Страница 13 из 14
– Расслабься, – сказал я, – подвоха не будет. И вообще, специалист по подвохам, кажется, не я.
– Не устраивай мне сцен, – сказала Анастасия.
На это я не нашел, что ответить. Я остановился и посмотрел на нее сбоку.
– И нечего на меня смотреть, – сказала Анастасия. – Лучше бы помог нести сумку. Пожилой женщине.
Я взял у нее сумку и сказал:
– Ты совершенно не изменилась.
– Ну да, – сказала Анастасия. – Такая же дрянь, как была. – И еще сказала: – Это у меня врожденное. Из поколения в поколение передавалось. Веками.
Какое-то время шли молча. Я думал о том, что мой товар может остаться без присмотра. И коллеги на меня обидятся. Ушел греться и исчез навсегда.
– Ты не постоишь здесь минуты три? – спросил я у Анастасии.
– Зачем? – спросила Анастасия у меня.
– Постой, – сказал я. – Будь человеком.
– Ладно, – сказала Анастасия. – Буду. Только недолго.
– Что недолго?
– Постою недолго.
Я не отдал ей сумку – на всякий случай – и побежал обратно, в сквер. Конечно, захоти она уйти, потеря сумки ее не остановит.
Но так мне было спокойнее. Так в моих руках был хоть какой-то залог успеха. Пусть всего лишь продуктовый.
В сквере у меня сразу же спросили, куда я подевался. Они были недовольны мною. Им тоже хотелось погреться. И они ждали, чтобы я их сменил на легком, но все же морозе.
А я сказал:
– У меня непредвиденные обстоятельства. Посторожите товар. Если что.
– Обстоятельства всегда непредвиденные, – сказали мне в спину.
Но я не обернулся. Я наоборот – побежал. Не по-настоящему, а трусцой. В смысле, не слишком быстро.
Анастасия стояла там, где я ее оставил.
– Вечно ты заставляешь себя ждать, – сказала она.
– Я не заставляю. Я тебя попросил.
Мы пошли по тротуару, свернули с проспекта.
– Слушай, – сказала Анастасия, – по-моему, мы поругались.
– Тебе показалось, – сказал я.
– Ты уверен? – сказала она.
И я ответил:
– С тобой ни в чем нельзя быть уверенным.
А она сказала:
– Это точно. – И сказала: – Только не надо спрашивать, как я живу, с кем я живу, зачем и почему я живу.
– А где ты живешь – спросить можно?
– В гости напрашиваешься?
Нет, Анастасия все-таки хорошо меня знала. Давно, но хорошо.
– Напрашиваюсь.
Она подумала на ходу и сказала:
– Мне это не нравится.
А я сказал:
– Почему?
В общем, наверно, она поняла, что легко от меня не отделаться, и пошла, указывая дорогу, к месту своего постоянного проживания. Я шел с нею, но держась чуть сзади, чтоб не попадаться Анастасии на глаза и не вызывать ее нежелательных мыслей и эмоций. Видимо, я чувствовал, что мне нужно попасть к ней в дом. Зачем, я еще не осмыслил. Скорее всего, хотел посмотреть и убедиться, что она тогда ушла от меня не зря, что выиграла от этого. Что – неважно, важно, что выиграла.
Квартира Анастасии показалась мне слишком большой. И не столько площадью, сколько объемом. Комнаты в высоту были больше, чем в ширину и в длину. Потому что жила Анастасия в старом доме, построенном в самом начале нашего старого века. Понятно, что перегородки внутри помещений представляли собой более поздние архитектурные излишества. Они остались от времени, когда модно было все отнимать и все делить. Вот тут и поделили огромные отнятые квартиры на несколько произвольных частей. Анастасии досталась не худшая часть. Даже если в квартире жила семья средних размеров.
Кстати, никаких следов других жильцов я нигде не заметил. А уж следов мужчины – точно. Ни туфель в прихожей, ни пальто на вешалке, ни бритвы в ванной (это я выяснил чуть позже). Вернее, бритва была, но, по некоторым особым приметам, ею брили ноги и подмышки.
Анастасия, отперев дверь и сказав мне “входи”, куда-то исчезла.
И ее не было минут пять. Потом она появилась и сказала:
– Зачем ты оставил сумку в коридоре? Отнеси ее в кухню.
Я сходил в коридор и взял оставленную сумку. Сейчас она показалась мне тяжелой.
– На неделю продуктов купила? – сказал я.
– Завтра все съедят, – сказала Анастасия. И сказала: – Завтра у меня праздник. Сын приведет беременную невесту со мной знакомить.
– Выходит, ты скоро бабушкой станешь?
– А ты? – сказала Анастасия. – На себя посмотри.
– Я и отцом-то не стал, – сказал я. – И наверно, уже не стану.
Анастасия никак не отреагировала на мое сообщение. Хотя могла бы. А я про себя отметил: она сказала “со мной”, а не “с нами”.
– Ты что, опять не замужем?
– Ага, – сказала Анастасия. – Я опять старая дева. – Потом она вынула из своей сумки какой-то пакет и сказала: – Слушай, зачем ты ко мне притащился?
– Уйти? – сказал я.
– Уйди, – сказала Анастасия. – Или нет. Останься. Только не лезь ко мне в душу.
– А куда лезть?
Вопрос я задал так, по ходу дела. Никуда я лезть не собирался. А тем более в душу. Такой привычки у меня вообще никогда не было – по чужим душам лазать. Я и по своей-то лазал не слишком. Считая, что потемки – не только чужая душа, но и своя. Своя бывает еще темнее чужой. И довольно часто бывает. А я темноты не люблю. Я ее боюсь с детства.
И потемочность моей души подтвердилась еще один, лишний раз. Я же действительно никуда не собирался лезть. И все-таки полез.
– Сказать, зачем я пошел за тобой? – полез я.
Анастасия задумалась, наверно, решая, нужно ей это знать или не нужно, и решила:
– Скажи.
– Ты меня взволновала.
– В каком смысле?
– В том.
Наконец Анастасия посмотрела на меня с интересом. Кажется – неподдельным.
– Ух ты, – сказала она и посмотрела на меня внимательно. И даже не внимательно, а пристально.
Дальше все произошло со скоростью звука. Хотя и в полной тишине.
Без слов. Так, кстати, когда-то подписывали юмористические рисунки, не требующие подписи. Зачем надо было их подписывать – раз они этого не требовали- непонятно. И зачем Анастасия сделала то, что сделала – тоже непонятно. Поэтому я спросил:
– Зачем?
– Хам, – сказала Анастасия и снова занялась мною.
“Может, она просто по мужику соскучилась, по любому мужику – а не по мне”, – подумал я, но думать так не хотелось, было не с руки, и через секунду я уже не думал никак.
– Который час? – совершенно не вовремя и не к месту сказала
Анастасия. Я встал, подошел к столу и посмотрел на будильник.
– Три пятнадцать.
– Пора и честь знать, – Анастасия вздохнула и длинно, сверху донизу, потянулась.
– Я знаю, – сказал я.
Мы сходили по очереди в ванную, по очереди оделись.
– Ну, давай, – сказала Анастасия.
Я пошел к двери.
– Ты вот что, – Анастасия подошла поближе и ткнулась мне носом в шею. – Ты забудь все это. На всякий случай.
– Почему? – сказал я.
– Мы же не дети, – сказала она. – Я скоро бабушкой буду.
– И что?
– А то, – Анастасия отстранилась и отошла сначала на шаг, затем еще на шаг. – В нашем возрасте, Вовик, люди живут как живут. И меняют свою жизнь только в крайних, так называемых экстраординарных случаях. У тебя случай экстраординарный?
Я подумал, что у меня случай самый что ни на есть ординарный, и сказал:
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, – сказала Анастасия.
А я сказал, что у нее есть шанс стать не только бабушкой, но и матерью, сделав заодно меня отцом, так как должен же в конце концов кто-то это сделать. После чего ушел.
Когда я пришел в сквер, народ уже собрал свои баулы. Зимой рано темнеет. А в темноте, ясное дело, никакой торговли быть не может. Даже Таня перебирается в это время туда, где есть электрический свет, – поближе к уличным фонарям. Она не любит этот момент, потому что здесь стоит среди приличных людей искусства, и сутенеры, которым независимая, как вся страна, Таня не платит, к ней не пристают. А не платит им Таня наотрез. Они говорят ей – убьем, а она им – вот убьете, тогда и заплачу.
Вечером, в темноте, наступает их время. Но тут делать нечего, смена дня и ночи неизбежна, и, значит, неизбежно из темноты переползать под фонарь и стоять под ним в полном и опасном одиночестве. Тане, как никому другому, нужно показывать товар лицом. Хотя, в общем, не только им и не только ей.