Страница 4 из 8
Каждому из нас тот или иной продукт служит напоминанием об определенных событиях или переживаниях прошлого. Вот подумайте: что вы любите есть больше всего на свете и чем никогда не можете наесться досыта? Для меня это макароны с сыром. Если в холодильнике стоит миска с остатками от ужина, она задержится там ненадолго: я обязательно ее опустошу. Неважно, холодные или горячие, я съем макароны без остатка. Но и после этого не почувствую, что наелась. Вот потому-то в один прекрасный день я спросила себя: «Что происходит?»
Я стала думать: почему, когда дело касается определенной пищи, на меня нападает жор? Эти размышления привели меня в детство, и там нашелся ответ на мой вопрос. Я вспомнила, что летом, между шестым и седьмым классом, осталась дома с матерью, а мои сестры отправились погостить у нашего отца. В то же самое лето я побывала в трех разных лагерях. В перерывах между сменами я возвращалась домой, где почти никогда не было мамы и где почти нечего было есть. На полках стояли только пакеты с макаронами и банки сырного соуса. Я была уже достаточно взрослой, чтобы иметь некоторое представление о том, как готовить еду, поэтому я варила целую пачку макарон и вваливала в кастрюлю банку соуса. Еда была моим единственным другом в то лето.
Тарелка макарон с сыром утешала меня, прогоняя чувство одиночества. Если уж мою душу не наполняло ощущение любви и покоя, я могла хотя бы наполнить желудок едой, и на время мне становилось легче. Мне по-прежнему больно вспоминать о том времени. В глубине души я знаю, что стала такой, какая есть теперь, из-за всего того, что случилось со мной в прошлом. Но, по крайней мере, теперь я не тянусь к тарелке макарон, когда воспоминания возвращают меня к той боли.
А вы уяснили, какая пища несет вам утешение? Это может быть мороженое, картофельные чипсы или шоколад. Только вы знаете свои слабости. Лично мне помогает вот какое правило: чтобы не пожирать гору макарон с сыром, я готовлю их ровно на один прием пищи.
Как вы справляетесь со своим пищевым наркотиком? Окружаете себя этим продуктом со всех сторон, чтобы соблазнить свой мозг, поиграть с ним в перетягивание каната, проиграть и в конце устроить себе нагоняй? Или вы ограничиваете количество соблазнительного продукта в доме? Зная, какая пища представляет для нас опасность, мы можем ответить на вопрос «почему» и удовлетворить свои потребности иным способом. В противном случае мы переедаем каждый раз, когда дорываемся до лакомства.
Большинство из нас сегодня поели уже несколько раз, но даже не дали себе в этом отчета. Мы лечим и успокаиваем себя едой, не думая, что попадает в наш рот и как это отражается на нашем теле. Опасность бездумного поглощения пищи подстерегает нас, пока мы готовим обед, закусываем на фуршете или убираем со стола. Я так и слышу ваши слова: «Еще один кусочек не причинит вреда».
Бездумная еда не всегда вызвана болью. Некоторые из нас доводят себя почти до голодного обморока, а потом набрасываются на пищу как сумасшедшие, уступая пристрастиям и слабостям. Или мы съели что-то соленое, после чего нам пришлось заесть его сладким, чтобы уравновесить ощущения. Или нам просто захотелось чего-нибудь хрустящего, и мы открыли пакетик крекеров или чипсов. Не успели оглянуться, как уже перепробовали все, что было в буфете, и что в результате? Стало ли нам лучше? Нужно научиться проявлять заботу о своем теле. Нужно остановиться и подумать, прежде чем кормить свои чувства.
То, о чем мы сейчас говорили, и есть первые Шажки, направленные на замену негативного мышления позитивным. Прислушивайтесь к своему телу, чтобы понять разницу между эмоциональным голодом и настоящим, телесным. Отчего вам захотелось макарон с сыром? Оттого ли, что нужно заполнить эмоциональную пустоту, или оттого, что тело требует пищи?
Линн
Для жизни нам требуются три основные вещи: пища, чтобы есть, вода, чтобы пить, и воздух, чтобы дышать. А еще нам нужна любовь и общение с другими людьми. Наши сердца тоже испытывают голод. Когда сердечных связей мало или они кратковремен-ны, мы зачастую ищем лекарства, чтобы вылечить себя от боли и разочарования. Для многих из нас этим снадобьем становится еда.
Для меня это шоколад. Тающий во рту, ароматный шоколад, который никогда не скажет мне «нет». Шоколад, особенно марки «Кэдбери», напоминает мне о папе и замечательном моменте, однажды пережитом с ним вместе. Он был непростым в общении человеком. Одним из средств, помогающих сблизиться с ним, для меня стала еда, а в особенности — шоколад.
Наша «шоколадная близость» впервые случилась, когда мне было примерно лет семь. Папа ездил в Англию к родственникам и привез оттуда в качестве подарка большую плитку молочного шоколада «Кэдбери». Мы с ним вместе сняли обертку и в один присест умяли все. Навсегда мне запомнилось блаженство того совместного наслаждения лакомством. Шоколад связал нас. И по настоящий день любой шоколад смутно напоминает мне об отце, но излюбленным эмоциональным «лекарством» стал для меня шоколад «Кэдбери». Папино место в моем сердце зияло пустотой, как незаживающая рана, и только шоколад мог на время его заполнить. Я стремилась к настоящим отношениям с моим эмоционально недоступным отцом. В каком-то смысле мне было бы легче, если бы папы не было поблизости. Но, присутствуя в доме, для меня он почти всегда отсутствовал.
Я росла, но мой голод по отцовской любви не утихал. Пристрастие к шоколаду последовало за мной в отношения с другими людьми, однако никакое количество шоколадных плиток не могло заменить мне папу или заполнить эмоциональную пустоту, которую я ощущала при общении с тем или иным человеком. Стоило мне почувствовать, что меня не любят, любят недостаточно или любят не так, как мне хотелось бы, и я сразу же тянулась к шоколаду, чтобы заполнить ту бездонную яму в своем сердце. В результате мы с шоколадом больше не могли оставаться в одной компании: при виде его я должна была немедленно уничтожить все до последней молекулы. Сейчас мне приходится бороться с этим пристрастием каждый день. Возможно, наступит день, когда я заключу с шоколадом мир и поборю неодолимое желание проглотить эту субстанцию, сколько бы ее ни было. До тех пор я буду держаться на расстоянии от нее.
Мой вес не представлял собой проблемы, пока я не забеременела первым ребенком. До этого я была обычной женщиной, с 5 килограммами лишнего веса, которая время от времени садилась на экспресс-диету, сжигала килограмм-другой, снова набирала, и цикл повторялся. Все изменилось, когда я вынашивала сына.
Внезапно центром всей моей жизни стало право есть сколько влезет и все, чего захочется (а также стремление прочитать все до единой книги о беременности и младенцах). Я проводила в продуктовых магазинах часы, изыскивая способы побаловать себя. Я ела все — от диетических продуктов до вреднейшей на свете снеди в пакетиках — и по большей части не останавливалась, наевшись. Последствия меня не волновали; я была в восторге оттого, что внутри моего живота растет новая жизнь.
К 24-й неделе беременности я поправилась на 11 килограммов. Я вспоминаю, как в один из тех дней готовила ужин, чувствуя себя абсолютно обессиленной. Низ живота сводили судороги. Муж пришел домой в дурном настроении, а я к тому моменту уже чувствовала себя так плохо, что с трудом разложила по тарелкам еду. Поднимая вилку со спагетти ко рту, я расплакалась. Я не решалась сказать мужу, что происходит: судороги в животе сменились полноценными схватками, и я боялась, что могу потерять ребенка. Наконец я сказала ему, мы вызвали врача, который немедленно отправил меня в больницу.
На следующее утро я вернулась домой со строгим предписанием: постельный режим на весь оставшийся срок беременности. Теперь еда стала для меня еще важнее, и я продолжала полнеть. Особенно близкие отношения у меня сложились с печеньем «Пепперидж фарм», о чем до сих пор красноречиво свидетельствуют мои бедра. Наконец, с недельной задержкой, я родила здоровую крупную девочку весом 4 килограмма 450 граммов. Сама я перед родами весила почти 90 килограммов, за девять месяцев набрала почти 24 килограмма, на меня налезали только гигантские сарафаны для беременных.