Страница 3 из 23
В эту секунду белокурый Терминатор отомкнул дверь вертолета, Кирилл спрыгнул вниз и очутился в его стальных объятиях.
– Салам, Кирилл!
На Кирилла пахнуло порохом, кровью и дорогим одеколоном. Они уже бежали вниз по лесенке, прочь от сверкающих лопастей.
– Салам, Кирилл! – вскричал чернобородый, и макушка Кирилла ткнулась ифриту куда-то под мышку.
Двое сотрудников «Навалис» с изумлением наблюдали, как худощавый русский консультант обнимается с двумя увешанными оружием туземцами.
Белокурая бестия из «Песни о Нибелунгах» помог Кириллу снять спасательный жилет, повернулся к иностранцам, улыбнулся во все шестьдесят четыре белых волчьих зуба и представился на языке оригинала:
– Hagen. Ich bin der Vorgesetzte des Antiterror Zentrum. Und Tashov ist der Chef von OMON [2].
– Заур Ахмедович в Чираге, – сказал Ташов, – очень извиняется, что он не полетел с вами. Он примет вас вечером.
Рядом с вооруженной охраной стояли буровики в синих спецовках и пожилой аварец в хорошо пошитом костюме, с животом, несколько нависающим над ногами, как вторые этажи в средневековых городах нависают над улицей, и с властным, довольным жизнью лицом, разлинованным сеточкой морщин. Лицо было смутно знакомо, и Кирилл судорожно перебирал картотеку памяти.
– Магомед-Расул Кемиров, – сказал Хаген, – глава компании «Аварнефтегаз», академик, член Российской академии естественных наук и Академии Общественной безопасности и правопорядка. Брат Заура Ахмедовича.
– Кирилл, дорогой, – сказал Магомед-Расул, распахивая руки так широко, словно нес в них воздушный шар, – куда же ты делся, а? Совсем забыл старых друзей. Брат тебя вспоминал каждый день. Говорил: вы мне, бестолочи, не нужны! Мне такой человек, как Водров, нужен! Слышь, Кирилл, ты чего там потерял в своей Америке? Америка загнивает! Этот век будет век России! Слышь, Кирилл, бросай свой уолл-стрит! Иди к нам министром финансов!
Магомед-Расул повернулся и проворно побежал с площадки, большой, черный, лоснящийся, похожий на раскормленного породистого бульдога. Иностранцы спешили за ним. Похоже, они были рады появлению Магомед-Расула. Вряд ли новому вице-президенту «Навалис» и руководителю департамента газопереработки улыбалась мысль вести переговоры с главой ОМОНа и начальником Антитеррористического Центра.
– Эй, Кирилл, – кричал Магомед-Расул, – ты это видел? Это твоя сраная Америка в жизни не видела! Мы две скважины пробурили, и Аллах нам помог! Мы такой газ получили, это лучший на свете газ! Это наш, настоящий, кавказский газ!
Красная решетчатая вышка уходила из воды в небо, как космическая ракета на стартовом столе. С высоты переходов было видно, как помбур замыкает огромные желтые челюсти на уходящей вниз буровой колонне; в подсвечнике за пальцем стояли уже собранные свечи, и когда они спустились вниз, Кирилл увидел исподнюю часть буровой: толстую обсадную трубу, уходящую в малахитовую воду Каспия, и высоко над ней насаженные, как бараньи туши на вертел, похожие на гигантскую кувалду четыре превентора, готовые в любую минуту схлопнуть свои железные челюсти и перекусить трубу, – в случае, если дерзкий комар, решивший укусить земные недра, потерял контроль над тем, что творится внизу, – над миллионами тонн породы с аномально высоким или, наоборот, аномально низким давлением пласта, с газовыми карманами и соляными куполами, с пластами воды, нефти, или сероводорода, и бог знает еще чего, что скрывается под ленивой малахитовой водой и тонкой коркой земли.
Магомед-Расул был прав: они действительно нашли газ с первого раза, и Аллах тут помог или нет, а только его брат потратил двадцать миллионов долларов на разведку.
– Эх, какой газ! – закричал Магомед-Расул, – газ и нефть! Нефть и газ! Ты знаешь, какая у нас будет платформа? Тридцать три скважины будет платформа! Двадцать шесть добывающих, одна контрольная, одна для закачки раствора, одна… э-э… ты знаешь, как бурят горизонтальную скважину? У нас все скважины будут горизонтальные! Новейшие технологии! Россия встает с колен!
– А где Джамал? – спросил вполголоса Кирилл, наклонившись к Хагену.
– Он в горах, – ответил Хаген. – Пост.
– Вы знаете, – стесняясь, сказал Штрассмайер, – у нас на аэродроме не проверили паспорта. Я имею в виду, нам надо поставить отметку о въезде в Россию.
– Какая отметка? – возмутился Магомед-Расул, – здесь не Россия. Здесь Авария.
Кирилл ожидал, что со скважины они полетят в родовые места Кемировых, глубоко в горы, в Бештойский район, – но оказалось, что у президента новая резиденция.
Вертолет развернулся над берегом, описывая широкий полукруг, и Кирилл увидел издали белые дома, прижатые к бирюзовому морю рыжими нагими горами. Скалы были как атакующий фронт, спешащий сбросить в море докучные человеческие личинки. Между облупившихся хрущевок вставали свежие дорогие многоэтажки и купола новеньких мечетей, вдоль берега, как выдавленная из тюбика паста, от Кюхты до Шамхальска расстилалась тонкая линия дорогих особняков.
В Бештое родовое гнездо Кемировых сидело на самой верхушке горы, словно средневековый замок, господствующий над местностью. Здесь, в Торби-кале, все было по-другому.
Резиденция лежала словно на донышке чаши, скалы взбегали к небу слева и справа, и когда Кирилл вылез из вертолета, он увидел на боку скалы, обращенном к Мекке, выложенное белым имя Аллаха. Оно нависало над морем и миром, как знаменитая надпись над Голливудом.
Сама резиденция была еще не достроена. Перед двухэтажным длинным особняком рабочие расстилали рулоны травы, и тут же по рулонам гулял упитанный взрослый гепард. Левая половина особняка была еще в лесах; рабочих было много, а вооруженных людей еще больше. Они слонялись по дорожкам, с тем особенно гордым видом, который горцу придает оружие, и многие подошли к Кириллу поздороваться и обняться.
Солнце валилось куда-то вниз, за белое имя Аллаха, мулла уже пел азан, и двое в камуфляже волокли на летнюю кухню упирающегося черного барашка. Павлин с длинным, похожим на ручку от сковородки хвостом, бродил вокруг «порше кайенна», и за ним ходил мальчик лет девяти, целясь в павлина из черного тяжелого «стечкина».
Сам «порше» представлял собой любопытное зрелище. Двигатель его был вывернут наружу, как желудок морской звезды. Стекла осыпались; из дверей автоматные очереди сделали дуршлаг. Штрассмайер увидел машину, остановился как вкопанный и сказал:
– Боже мой. Что это?
– Козел навстречу выскочил, – объяснил Хаген.
– Как козел? Это козел?
Палец Штрассмайера ткнул в развороченный двигатель.
– Нет, – сказал Хаген, – это «Муха». У нас за селом плотина, а потом вверх идет серпантин. Вот я выезжаю к плотине, и – тут на дорогу выскакивает козел. Я – по тормозам. А в этот момент с серпантина стреляют. И граната, вместо того, чтобы влететь в салон, влетает в двигатель.
Штрассмайер вытаращил глаза.
– Вы были в этой машине? Но она же вся изрешечена!
– Так что? – пожал плечами Хаген, – мы же выскочили. Эти палят, и мы палим.
Покачал головой и сокрушенно добавил:
– Удобное место этот серпантин, слов нет. Уже второй раз меня там расстреливают. И сотовый там не берет.
Мальчик со «стечкиным» подошел к иностранцам, наставил на Кирилла ствол и сказал:
– Бах! Отдавай твой пистолет.
– У меня нет пистолета, – ответил Кирилл.
– Тогда отдавай деньги.
Кирилл расхохотался, а Хаген присел перед мальчиком, потрепал его по голове и произнес наставительно:
– Это друг. У друзей нельзя просить. Им надо давать.
В это мгновение на поясе Хагена ожила рация, выплюнув в эфир короткую веревочку гортанных звуков. Вооруженные люди, кучками стоявшие на газоне, засуетились и пришли в движение, словно электроны, бесцельно бродившие в куске металла, и вдруг попавшие под напряжение; через несколько мгновений они уже стояли ровным строем у ворот, те распахнулись, и внутрь влетела кавалькада из «мерседесов» и «лексусов», вперемешку с раскрашенными «десятками» ГИБДД.
2
Хаген. Я – начальник Антитеррористического центра. А Ташов возглавляет у нас ОМОН. (нем.).