Страница 9 из 22
Доктор ушёл, а через минуту вернулся учитель Самоделкин, и Карандаш рассказал ему про учёного доктора и лечебную пластинку.
– Я так и думал, – кивнул железный человечек. – Бульончики курикуки… – звенел он. – То есть виноват, я хотел сказать: мальчик будет спать один. Инфекция очень опасная…
– Бульончики курикуки, – важно заметил попугай. – Вертольютики макабучки…
Глава никакая, потому что настала ночь
Чижик и Настенька после такого удивительного дня уснули в один миг в спальне для ребят. А Прутика положили на диване в белой комнате, с белыми шторами на окнах, с белыми шкафчиками у стены, в которых стояли самые разные лекарства. Эта комната была на всякий случай, для ребят, если кто-нибудь из них нечаянно заболеет.
Мальчик уснул. И тогда Самоделкин поставил рядом с ним проигрыватель с учебно-лечебной пластинкой. Потом нажал кнопку аппарата и вышел из комнаты.
Карандаш выпустил в ночной сад необыкновенную собаку Тиграшу. Такой собаки в темноте любой разбойник испугается, подумал Карандаш. И скучно ей не будет, потому что в саду гуляла коза Бубенчик. Она рвала бананы с деревьев и тихонько звенела своим бубенчиком.
Художник ушёл спать в комнату, на дверях которой висела табличка, привинченная шурупами:
Зелёный кот Клеточка один ходил по комнате и никому не мешал. Когда коты по ночам ходят, их почему-то никто не видит и не слышит.
На кухне затих пузатый самовар на гусеницах. Маленькие самосвалы с печеньем и конфетами замерли в своём большом белом гараже, который все, кроме Самоделкина, почему-то называли буфетом.
Было очень тихо. Только там, где спал Прутик, механический ровный голос говорил и говорил:
Учебная пластинка вертелась, а мальчик спал и не видел, как зелёный кот вошёл в комнату.
– Подумай, – плавно говорил механический голос, – подумай: сколько было ежат? Помни: к четырём прибавить четыре – будет восемь. Дважды два – четыре. Дважды четыре – восемь.
Учебная пластинка вертелась, и свет луны прыгал на ней, как солнечный зайчик, вернее, как лунный, потому что была ночь. А может быть, не как лунный зайчик, а как лунный мышонок. Потому что кот вдруг насторожился. Его зелёные глаза в темноте сверкнули, как два маленьких светофора. Он пошевелил зелёными усами, выгнул спину и стал подкрадываться к лунному зайчику или мышонку.
Пластинка вертелась, как блестящий волчок. Зелёный кот подкрался и прыгнул на неё, потому что коты не могут спокойно смотреть, если что-нибудь вертится, прыгает или убегает. Но попробуйте бросить на пластинку шарик из бумаги. Он полетит, как пуля. Кот прыгнул на пластинку с математикой. Зелёного кота Клеточку завертело, закружило. Он заорал и вылетел, как пуля, в открытую форточку.
А под окном в эту минуту собака Тиграша, подняв кверху одно ухо, внимательно слушала: кто это всё время говорит в комнате про ежат, про лягушек, про новые сапожки? Не надо ли по этому случаю залаять? И вдруг на Тиграшу плюхнулось какое-то Зелёное Усатое, Мяукающее Диким Голосом. И всё это в клеточку.
Собака залаяла. С перепугу она бросилась бежать неизвестно куда.
Зелёное Усатое подпрыгнуло, зашипело и угодило на спину козе, дремавшей под банановой пальмой.
– Мяууу!..
– Бе-еееее! – возмутилась коза Бубенчик и шарахнула через ограду школьного сада прямо на улицу ночного города, и понеслась, и поскакала, звеня бубенчиком, не обращая внимания на светофоры.
На другой день в одном учреждении было продано заявление в кабинет начальника лично:
Прошу меня категорически уволить. Потому что я, пребывая на службе, в ночное время уснул. И во сне видел козу васильковой масти. А на козе верхом зелёного кота в шахматную клеточку.
Сторож Удочкин.
Но это было на другой день. А пока разбуженный Карандаш вылетел в сад и закричал:
– Эй, кто там? Выходи! Мы тебя совсем не боимся! Ни капельки не боимся! Кыш отсюда, пока тебя Тиграша не разорвала на мелкие кусочки!
Но в саду, кроме взъерошенной Тиграши, никого не было.
– Ты кого пугаешь? – спросил в окошко сонный Самоделкин.
– Я не знаю, – жалобно ответил Карандаш.
– Ты, наверное, нездоров. Ты много работаешь. Тебе надо съездить на Чёрное море.
– Я здоров, – художник вздохнул. – А ты, – сказал он Тиграше, – никого сюда не пускай.
– Р-ррр! – ответила Тиграша.
Потом она ходила по саду около школы. Сначала тихонько рычала, потом стала повизгивать и вилять хвостом, как будто её кто погладил и почесал за ухом. Но было темно, и я не видел, погладил её кто-нибудь или не погладил.
Глава девятая,
о том, как просыпаются ученики волшебной школы
Рано утром Самоделкин вошёл в комнату, где спали Чижик и Настенька.
– Ребята, вставайте! – сказал он, щурясь от яркого солнышка и весело звеня своими пружинками. – Начинается новый день. Умываться пора, одеваться.
Чижик повернулся на левый бок, потянул на себя одеяло, так что стали видны розовые пятки, почесал во сне одной пяткой другую.
Настенька вздохнула, не просыпаясь. Как будто ей не надо было спешить на уроки, не надо умываться и завтракать.
Самоделкин пошёл в комнату, где ночевал Прутик.
– Лежебока, вставай! – позвал Самоделкин.
Учебная пластинка давно уже перестала вертеться. Мальчик спал, как спят все уставшие дети. Он сказал во сне «а-аа», повернулся на правый бок и даже не проснулся.
– Мальчики-девочки! – звенел Самоделкин. – Доброе утро!
Никто не ответил ему. Железный Самоделкин почесал макушку. Так иногда делают, когда над чем-нибудь крепко задумываются.
– Эй, Карандаш, – позвал он, – погляди, пожалуйста, на своих учеников, на этих сплюшек.
– Они, – шёпотом сказал Карандаш, – устали. Они такие маленькие. Пожалуйста, не буди, пусть ещё немного поспят.
– Ни в коем случае! – Железный человечек был непреклонен. – Волшебникам не пристало быть лежебоками, сонями, лентяями… Ты мне скажи, как надо будить мальчиков и девочек, если они спят и совсем не хотят просыпаться?
– Надо подумать, – сказал художник. – Наверное, мамы и папы гладят их по головке.
Он подошёл и погладил макушку Чижика. Мальчик замурлыкал во сне что-то непонятное и крепче зажмурил глаза.
– Хм, – задумчиво сказал художник. – Наверное, папы и мамы включают по утрам какую-нибудь приятную тихую музыку.
– Тю! Может быть, колыбельную? – иронически предположил Самоделкин.
– Я догадался! – воскликнул Карандаш. – Наверное, мамы варят утром вкусную молочную кашу. Она так замечательно пахнет! Поэтому все девочки и мальчики сами собой встают. Я нарисую такую кашу!
– Этого ещё не хватало! – возмутился железный человечек. – Эй, скверные мальчишки! Эй, сплюхи! – закричал он. – Вставайте сию же минуту! И тебе, девочка, стыдно быть лежебокой…
В ответ он услышал дружное посапывание. Под мягкими одеялами никто не шелохнулся.
– Ну я вам покажу!
Самоделкин, подпрыгивая от нетерпения, пошёл в класс, где висел пароходный сигнальный колокол. Самоделкин крепко схватил верёвку. Самоделкин хорошенько дёрнул эту верёвку один раз, другой, третий… «Дон-динь-динь-дон! Дон-динь-динь-дон!» – зазвенел колокол на всю необыкновенную школу.
Когда начали звенеть стёкла в окнах, Самоделкин, очень довольный, отпустил верёвку и не спеша отправился к ребятам. Пожелать им доброго утра. Но говорить было некому. Все ребята спали как ни в чём не бывало.
– Ну и ну! – только и мог произнести железный человечек.