Рассказы

– Вот это другое дело, – оттаял, наконец, и дядя Саша. Хрипло дыша, он закрыл глаза. – Подождем неделю. Когда-то в школе ждал больше…

В эту ночь тетя Аля вдруг проснулась в половине четвертого, подошла к мужу и, испуганная бледностью его лица, закричала:

– Шаех!.. милый мой!.. Ты умираешь?!

– Еще нет, – пробормотал ее муж. И ей даже почудилась тень усмешки на желтом лице.

– Держись! Мы будем жить! – воскликнула жена. – Тебе дать валерьянки?

Муж не ответил. Он смотрел в потолок, словно там видел что-то очень важное для него.

Там в горящей лампочке жужжал раскаленный волосок. Тетя Аля тоже внимательно посмотрела туда, а потом оглянулась на мужа и вдруг поняла, что он уже умер…

– Я упала на пол… – рассказывала тетя Аля. – Очнулась – было уже светло…

Повесив венок из живых цветов на звезду над могилкой дяди Саши, я вернулся в родные края, где еще жива, слава Богу, моя мать.

Дожидаясь в райцентре автобуса в деревню, забрел в тир. Он располагался на том же месте, в том же дощатом вагончике.

На распахнутой двери, как и век назад, щурился нарисованный глаз: в красных веках узкий эллипс с черной точкой зрачка. Какой-то дядька стрелял по мишеням и все время мазал.

– Дайте мне, – попросил я.

Старый, в морщинах, как кожаный мешочек, хозяин тира, кажется, узнал меня. Долго всматривался в лицо, поздоровался.

– А-а-а. А где наш ворошиловский стрелок?

– На соревнованиях, – ответил я. – Дайте-ка пяток пуль, я тоже теперь умею.

Он улыбнулся, пошарил в ящике стола, почему-то рука его там несколько задержалась, – и выдал, наконец, свинцовые пульки, и я начал стрелять.

В козлика… в зайчика… что такое? В тигра, крокодила… щелк, щелк еще раз!

Да что такое?! Все мимо.

– Ну-ка еще штуки три! – разозлился я.

Заплатив, протянул ладонь.

– Держи, конечно, – с сердобольным видом сказал "тирщик" и подал мне еще три пульки. Но теперь из другого ящика.

Я внимательно оглядел их. Эти были целые.

Я выстрелил – не попал. Но понял – сейчас я сам виноват, поторопился. И мысленно налив железом руки, я щелкнул по тигру, – жестяной тигр перевернулся, щелкнул по орлу, – орел перевернулся. За себя и за дядю Сашу. Пока хватит.

– Совсем другое дело! – одобрительно буркнул "тирщик".

Я посмотрел внутрь его глаз и понял. И простил.

У каждого свой промысел, пусть обманывает, если хочет. Когда-нибудь схватится за голову.

Конечно, он пустой человек – без усов. Я кивнул и пошел прочь.

САШКА

/

Памяти Евгения Колобова

/

Этот скрипач появился в Красноярске лет двадцать назад. Тогда, на исходе советской власти, он играл на детских утренниках мелодии, полюбившиеся детворе, – из кинофильмов про Электроника и Буратино.

Играл он, слегка раскачиваясь и блаженно зажмурив глаза, порою резко дергая смычком. Был он лыс, невзрачен, с криво замкнутым ртом, в котором прятал неровные зубы. Впрочем, он всегда одевался нарядно – в малиновый пиджак или синюю блузу, с розовым шарфиком на шее, в широких брюках со сверкающими лампасами то ли зеленого, то ли огненного цвета, это с какого угла посмотреть.

Я не знал, с кем он дружит, где живет, видел его пару раз в театре, где мои друзья актеры как раз и устраивали воскресные концерты для школьников. Платили музыканту сущие копейки, но он и за это суетливо и подолгу каждый раз благодарил. Мне сказали, что зовут его Сашка. Я удивился – человеку за сорок, и какой же он Сашка? Меня уверили, что именно Сашка, что он сам просит называть его таким детским именем, и более того – у него в паспорте будто бы так и записано: Сашка

Гуренко. Отчество, кажется, Николаевич.

А потом этот странный человек на какое-то время исчез. Поговаривали, что уехал в Израиль… но, кажется, он не еврей? Скорее, украинских или польских кровей. Не из сосланных ли? Спросить было не у кого. А почему я вспомнил о нем – увидел по телевидению короткий сюжет про первых бродячих музыкантов Москвы (раньше играть в переходах запрещалось), и мне почудилось, что скрипач с рыжими лохмами и нахально выставленными зубами и есть тот самый Сашка. Только ведь он был, помнится, лыс? Кто же сбривает такие роскошные волосы? Мне в голову не пришло (деревня!), что мужчина может носить парик. В мелькнувшем сюжете музыкант, сладострастно оскалясь и раскачиваясь, как именно наш Сашка, играл незнакомые, но очень симпатичные мелодии. И на вопрос тележурналиста, что же он исполняет, с вызовом ответил:

– Замечательного композитора Антонио Сальери!

– А, того самого, который Моцарта отравил! – понятливо закивала курносая, намазанная, как чучело, девица с микрофоном.

В ответ на эту расхожую фразу скрипач мигом что-то сказанул, и кажется, даже зло, но звук уже был убран…

И я бы забыл про скрипача, игравшего в переходе возле кинотеатра

"Художественный" в Москве, если бы вдруг однажды не увидел старого человека, очень похожего на Гуренко, у нас, в городе, в ресторане

"Сибирь" – это был несомненно он, правда, рот жестче и парик другой, не столь лохматый. Разве что со скромной завитушкой на лбу, ближе к левому виску, да с девичьей косой на шее. Но одет он был столь же странно, как много лет назад – в пестрый, красное с синим, цыганский наряд.

Скрипач играл "Мурку", глядя мертвыми глазами в зал, где пили и курили. Ему подыгрывал, ухмыляясь, парень в черных очках на электронной "Ямахе". Я рассказал моему другу, актеру ТЮЗа Юрию

Галкину, с которым мы скромно пировали, про свою догадку, и мы через официантку переслали Сашке двести рублей и записку.

"Сыграйте, пожалуйста, Сальери".

Прочитав наши каракули, он словно проснулся, сверкнул взглядом лиловых глаз, шаря по ресторану. Я поднял руку, встал и поклонился.

Сашка усмехнулся кривой своей улыбкой, кивнул и грянул дивную мелодию, впрочем, весьма напоминающую тему свадьбы из "Фигаро"

Моцарта. Но смешно выискивать, кто у кого умыкнул тот или иной хвостик мелодии… великий зоопарк небес рассылает щедро всем талантливым своих волшебных ящерок… это уж кто успеет ухватить да оторвать, тот и торжествует… и здесь вполне могут быть смутные совпадения… Впрочем, я не музыкант, я геолог с тридцатилетним стажем, всё мое образование – гитара у костра, да и смешные самостоятельные уроки нотной грамоты – я ее одолевал в бараках

Туруханска, сравнивая мелодии, которые помнил, с нотными записями в сборниках песен, изданных для народной самодеятельности.

Догадывался, почему так или иначе записано, радовался, как Ньютон, своему открытию. Со временем я вполне мог напеть с листа несложную мелодию, но не более того…

Конечно, мои мысли насчет всеобщей великой гармонии, наверное, спорны, да я и не рискнул бы ими делиться с кем-либо, но к концу ресторанного гудежа мы пригласили скрипача Гуренко за наш стол.

– Не откажете?

– Авторам такой записки – да никогда!

Он подсел к нам, положив скрипочку на колени, и, морщась от сигаретного дыма, внимательно всмотрелся в наши лица. И понятно, что наш разговор сразу же коснулся судьбы Антонио Сальери.

– Он оболган, это трагедия!.. – шептал, склоняя лицо к скрипке и странно улыбаясь, Сашка. – Вот эта мелодия, вы говорите, как у

Моцарта… но, во первых, основные свои сочинения Сальери сочинил до близкого знакомства с ним, а во вторых, эта мелодия по ритмике близка славянской колыбельной… Моцарт ее только утрировал, а

Сальери развил… более того, у Россини я где-то слышал нечто подобное… А в третьих, в пятых – о чем мы говорим?! Возьмите

Дунаевского – половина песен сразу же напоминают те или иные конструкции из Масканьи или Беллини… А в шестых, господа, трагедия

Сальери в том, что он оказался в одно время рядом с Моцартом и, как никто оценив его гений, был морально раздавлен. Если бы он был бездарный подонок, то веселился бы, как дурак, ибо чего еще надо – главный композитор при дворе!.. а он мучился, он сам перестал писать музыку, а если что и сочинял, то это было куда более убого, чем до встречи… А народ не любит проигравших, тем более тех, у кого на морде написано, что он проиграл. Да еще и хоронить пошел, единственный из императорской знати… "Конечно, отравил! Конечно, сволочь! Конечно, анафема ему!.."