контролировать ход предстоящих событий.
Серьезную тревогу у представителей данного течения в социальном прогнозировании вызывают не только явные попытки монополистической олигархии заточить футурологию в «башню из слоновой кости» (Полак), но и распространенная среди самих футурологов склонность «рассматривать себя в качестве коллегии жрецов, приобщенных к тайнам и способных вести за собой людей, не раскрывая им при этом своих тайн»[77] (Уоскоу). Если подобная тенденция возобладает, то декларируемое футурологами намерение предвидеть и предсказывать перспективы развития человечества в конечном счете объективно выльется в настойчивое стремление навязать общественному мнению однозначное представление о грядущем как об увековеченном и лишь несколько усовершенствованном настоящем. В руках ограниченных и нещепетильных людей, руководствующихся своими эгоистическими соображениями и текущими интересами, футурология, как считает, например, Юнгк, может превратиться в средство манипуляции общественным сознанием. Нельзя позволять им, восклицает он, «вести своего рода превентивную войну против будущего, чтобы превратить его в колонию настоящего».[78]
Если в еще сравнительно недавнем прошлом вполне понятная и обоснованная тревога за будущее у таких людей, как Юнгк или Полак, обычно выливалась в страх перед предстоящими обществу переменами, то теперь она определенно перерастает в резкую критику капиталистической действительности. В этом отношении весьма показательна, например, эволюция взглядов Р. Юнгка. Всего несколько лет назад в интервью, озаглавленном «Нужно ли бояться будущего?», он признавался итальянской журналистке О. Фаллачи: «На протяжении многих лет я боялся прогресса, машин; в своих книгах я выступал против них, мечтая их уничтожить. Теперь я думаю иначе». Делясь с ней своими опасениями, Юнгк отмечал: «Интерес к будущему должен диктоваться не любопытством, а чувством ответственности, иначе не избежать катастроф».
Именно это чувство моральной ответственности привело Юнгка, как и ряд других демократически настроенных футурологов, от отвлеченных размышлений об «укрощении технологии» к осознанию необходимости глубоких социальных преобразований в интересах будущего человечества. Призывая футурологов к независимости от власть имущих, он сейчас гораздо более последователен в своих выводах: «Не будучи независимой, футурология может стать инструментом какой-нибудь экономической, промышленной, политической или даже интеллектуальной элиты. В этом, я думаю, и заключена опасность. Потому что в тот день, когда эта элита придет к власти или станет служить власти, она будет делать что ей заблагорассудится и навяжет нам будущее по своему вкусу».
Этой вполне реальной опасности, по мнению Юнгка, нужно противопоставить социально-критическую футурологию, «которая не довольствуется простым „проецированием“ нашего современного мира в будущее — эти прогнозы эфемерны, но ставит под сомнение сложившиеся структуры: экономические, социальные, технологические, если они оказываются на поверку абсурдными, устаревшими или вредными для человека». В конечном счете, подчеркивает он, «именно человек может когда-нибудь коллективными усилиями взорвать или похоронить такой общественный строй, который не желает считаться с его потребностями».[79]
Социальное прогнозирование, как справедливо считает Ф. Полак, не может оставаться «вне политики», быть беспристрастным в отношении идейной борьбы между прогрессивными и реакционными силами в обществе. Претензии некоторых футурологов на «аполитичность», в сущности, являются не более чем моральным самооправданием их сотрудничества с господствующим классом. Согласиться с ними — значит отдать социальное прогнозирование на откуп тем, кто располагает властью и деньгами. «Это значит, — продолжает Полак, — что новая технологическая элита, узкий круг или клика посвященных, даже олигархия, будут держать судьбу нашего будущего в собственных руках как своего рода монополию. Тем самым исход вековой ожесточенной борьбы за освобождение и зрелость человека, за демократическое преобразование общества окажется вручен со всеми полномочиями очень небольшой, но исключительно влиятельной группе давления. А эта группа будет служить — ибо для того ее и наняли — специальным и в значительной мере сложившимся военным, промышленным и правительственным интересам, переплетенным с существующими позициями и устоями национальной и социальной мощи, короче говоря, с истэблишментом».[80]
В футурологии, замечает Полак, средства, то есть методология и техника прогнозирования, неотделимы от целей, которым оно служит. Умолчание же о целях, попытки оставить их за пределами научного исследования перспектив общественного развития являются тайным согласием с теми целями, которые ставят перед футурологами-профессионалами привилегированные, правящие силы в обществе. Социальное прогнозирование во всех случаях носит не только познавательный, но и нормативный характер, ибо предполагает так или иначе развитие общества к какому-то «желаемому состоянию» и стремление избежать «нежелательного» хода событий. И в этом смысле ограничение прогнозирования экстраполяцией существующих тенденций, согласно Полаку, скрывает просто желание увековечить настоящее. Вот почему, подчеркивает он, прогрессивный футуролог должен не просто выводить будущее из настоящего, но и оценивать настоящее с точки зрения сознательно желаемого и в то же время реально достижимого будущего, которое отвечало бы интересам широких масс населения. «Без тщательного и серьезного изучения, по правде говоря, будущее слепо, — пишет Полак. — Но, по-моему, и без правильно выбранных и научно обоснованных целей будущее пусто, во всяком случае, как содержательное будущее… Демократия в будущем может быть вразумительной лишь как демократия, прямо, открыто и широко ориентированная в будущее. В последнем счете будущее нашего будущего находится в руках нашего народа».[81]
В соответствии с этой демократической ориентацией на интересы и активность самих масс представители социально-критической футурологии в лице Юнгка, Полака, Этциони и др. формулируют и ее общественную роль. Они ставят перед собой задачу не только просвещать общественность насчет иных реальных демократических альтернатив государственно-монополистическим концепциям в футурологии, но вместе с тем стремятся мобилизовать широкие слои населения на борьбу за их осуществление.
Представители социально-критической футурологии противопоставляют буржуазно-апологетическим концепциям «будущего, свободного от неожиданностей» (то есть от глубоких социальных преобразований и политических потрясений), концепцию «освобождения будущего» из-под власти государственно-монополистического капитала. И первым шагом на пути этого «освобождения будущего» должно стать вызволение сознания масс из плена апологетических представлений, «изобретение» иных возможных и вероятных перспектив общественного развития, отвечающих интересам широких слоев населения.
75
Ibid., 4—10. v. 1970, p. 29.
76
«Mankind 2000». Ed. by R. Jungk and J. Galtung. Oslo — London, 1969, pp. 321–322.
77
«Mankind 2000», р. 78.
78
«Revue internationale des sciences sociales» («La futurologie»), № 4, 1969, p. 600.
79
«L'Express», 12–18. I. 1970, р. 71.
80
«Mankind 2000», pp. 317–318.
81
«Mankind 2000», р. 329.